Земля предков

– Да. Знаю, ты их не любишь, но он – мой человек… И мой друг. Если ты принимаешь меня, то и моих людей – тоже.

– Это понятно, – кивнул конунг. – Но отвечаешь за него ты!

– Это тоже понятно… Конунг! – Я наконец задал вопрос, который давно меня мучил: – Кто еще выжил?.. Из наших?

– Немногие, – вздохнул Хрёрек. – Только те, кто шел со мной на «Соколе».

– Ольбард? Трувор? Руад? Рулаф? – начал перечислять я.

– Живы, – успокоил меня Хрёрек. – Варяги все живы. И Витмид, и Руад с Рулафом…

Хрёрек перечислял живых и тех, кто погиб, и я понимал, как мало осталось у него людей после той битвы. Многих убитых я не знал: это были те, кого конунг набрал позже, после похода на франков. Зато каждый знакомый среди выживших – радовал. Уцелели и Оспак Парус, и Витмид, хускарл, с которым меня вместе принимали в дружину… Но погибших было намного больше. Если сравнить с моими собственными потерями, то пропорция, в общем, такая же. Радует, что уцелели варяги. Ближе них у меня в дружине Хрёрека никого не было. Ну разве что Медвежонок со Стюрмиром, но они и сейчас со мной.

– А где они сейчас, варяги? – спросил я.

– На Нево ушли. Там, весть пришла, озорует кто-то.

– Уж не о нас ли? – поинтересовался я.

– Нет. Кто-то чудинов наших пограбил. Не из северных людей, поближе.

– У меня в добыче и чудин есть, – сообщил я. – Медвежонка обнести вздумал – и попался.

Конунг хмыкнул.

– Я его тебе подарю, – пообещал я. – А там уж сам разбирайся, тот это чудин или нет.

Хрёрек поглядел на меня пристально:

– У тебя не только имя изменилось, Ульф Свити, – сказал он.

– Да, – согласился я. – Многое было.

Говорить не хотелось. Зачем омрачать встречу?

Конунг хотел еще что-то, но тут в покои ввалился паренек и сообщил, что стол накрыт.

– Княгиню звать? – спросил он.

– Зови, – разрешил Хрёрек.

– Это и есть тот праздник, на который мы опоздали? – спросил я.

– Невелик праздник, если жених не то что невесту, а полный рог поднять не может, – буркнул Хрёрек. И я воздержался от дальнейших расспросов.



За накрытым столом сидело семеро мужчин боевого вида. Двоих я знал: Сигвада и еще одного, но не помнил, как его зовут. Остальных видел впервые. Семеро мужчин и одна женщина. Когда конунг вошел, мужчины встали. Женщина осталась сидеть.

Шумной толпой ввалились мои, возглавляемые Харрой.

Начался процесс представления.

Я начал с Хавгрима Палицы. Объявил его как хольда с правом на две доли.

Хрёрек смотрел на него так долго, что даже я пару раз сморгнул. Хавгрим даже веком не дрогнул.

– Берсерк, – наконец проворчал Хрёрек. – Ульф за тебя поручился.

– Если надо – я тоже за него поручусь, – гулко, как из бочки, бухнул Палица.

Хрёрек не понял. Насчет моего Волка он был не в курсе.

– Добро.

Что такого компрометирующего пытался высмотреть в глазах Хавгрима конунг, я понятия не имел. Но, видать, не высмотрел.

– Мой сын, – представил я Вихорька. – Ты, конунг, уже с ним знаком, но вряд ли вспомнишь.

Хрёрек прищурился… и выдал:

– Пастушок?


– Точно в око! – засмеялся Медвежонок.

– Воин! – одобрил Хрёрек. И спросил по-словенски: – Отроком ко мне пойдешь?

Вихорёк вопросительно поглядел на меня.

– Отрок – это наш дрёнг? – уточнил я.

– Вроде того.

– У меня он – хускарл.

Тут я серьёзно преувеличил, но почему бы не отжать для сына лучшие условия?

– Проверим, – серьезно ответил Хрёрек. – А эти молодые? – Он показал на Хавура и Тови.

– Дренги мои.

– Проверим.

– Меня тоже проверишь, конунг? – поинтересовался Гуннар Гагара.

– Как-то ты отощал, норег, – ухмыльнулся Хрёрек. – Кормит тебя плохо Ульф-хёвдинг?

– Если ты о мясе, то да, не очень кормит, – в свою очередь ухмыльнулся мой норег. – Всё больше злато да серебро.

– Был у меня родич, – сказал Хрёрек, – тоже из Инглингов, и тоже норег, как ты. Хальфдан-конунг. Его так и звали: Щедрый На Золото И Скупой На Еду. Раньше ничего такого я за тобой не замечал, Ульф Хвити.

– Это не я, – тут же ускользнул я от ответственности. – Провиантом ведает мой брат.

– Этот норег просто слишком много жрет! – заявил Свартхёвди. – Зря, что ли, его Гагарой зовут!

– Стюрмир!

– Конунг!

Они обнялись.

Не удивительно. Когда я пришел к Хрёреку, тот именно Стюрмиру поручил проверить, чего я стою. И Стюрмир уже тогда был хускарлом. Не в один вик они с Хрёреком ходили вместе.

– А это, – сказал я, – мой хускарл и скальд Тьёдар Певец. Хороший воин, но сразу предупреждаю: если он еще раз исполнит при мне драпу о Волке и Медведе, я могу его убить!

– Пой, Тьёдар, не бойся! – тут же заявил Медвежонок. – Я подержу брата, пока ты споешь, и еще немного, чтобы ты успел отбежать подальше. Бегает мой брат скверно, так что вряд ли догонит. Этой драпой, – пояснил конунгу побратим, – певец когда-то купил жизнь. Свою. У меня.

– Тогда я непременно желаю ее выслушать! – заявил Хрёрек. – Это должно быть что-то особенное, ведь, насколько я помню, раньше ты стихами не интересовался.

– Так раньше про меня никто стихов и не сочинял! – парировал Медвежонок.

Остались еще Скиди и отец Бернар, но последний со мной на службу конунгу не записывался. Он – сам по себе, на нашем внутреннем довольствии, а двух «цветных» братьев я оставил на кораблях. Заодно и за трэлями присмотреть, в чем им должны были помочь Быська и Квашак.

Пленного лопоухого воришку приволокли с собой. Предъявили Хрёреку. Тот в очередной раз подтвердил свои знания полиглота: заговорил с лопоухим на его языке, выслушал сбивчивый рассказ, рявкнул строго и указал на меня. Лопоухий сник, а конунг сообщил уже по-словенски:

– Он – чудин. Вину свою признал полностью. Просит отпустить под честное слово за выкупом. Я бы отпустил, но решать – тебе.

– Да пусть так бежит, – проявил я щедрость. – Украсть он ничего не смог, а страху и так натерпелся.

– Не пойдет! – отрезал Хрёрек. – Урок должен быть. Ты теперь – мой, значит, я сам назначу выкуп, и пусть отправляется. Они – люди честные по-своему. Вернется и принесет.

Перевел лопоухому. Тот засиял от счастья, бухнулся на колени, стукнул лбом об пол, потом вскочил и умчался.

– А это – жена моя Светозара Гостомысловна, – наконец-то представил конунг восседавшую во главе стола женщину.

Светозара красотой не блистала, но была вполне миловидна. Насколько можно было судить, учитывая нацепленную на нее одежду и украшения, а также гигантский головной убор, в котором была сделана небольшая прорезь для румяного личика.

Я с подобающими жестами поднес ей отрез ткани, предназначенный для Гостомысловой родни. А вот кинжал пока приберег. И не зря. Не успели мы опрокинуть и пары чаш, как в наш уютный мир ворвался Гостомысл. Со свитой.

За те три с хвостиком года, что я его не видел, князь Ладожский заметно поседел и обрюзг. Судя по нездоровой желтизне, его мучила какая-то внутренняя болезнь. Но голос у князя был по-прежнему зычный.

– Что это за люди? – крикнул он прямо с порога.

Как невежливо, однако. Но Хрёрек и бровью не повел.

– Прошу за стол, отец, – произнес он вполне добродушно. – Подними с нами чару, и я представлю тебе моих людей. Да ты, может, и сам вспомнишь. Кое-кто из них не раз бывал у тебя в гостях.

Гостомысл, насупясь, оглядел нас, зацепился за Стюрмира, потом за Медвежонка… Меня он не помнил.