Заклятая невеста

– Остальные приходят, смотрят на меня как на волшебное дерево: Арка то, Арка се, и никто даже не представляет, каково это – быть бессловесной исполнительницей желаний. Смотреть на их детенышей, которых они приносят, чтобы дать им имя, или соединять их узами брака… Хотя про брак в последнее время все забыли, таскаются, только чтобы попросить их защитить и спасти. Мы не хотим умирать, мы не хотим умирать, а Пустота меня бы, между прочим, тоже не пощадила. Кого-то это волновало? Нет!

Поскольку сидела я хорошо, решила, что лучше и дальше так же сидеть. Все-таки надежнее, а то мало ли.

– Вы говорили, что Золтер убил Альхиину, – напомнила я.

– Да он вообще много кого убил.

Не сомневаюсь.

– Отца Ангсимильера, например. Когда тот понял, что смерть Двора Жизни и возникновение Пустоты на его совести. – Изначальная посмотрела мне в глаза. Так глубоко, что я показалась себе не просто голой, а разобранной по косточкам. – Ух, какие чувства. Право слово, давно здесь таких не было.

– Мм… как мне вас называть?

– Эртея.

– Эртея, – сказала я, не сводя глаз с серебристого сияния, вплетающегося в ее волосы, текущего в Арку и расходящегося дальше по лесу. – Вы можете отправить меня домой?

– Ну а что я говорила? – насмешливо поинтересовалась она. – Все приходят сюда с корыстью.

– Аурихэйм – не мой мир. Разумеется, я хочу вернуться.

– Ты в этом настолько уверена? – Эртея прищурилась.

Могу поклясться, что прищурилась, хотя сквозь нее хорошо так просвечивал лес. Погодите-ка!

– Вы говорили, что живые с вами не разговаривают. Почему?

– Потому, что они меня не видят, – пожала плечами Изначальная.

Призрачное платье слегка подхватил ветер, хотя я сомневалась, что такое вообще возможно.

– А я почему вижу?

– Потому, что ты умерла.

Я не успела удивиться, она уже поправилась:

– Умирала. Ненадолго, когда убила Золтера. Ты уже ушла за Грань, и ты бы умерла, разумеется, если бы Ангсимильер Орстрен тебя сюда не принес.

Вот теперь я замолчала надолго. Если можно так выразиться, потому что пару минут я пыталась сформулировать вопрос поточнее, но все же не была уверена, что это – именно то, о чем я хочу спросить.

– То есть вы меня спасли? Вернули… оттуда? И…

– Не совсем так, – мягко произнесла Эртея и почему-то подняла голову. – Тебя спас он. Когда отдал свое бессмертие за то, чтобы ты могла жить.

Если до этой минуты я считала, что во мне не осталось сил удивляться, то сейчас поняла, насколько я ошибалась.

– Как такое возможно?! – выдохнула я.

– Знаю, звучит необычно. – Эртея развела руками. – Особенно в мире элленари, где все привыкли к тому, что магию можно беспрестанно черпать, словно из глубокого колодца. Но в нашем мире тоже есть порядок вещей, и я сама когда-то была прародительницей магии жизни. Проще говоря, самой обычной элленари.

С моих губ сорвался смешок, потому что «самая обычная элленари» звучало примерно как «самая обычная богиня».

– Одной из первых. Я отказалась от бессмертия, чтобы наблюдать за миром из самого его сердца, ушла за Грань, когда поняла, что бабушка Альхиины и прадед Золтера станут достойными преемниками. Собственно, в какой-то степени я стала артефактом.

– Значит, элленари все-таки можно сделать артефактом? – уточнила я.

– А ты весьма прагматичная, – заметила Эртея. – Я тут говорю тебе о том, что тебе спасли жизнь ценой собственной…

– Бессмертие – это все-таки немного другое. Но я так долго была в Аурихэйме той, кто ничего не понимает, что отказаться от твоих ответов сейчас было бы величайшей глупостью с моей стороны. К слову о бессмертии. Как такое возможно?

– Элленари рождаются бессмертными. – Она потянулась, как если бы у нее действительно могла затечь спина. – И если не гибнут в сражениях, не подвергаются казни или не предают своего повелителя, сами выбирают, когда им уйти за Грань. Законы смерти и жизни в Аурихэйме тоже никто не отменял, и, когда ты умерла, Ангсимильер отдал свою жизнь, а точнее, то, что делало его бессмертным, за возможность тебя спасти. Отказавшись от этого, он обрел способность безболезненно лгать, ну и так, по мелочи – думаю, еще возможность чувствовать так же остро, как смертные. Последнее, правда, сомнительный дар. Особенно рядом с тобой.

Эртея задумчиво посмотрела на меня и подвела итог:

– Теперь его смерть станет обычной смертью спустя шесть, семь или восемь ничтожно коротких десятков лет. Но вообще, я бы даже настолько не загадывала, из-за того, что он заварил, ставлю на пару месяцев.

От такого прогноза я задохнулась.

– Ты… вы… о чем ты сейчас говоришь?!

– Ну нет. Ты же не надеешься, что я вот так просто расскажу тебе все? – Она хитро прищурилась. – По-моему, вам давно пора откровенно поговорить. Тем более что он упорно пытается к нам пробиться.


Она снова посмотрела наверх, и я последовала ее примеру. Только сейчас поняла, откуда исходил этот странный звук: шипение и скрежет издавали изумрудные искры, отскакивающие от щита. То, что нас окружает щит, становилось понятно лишь по ним, они вспыхивали – и скатывались по сверкающей поверхности переливающегося под солнцем купола.

– Он пытается построить портал. А ты его не пускаешь.

– Я?!

– Ну не я же, – хмыкнула Эртея. – Зачем мне его не пускать?

Действительно, зачем? Если она одобрила наш союз.

– Кстати, о нашем союзе, – сказала я.

– О чем?

– Вот об этом. – Я вытянула руку, на которой сиял брачный браслет.

Эртея даже не изменила позы, а вот скользнувшая от Арки дымка окутала мое запястье, чтобы мгновением позже от браслета не осталось и следа.

– Иллюзия, – вздохнула она, а я смотрела, как на моей коже проступает узор Золтера.

– Что значит – иллюзия?! Никакого благословения не было?!

– Разумеется, нет. Как я могу тебя благословить, если на твоей руке узор другого мужчины?

– То есть мы с Льером не женаты? И почему на мне до сих пор этот узор, я же не связана с Золтером до самой смерти?!

Вопрос остался без ответа, потому что шипение стало громче. Раздался тонкий звук, нечто среднее между разорвавшейся струной и лопнувшим мыльным пузырем: купол сверкнул на прощанье и исчез. Пространство раскроило знакомое сияние портала, из которого шагнул мой совершенно точно уже не муж. Впрочем, шагнул – это слабо сказано, он ко мне бросился, подхватывая и помогая встать на ноги.

– Все в порядке? Почему ты сидишь на земле?

Вместо ответа я протянула ему руку, на которой больше не горел браслет. Зато узор Золтера полыхал так, словно в зелень плеснули раскаленного металла, и ощущался он в точности так же.

Взгляд Льера стал темным и холодным, закрытым, как когда-то взгляд Золтера.

– Как? – просто спросил он. Голос его прозвучал глухо.

– Арка. – Я кивнула туда, где только что была Эртея. Сейчас о ее присутствии напоминала только легкая серебряная дымка.

Взгляд Льера потемнел еще сильнее.

– Возвращаемся. – Он протянул мне руку.

– Нет, – покачала головой я. – Нет, Льер. Мы никуда не возвращаемся, и я больше не стану играть в твои игры. Мне нужна вся правда. Здесь. И сейчас.





6




Ангсимильер Орстрен

«Мне нужна вся правда», – сказала она.

В эту минуту он понял, что правда – единственный способ ее удержать. Вчера, когда Лавиния бросила ему в лицо обвинения по поводу Золтера, Льер осознал, что уже не может оставаться равнодушным рядом с ней. Больше того, не хочет. То, что эта удивительно сильная женщина в нем разбудила, не поддавалось никаким объяснениям и никакой логике, не напоминало ничто из того, что ему доводилось испытывать ранее. Возможно, это действительно была слабость, но он больше не хотел с ней расставаться. Так же как и с этим странным чувством, которое заставляло чувствовать себя живым и по-настоящему… сильным?

– О чем ты хочешь знать? – спросил он.

– Обо всем. Начни с Золтера. Почему…

– Потому что это был единственный способ отправить тебя домой.

Она непонимающе взглянула на него.

– Переворот готовили долгое время. Временной правительницей Двора должна была стать Ирэя, и вряд ли у меня получилось бы тебя защитить. Даже захоти я тебя в игрушки… – Льер осекся, когда она поморщилась. – Даже если бы я забрал тебя себе, это не гарантировало твоей безопасности. Как бы дико это ни звучало, он единственный, кто мог по-настоящему тебя защитить. Я собирался отправить тебя домой спустя какое-то время. Сразу не мог, это было бы подозрительно, но уже потом, когда «повелитель наигрался», о тебе бы никто не вспомнил.

Лавиния молчала. Ему хотелось, чтобы она сказала хоть что-то, но она молчала, и впервые по ее такому живому лицу невозможно было прочесть истинные чувства. Ее чувства. То, чего Льеру сейчас так отчаянно не хватало.

– Значит, домой, – сказала она, и в эту минуту он подумал, что быть королевой ей действительно идет. Лавиния рождена, чтобы быть королевой: этот разворот плеч и взгляд, в меру жесткий и в то же время отчаянно светлый, какого в Аурихэйме не видели уже давно. – Хорошо. Что изменилось потом?

– Потом была ахантария и та ночь.