Жаркий август

– Труп свежий?

– Не думаю. Даже скорее исключаю. Мне тут пришлось возиться с этим бедолагой Калларой, который его обнаружил, так что сам труп я видел мельком.

– Значит, это тот самый адрес, по которому я посылал пожарных?

– Он самый. Марина-ди-Монтереале, местечко Пиццо, последний дом по грунтовке. Возьми с собой кого-нибудь. И извести прокурора, криминалистов и доктора Паскуано, а то мне неохота.

– Сейчас буду, комиссар.



Приехав вместе с Галлуццо, Фацио натянул перчатки и спросил у Монтальбано:

– Я спущусь посмотреть?

Комиссар сидел на террасе в шезлонге и любовался закатом.

– Конечно. Смотри не наследи.

– А вы что, не пойдете?

– А что мне там делать?



Через полчаса начался традиционный кавардак.

Первыми прибыли криминалисты, но, поскольку в подземной гостиной было не видать даже пресловутого хрена, еще полчаса они убили на то, чтобы подвести туда свет.

Затем на машине скорой помощи подъехал доктор Паскуано со своими трупорезами. Мгновенно смекнув, что до него очередь дойдет не скоро, он подтащил шезлонг, улегся рядом с комиссаром и прикорнул.

Еще через часок, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, явился один из криминалистов и разбудил Паскуано вопросом:

– Доктор, поскольку тело упаковано, что будем делать?

– Распаковывать, – последовал лаконичный ответ.

– Да, но кто распакует – мы или вы?

– Уж лучше я, – вздохнул Паскуано, поднимаясь.

– Фацио! – позвал Монтальбано.

– Слушаю, комиссар.

– Томмазео приехал?

– Нет, комиссар, он звонил и сказал, что приедет через час, не раньше.

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Не-а.

– Съезжу-ка я поем, а потом вернусь. Сдается мне, что это надолго.

Проходя через гостиную, он увидел Каллару, который так и лежал на диване. Ему стало жаль беднягу.

– Пойдемте, я подброшу вас до Вигаты. Я сам расскажу Томмазео, как было дело.

– Спасибо! Спасибо! – воскликнул Каллара, возвращая ему плед.



Он высадил синьора Каллару у дверей уже закрытого агентства.

– Только, ради бога, не говорите никому про этот труп.

– Дорогой комиссар, я весь горю, температура под сорок. Дышать и то тяжко, куда уж там говорить!

Поход к Энцо отнял бы слишком много времени, поэтому Монтальбано направился в Маринеллу.

В холодильнике отыскалось внушительных размеров блюдо с овощным рагу, знаменитой капонатой, и большой кусок рагузанского качокавалло. Про свежий хлеб Аделина тоже не забыла. Есть хотелось до рези в глазах.

Добрый час ушел на то, чтобы прикончить снедь, запив ее полбутылкой вина. Потом он умылся, сел в машину и отправился в Пиццо.




Не успел он подъехать, как навстречу выскочил прокурор Томмазео, вышедший прохладиться.

– Похоже на преступление на сексуальной почве!

Глаза так и горят, голос чуть ли не ликующий. Такой уж он, прокурор Томмазео: кого бы ни почикали от похоти или из ревности, любое преступление с альковной подоплекой ему как бальзам на душу. Монтальбано давно убедился, что это чистейшей воды маньяк, пусть даже до дела у него так и не дошло.

Перед любой допрашиваемой красоткой он истекал слюной, как улитка слизью, однако ни в связях, ни даже в дружбе с женщинами замечен не был.

– Доктор Паскуано еще там?

– Да.

На нижнем этаже было не продохнуть. Очень уж много народу ходило туда-сюда, очень уж сильно жарили два прожектора, повешенные тут криминалистами. И без того спертый воздух стал еще более спертым, только провонял вдобавок по́том, и теперь уже нос без труда улавливал трупный запах.

Что и неудивительно, поскольку труп извлекли из сундука и с горем пополам распаковали: кое-где на коже так и остались куски пленки, видимо, спаявшиеся с ней воедино. Голый, как есть, труп переложили на носилки, и доктор Паскуано, чертыхаясь, заканчивал осмотр. Монтальбано понял, что для вопросов момент неподходящий.

– Позовите мне прокурора! – скомандовал внезапно доктор.

Явился Томмазео.

– Послушайте, я не могу тут дальше продолжать – слишком жарко, он на глазах разлагается. Можем мы его увезти?

Томмазео посмотрел вопросительно на шефа криминалистов.

– Не возражаю, – сказал Аркуа.

Ванни Аркуа и Монтальбано друг друга категорически не переваривали. Они даже не здоровались, а разговаривали лишь в случае суровой необходимости.

– Тогда уносите труп и опечатайте окно, – распорядился Томмазео.

Паскуано взглянул на Монтальбано. Комиссар, не сказав ни слова, вернулся наверх, достал из холодильника еще бутылку пива из запасов Гвидо и расположился на террасе все в том же шезлонге. Слышно было, как отъезжали машины.

Через какое-то время появился доктор Паскуано и уселся на прежнее место.

– Раз уж вы тут так освоились, можно и мне пивка?

По дороге на кухню он наткнулся на Фацио и Галлуццо.

– Комиссар, мы уже можем ехать?

– Конечно. Вот, держи бумажку. Это номер телефона некоего подрядчика Микеле Спиталери. Позвони ему прямо сейчас, разыщи обязательно и скажи, что завтра утром, ровно в девять, я его жду в отделении. Спокойной ночи.

Он отнес Паскуано холодного пива и рассказал, как и откуда этот дом ему знаком. Потом добавил:

– Доктор, вечер уж слишком хорош, чтобы стоять у вас над душой. Скажите сами, ответите вы мне на несколько вопросов или нет.

– На четыре-пять, не больше.

– Вам удалось установить возраст?

– Да. Лет пятнадцать или шестнадцать. Это раз.

– Томмазео сказал, что убийство совершено на сексуальной почве.

– Томмазео – похотливый козел. Это два.

– Как два?! Это был не вопрос! Не передергивайте! Второго вопроса пока не было!

– Ну ладно.

– Второй вопрос: ее изнасиловали?

– Не могу пока сказать. Возможно, не скажу и после вскрытия. Но предполагаю, что да.

– Третий: как ее убили?

– Перерезали горло.

– Четвертый: насколько давно?

– Лет пять-шесть назад. Тело хорошо сохранилось, потому что его хорошо упаковали.