Всего лишь сон

Снова.

Она открыла глаза. Перед ней были ее руки, лежащие на руле ее автомобиля, которым Меган давно не пользовалась. Она не любила водить машину, и хотя считала себя достаточно уверенной в себе личностью с серьезным подходом к жизни, все же боялась, что однажды ей не хватит быстроты реакции для своевременного реагирования на дороге в экстренной ситуации.

Но она сидела за рулем. «Еще один сон», – обозлившись, подумала она. На ней был кожаный пиджак бардового, почти к коричневого, цвета, черные брюки и ботинки. Двигатель работал. Меган стала выглядывать из окон машины, чтобы понять, где она находится, но это место не было ей знакомым. Заглушив двигатель, она вытащила ключ и вышла из машины, ощутив чувство приятной ностальгии и успев подумать: «Когда проснусь, обязательно заберу машину со стоянки».

Это был въезд на небольшой мост, проходящий над широкой железнодорожной развилкой. Было темно. Внизу бесконечное переплетение металлических артерий железной дороги вызывали головокружение, стоило только посмотреть на них с высоты. Меган чувствовала, что впереди кто-то есть, но ей было не страшно: вся паника и страх остались в прошлом полусне, а на этом этапе пока еще никакие другие чувства, кроме любопытства, ею не овладели. Опасности не было – она знала. Но она знала, что и в безопасности быть уверенной никогда нельзя, особенно, если под тобой железная дорога.

Там стояла женщина. Она облокотилась на ограждения, смотрела вниз и тихо хлюпала носом.

– Вам помочь? – спросила Меган.

Женщина испуганно обернулась: она явно не ожидала кого-то здесь увидеть.

– Я просто…

– Что произошло? – спросила Меган.

– С чего вы взяли что у меня что-то произошло? – переспросила женщина. Меган удалось ее немного разглядеть: ей было до сорока лет, светлые волосы, небрежно собранные в хвост, опухший от слез красный нос, который то и дело хлюпал, не давая соплям, смешанным со слезами, вытечь на верхнюю губу.

– Даже не знаю, – улыбнулась Меган, – может, я сделала вывод, исходя из вашего состояния?

– Я просто прогуливаюсь.

– Хорошо, хорошо. Я поняла, – сказала Меган, уже продумывая дальнейшую речь, как и подобает хорошему психологу, но потом решила послать куда подальше все свои психологические знания и «включить» в себе обычный, человеческий режим. – Послушайте, мы незнакомы. И мне должно быть абсолютно плевать, что у вас случилось, но так оказалось, что я сейчас здесь и скорее всего, я действительно здесь, – Меган оглянулась по сторонам. – Так что давайте, выкладывайте, что вас заставило прийти сюда в такое время ночи. Уж точно не любоваться этим серым пейзажем загородной грязи. Я даже не знаю, где мы находимся, но я хочу помочь, хотя бы потому, что время у меня есть, а чем еще заняться в этом месте – я пока не придумала.

Женщина удивленно слушала незнакомку. Часть ее хотела послать ко всем чертям эту нахалку, но часть все же отчаянно желала найти в ней близкую подругу-утешительницу, которой можно залить слезами все плечо.

– Моя дочь, – сказала наконец она, – ушла.

– Всего-то? – Меган приподняла от удивления левую бровь, облокотилась на капот своей машины и сложила руки в замок.

– Я воспитываю ее одна, – поток изливающейся исповеди наконец набирал силу, чтобы обрушиться на Меган. Она не была против. – Я все для нее делала, – продолжила женщина, отойдя на пару шагов от ограждения, – я допоздна работаю, отказываю себе во всем, чтобы обеспечить ее. Ей всего двенадцать… Она всегда выглядит аккуратно и опрятно, у нее лучшая одежда, я слежу за ее питанием и здоровьем. У нее есть все. Но неделю назад она ушла жить к моей матери, которая не только ее поддерживает в этом решении, но и настраивает против меня. Я выждала два дня, но, когда я приехала к ним, дочь, стоя за спиной своей бабушки, кричала, глядя мне в глаза, что она меня ненавидит, что я испортила ей всю жизнь, что она больше не хочет жить со мной, потому что не любит меня. Она называла меня такими злыми и грубыми словами, которые, словно нож, впивались мне в сердце. Только не со стороны груди, а в спину, потому что такое предательство от самых близких мне людей я расцениваю не иначе, как удар ножом в спину. Мне было очень больно. Я пыталась отвлечься, успокоиться, но ничего не выходило. Силой забирать я ее не хочу, да и не смогу. Надеяться и ждать, что она поумнеет и вернется… А если нет? Я прощу ее, безусловно, я прощу. Но забуду ли? Это так больно… У вас есть дети?

– Нет, – тихо ответила Меган.

Но сказать она хотела совсем другое. Как психолог, она должна объяснить этой женщине, что подростковый возраст, в который вступает ее дочь – это сложный этап, к тому же, вероятнее всего, здесь присутствует психологическая зависимость самой этой молодой женщины от ее матери, которая, в свою очередь, теряя контроль над взрослой дочерью решила взяться за свою внучку, еще не осознающую, что бабушкина чрезмерная забота – вовсе не забота, а самореализация своих лидерских желаний и не растраченная материнская энергия, отсутствие уверенности в себе и своей значимости, ведь стремление к тотальному контролю своих близких чаще всего возникает у тех, кто сам себя не реализовал в этой жизни, ничего не добился, кроме как умение держать в страхе неподчинения родных. Меган могла бы объяснить, что, скорее всего, девочка-подросток, ходячий закипающий гормональный гейзер, который вот-вот вырвется наружу, скоро не просто сама порвет отношения с властной бабушкой, но еще и устроит ей скандал похлеще, чем устроила матери, ведь манеру командовать она теперь начнет списывать со своей сердобольной бабули, после чего вернется к маме.

Меган бы могла, но не стала.

– Я вас понимаю, – сказала она, – хорошо понимаю. Правда, детей у меня нет. Но, поверьте, я немного знаю о том, как устроена психология подростков. К тому же я тоже была девочкой-подростком. Нет, из дома я не уходила. Но все еще можно обернуть в лучшую для вас сторону. Поймите, она ждет. Она ждет, когда вы придете к ней и начнете умолять ее вернуться домой, говорить, как вам плохо без нее, как не можете спать, как давит грудь в области сердца (Меган вспомнила свои приступы тревоги). Но тогда она победит. Нет, не ваша дочь. Ваша мать одержит победу. Она будет с довольной ухмылкой снова стоять за спиной вашей дочери, потешая свое самолюбие за то, что у нее в очередной раз получилось установить свои правила над вами обоими. О, да, общество учит нас ценить семью, превозносить семейные отношения поверх своих личных потребностей. Бла-бла-бла… Знаете, что? – Да пошло оно все! Наша жизнь – это не сон, это куда хуже. Монстры во сне хотят нас поглотить, монстры в жизни хотят получить над нами контроль. О, да, простите, но я имею наглость назвать вашу мать монстром. Дочка – глупая девчонка, которая решила поиграть с вашими чувствами в силу недопонимания, к каким последствиям это может привести. Но вот ваша мать, которая не просто потакает капризному подростку, а является ее куратором – вот настоящий монстр. И вы не совершите преступления, если оборвете с ней связь. Перережьте, наконец эту сорокалетнюю пуповину, которая болтается за вами на километры. От нее уже несет гнилью!

Женщина внимательно слушала Меган, которая давно уже не говорила тихо и спокойно.

– Дочка вернется. Сама. Я уверена. Не падайте ей в ноги, радуясь, что она снизошла к вам. Вы – мать. Она – ребенок. Она должна уметь уважать мать. Любовь, поцелуи перед сном и бантики в детском саду – это все ерунда. Она должна именно уважать. А для этого научитесь уважать себя. Возьмите отпуск, купите себе кучу новых, дорогих шмоток. Себе, не дочке, как бы не хотелось! Найдите номер телефона старой подруги, сходите в клуб, оторвитесь там на полную. Когда дочь увидит, что мама занята не только тем, что подтирает ей зад, а еще любит и уважает себя, она будет вынуждена признать, что ее мама – крутая тетка. Намного круче мам одноклассниц и уже куда влиятельнее, чем бабушка. Уяснила?

– Кажется, да, – ошарашенная, но уже с побледневшим носом женщина закивала головой.

– Мне пора просыпаться, – сказала Меган. – Завтра с утра придется впаривать грамотную, психологическую чушь своим студентам. Но мы то знаем, что на самом деле нужно поступать не так, как учат книжки, верно?

– Спасибо, – ответила та.

– Не бойся матери. А для дочери это будет уроком. Люби себя, правда! – Меган мило улыбнулась. Ей захотелось обнять эту женщину, которая под конец длинного монолога стала ей словно родной, но она умело сдержала в себе проявление чувств. Как и всегда. Она-то и Люси редко обнимала. С чего ей обниматься с незнакомой ей дурочкой, которая не может завоевать доверие собственного ребенка? Но, садясь в машину, Меган попыталась поставить на ее место себя. Нет, ей не понять, что чувствовало материнское сердце в момент, когда родной ребенок говорил в лицо матери гадости, но она понимала и чувствовала, что этой женщине очень больно. А Меган ей помогла. Она надеялась, что помогла, а не навредила. По крайней мере, подходить слишком близко к изгороди моста той уже не хотелось.

– Хороший сон, – сказала Меган, глядя на свое отражение в зеркале заднего вида, завела машину, надавила на газ и проснулась. По-настоящему проснулась – прозвенел будильник.





Глава 9




Инициалы были нацарапаны на скамейке. Меган улыбнулась, осмотрелась вокруг: словно прохожие могли знать, что она к этому причастна, и сейчас станут ей высказывать свое недовольство по поводу порчи городского имущества. Но никто не знал этого кроме двух человек.

Она вспомнила ту женщину с моста. Почему она ей приснилась? Почему ей снилась маленькая девочка, которую зовут Анна и которую Меган приходилось будить от их общего кошмара? Почему ей снятся незнакомые ей люди, на которых она может хорошо или плохо повлиять?

Николас предложил не копаться в себе, а смириться со своими способностями. Меган решила, что он прав. Она еще не знала, почему так доверяла ему, но все же доверяла. И это казалось ей странным: Николас во сне всегда представал перед ней молодым парнем, не старше ее студентов, но она-то знала, что, если верить его словам, на самом деле он был старше, однако его юная внешность не вызывала в ней некие материнские чувства, как это бывает в парах, в которых женщина старше своего партнера. Совсем наоборот. Ей хотелось слушать его, ей хотелось доверять ему, прислушиваться к его советам. Ей хотелось быть рядом.

Меган пугали такие чувства, но они и поглощали ее, и с этим она ничего не могла поделать. Даже закрадывалось сомнение: сильная ли она личность, раз, хоть и впервые, хочет от кого-то зависеть.




Ночных сеансов «ужасов» не было, транслировались рядовые, скучные, второсортные и бессюжетные «фильмы». Бугимен, как решила называть монстра из своих снов Меган, пока не приходил к ней, но и Николас тоже. Она хотела не видеть взаимосвязи между этим, но не могла. За предстоящее удовольствие от встречи с Ником ей почти всегда приходилось платить страхом перед неведомым ей чудовищем.

Дважды Меган приходила к той скамейке, чтобы удостовериться, что это был не просто сон, а сплетение двух измерений: измерения привычного всем людям и ее личного измерения, измерения М.

На третий раз она, убедившись, что ее никто не видит, нацарапала заранее принесенным с собой карманным ножом знак вопроса рядом с инициалами.

В ту ночь ей приснилось, что ее мама заболела. Утром Меган сразу же после пробуждения позвонила ей, и конечно же мама пожаловалась на легкое недомогание. «Ничего серьезного», – сказала она Меган, и та постаралась поверить.

Это был выходной день, так что после того, как мать положила трубку, Меган набрала Люси, предложив ей встретиться в «том уютном кафе в парке», и Люси без раздумий согласилась. Находясь в кафе, Меган снова постоянно оборачивалась, но Люси старалась не обращать на это внимания.

– Знаешь, – сказала она, – ты мне недавно снилась.

На эти слова Меган отреагировала достаточно резко: в момент все ее внимание приковала к себе подруга, что сидела напротив.

– Да? – Меган безуспешно старалась не выдавать повышенного интереса. – И что было в этом сне?

– Не поверишь, но мне приснилось, что у тебя родилась дочь, – ответила Люси.

– Ого, ничего себе, – Меган нервно сделала глоток кофе, – приснится же такое…

Про себя она отметила, как хорошо то, что этот сон приснился Люси в одностороннем порядке: Меган такого сна не припоминала. И наверняка приснись ей такое, она уж точно заметила бы последствия. И скорее всего с ними сейчас рядом была бы маленькая девочка.

По телу пробежали мурашки.

– Необычный сон, – сказала Люси, – никогда не представляла тебя в роли матери.

– Правда? – Меган улыбнулась. На самом деле она тоже не видела себя в этой роли, но знала свой не большой секрет о том, что на одном из глубинных уровней ее необычного подсознания в комнате под большим, ржавым замком сидит маленькая женщина в цветастом платье, у которой волосы намотаны на огромные бигуди, которая мечтает об уютном загородном доме, любящем муже и парочке детишек, которые будут похожи на своих родителей. Но замок от той двери, за которой ждет своего несбыточного часа маленькая женщина, Меган не просто не хранила, она думала, что уничтожила его навсегда. И лишь слабый стук из-за той двери ей иногда напоминал о том, чего требует женская генетическая память.

– Не обижайся, но я же знаю, что ты любишь быть одна. Вернее, ты не любишь быть рядом с кем-то. Даже, насколько я понимаю, наши встречи не всегда приносят тебе удовольствие.

– Не говори так, – ответила Меган.

– Все нормально, – продолжила Люси, – я тебя не виню. Это же естественные вещи. Ты не виновата в том, что тебе комфортно лишь тогда, когда никого нет рядом. Я, как твоя подруга и твой психолог, не могу принуждать тебя делать то, что негативно скажется на твоем психическом здоровье, поэтому, если ты нуждаешься в одиночестве и стараешься чаще бывать одна, это хорошо. Пускай так и будет.

– Но почему, зная это, ты продолжаешь общение со мной? – Меган мило улыбнулась подруге, показывая, что благодарна ей за понимание.

– А это уже забота о моем психическом здоровье, – с улыбкой ответила Люси, – потому что я, в отличии от тебя, заряжаюсь энергией от посещений людных мест и подобных встреч с тобой.

– Кстати, о людных местах, – ответила Меган, – не хочешь прогуляться по парку?

И тут у нее была конкретная цель. Конечно же она спешила к скамейке, чтобы увидеть то, что ожидала увидеть: восклицательный знак возле недавно выцарапанного ею знака вопроса. И да, знак «!» был нацарапан. Меган улыбнулась.

– Что тебя так развеселило? – спросила Люси.

– Задумалась о твоем сне про меня, – ответила Меган. И она не обманула: почему-то, увидев восклицательный знак, она подумала именно о том, что приснилось ее подруге.

– Как насчет загадочного бойфренда? Есть что рассказать?

– Пока нет, – Меган продолжала улыбаться, – но я работаю над этим.

– Это уже что-то, – ответила Люси. – Мне нравится твоя улыбка. Правда, мы так погрязли во взрослой жизни, что даже не улыбаемся друг другу. Неужели для этого мы взрослели, получали образование, искали престижную работу: чтобы потом даже не улыбаться?

– Ты сейчас говоришь, как психолог?

– Нет! – Люси буквально светилась от счастья. – Забудь! Психология – это работа, а работу следует оставлять на работе. Водитель автобуса по своему дому ходит пешком, так зачем нам вне рабочего места продолжать работать?

– Ох, Лу, – Меган взяла подругу за руки, – спасибо тебе за то, что ты есть!



Она думала о той скамье, она хотела «проснуться» там, когда заснет. Страха не было, лишь надежда. Меган жалела, что свое проклятие не могла обернуть в дар: научиться управлять своими сновидениями, контролировать и выбирать их. Но она осознавала то, что присутствие собственного здравого разума в ее «измерении» – уже подарок судьбы, если вообще ко всему происходящему была каким-то образом причастна судьба. Больше все это напоминало недоброе пожелание злой крестной феи в сказке о спящей красавице. И, кто знает, может Меган еще не достигла своих «шестнадцати лет», и ее веретено все еще ее дожидается.



Нет. Это было не кафе. И даже не скамейка в парке. Это снова был тот лес. Да, определенно Меган уже бывала здесь, но тогда была ночь. Сейчас же над ней светило солнце, и общая картина не вызывала бы чувства враждебности, если бы не этот гнилостный, смертельный запах, чьи зловонные пары тут же пропитали кожу и одежду Меган. На ней снова была лишь ночная рубашка: шелковое платьице цвета слоновой кости на тонких бретелях, немного не доходившее до колен. Хотя она и жила одна, она все же предпочитала ложиться в постель в красивом нижнем белье. Исключительно ради собственного эстетического удовольствия.

Мысли наполнили спящую голову: как далека опасность? где на этот раз окажется «выход»? удастся ли его найти? в какую сторону стоит направиться? имеется ли вообще здесь выбор направления, или же в каждой стороне ее ждет один и тот же пейзаж? как далеко текстуры этого измерения расписали карту данной местности?

Ждет ли ее Николас?

Своего личного монстра, бугимена, который обитал в этой части ее сознания, Меган не слышала. Лишь чуяла его вонь. Шелестели листья высоких деревьев, среди которых щебетали птицы. «Интересно, – подумала Меган, – эти птицы реальны? Или они существуют только в моем сне? А если на самом деле они сейчас мирно спят, сидя на электропроводе где-то на другом конце света? А может быть, они жили тысячи лет назад?»

Хихикнув со своих глупых предположений, Меган зашагала вперед. Если бы не вездесущее зловоние, эту прогулку можно было бы назвать приятной. Земля была сухой, грязи не было, босые ноги иногда кололи высохшие травинки. Меган просто шла. Если вдруг сейчас ее встретил бы случайный прохожий, каковых, разумеется, в лесу не найти, она бы сказала ему, что направляется в кафе на свидание. «Любезный, вы не подскажете дорогу? Что-то я заплутала в лабиринте своего сознания. Что вы говорите? Свидание следует проводить не здесь, а в реальной жизни? Ах, да, вы правы, но, видите ли, я немного нелюдима, и общаюсь с людьми только по принуждению или во сне. Принудить к реальному свиданию себя я пока не решилась, а во сне слегка ошиблась с маршрутом. Ну, что ж, спасибо уже на том, что не крутите пальцем у виска. Жаль, что вы не существуете на самом деле, а если и существуете, то мы не знакомы. Или не жаль… Только прошу вас ограничиться этой встречей, не стоит на утро оказываться в моей квартире. Спасибо за понимание, извините, что украла у вас время. Топайте дальше. Это же лес – здесь может бродить, кто захочет. Всего доброго».