Все случилось на Джеллико-роуд

Джуд снова скользнул взглядом к Нани, которая встала, ожидая объяснений.

— Что слышал, Фитц? — переспросил он, ничего не понимая. Увы, Фитц снова молча полез на дерево.

— Нет, оставайся внизу, Фитц!

Но тот уже забрался на ветку, где ждал Джуд. У него на лбу была кровь — видимо, поцарапался о дно.

— Я вернулся, — прошептал Фитц. — Я вернулся, Джуд.

— Куда вернулся?

— За пятой банкой, — ответил он. — Той, по которой я промазал. Бам-бам-бам-бам! Только пятая осталась там! — Фитц рассмеялся своим обычным безумным смехом. — Почти стишок вышел.

У Джуда внутри все застыло.

— Что ты такое говоришь, Фитц?

— А когда я уходил, то услышал, как что-то упало в воду, и подумал, что, наверное, подбил охрененно большую птицу. Я поискал, но ничего не увидел.

— Фитц? О чем ты?

— Хочешь послушать, какой был звук?

Джуд рванулся, пытаясь поймать его, прежде чем тот прыгнет, но не успел. Нани стояла внизу, запрокинув голову. Джуд начал спускаться.

— Когда он перестанет? — тихо спросила Нани через какое-то время.

Джуд промолчал.

— Сделай что-нибудь, Джуд. Скажи, чтобы он перестал, — взмолилась Нани.

— Не могу. Пойдем домой.

Нани покачала головой.

— Нет у меня дома.

И они остались. Уехали водолазы. Фотокорреспонденты собрали оборудование и исчезли. Кадеты, горожане и школьники пошли по домам, а они все сидели.

Сидели и смотрели на Фитца. Как он прыгал с ветки. Выбирался на берег. Залезал на дерево. Прыгал. И снова, и снова. Десять раз, пятнадцать. Невыносимо было слушать его стоны и всхлипы, когда он выбирался из воды. Джуд понял, что тоже плачет. Он еще никогда не испытывал такой боли. Но потом Нани встала, шагнула в реку и подошла к Фитцу, который без сил лежал на мели. Она принялась изо всех сил тянуть его за мокрую одежду, с трудом передвигая немалый вес. Затем подошел Джуд и помог обоим выбраться на берег, где Нани обняла Фитца, покачиваясь из стороны в сторону.

— Тс-с, Фитц. Тише.

Он крупно задрожал, но Нани прижала его к себе.

— Нани, — всхлипнул он, — мне так жаль. Так жаль.

— Тише, Фитц.

— Прости меня, пожалуйста. Прости. Прости. Прости. Прости. — Слова выливались из него, пропитанные слезами, слизью, слюной и кровью, Нани продолжала покачиваться вместе с ним, а Джуд обнимал их обоих.

И в этот момент ему пришла в голову мысль, которую он так и не смог потом себе простить. Он пожалел о том, что встретился с ними.



Когда мне было четырнадцать лет, я познакомилась с Отшельником, который жил на краю участка в самом конце Джеллико-роуд. Еще до того, как мы встретились, я чувствовала на себе его взгляд. Иногда я спрашивала, кто там, но ответа не было. Однако в тот день он оказался прямо передо мной. Я взглянула в его глаза и увидела искреннюю любовь. Не сдержанную, как в глазах Ханны, и не безумную и хаотичную, как в глазах матери. Я увидела настоящую любовь. Не знаю, почему не испугалась. Может, он напомнил мне Иисуса Христа из Библии, которую читала Раффи.

Мы сели рядом, и он показал мне, как сделать коврик из чертополоха. Колючки ранили нам пальцы до крови, но мы были не против, потому что так чувствовали, что живем.

Потом мы заговорили о снах, и как в них нам обоим было спокойно, каким бы ужасным ни казалось все остальное. Отшельник сказал, что это один из лучших дней в его жизни, а потом достал ружье с патронами двадцать второго калибра, наклонился ко мне и прошептал:

— Прости меня, Тейлор Маркхэм. — Я не успела спросить, откуда он знает мое имя и за что я должна его простить. Он добавил: — Позаботься о моей девочке.

А потом велел мне закрыть глаза. Наверное, именно с тех пор я боюсь это делать.





Глава 20





Наконец мы приходим к соглашению насчет клуба и за неделю до отъезда кадетов устраиваем открытие. Меня все это предприятие не слишком увлекает. Полны энтузиазма только Бен, Энсон Чои и братья Маллеты, которые постоянно тусили вместе, делая вид, что они рок-группа.

Поразительно, что мы все же смогли договориться, поэтому, пожалуй, нам есть что отметить. Вот только мы не умеем. По тридцать человек от каждой фракции, всего девяносто, стоят, глядя друг на друга, не зная, что сказать. В клубе есть сцена, автомат с напитками, несколько столов и стульев, но больше ничего. Никакой индивидуальности. Никаких разговоров. Никакой атмосферы. Nicht. Nix.

Раффи стоит рядом со мной, сочувствуя, и впервые мне хочется, чтобы кто-нибудь развязал драку, чтобы тут не было так тихо. У противоположной стены стоит Григгс, как обычно, с каменным лицом, а остальные кадеты топчутся вокруг него. Один из них даже держит в руках шахматную доску, как будто его оторвали от игры и пригнали сюда. В другом углу сидит Сантанджело со скучающим видом, несмотря на то, что его подружка буквально висит на нем. Ну а я затылком чувствую, что Ричард сзади прожигает меня взглядом, как будто я лично создала для него этот ад.

Но потом я встречаюсь взглядом с Григгсом, он смотрит на меня, и я понимаю, что он чувствует. Я в восторге от этого взгляда. Внезапно мне хочется закричать, чтобы все услышали: «Все эти территориальные войны — это игра. Они любили друг друга!»

Вместо этого я поворачиваюсь к Раффи.

— Видишь парня рядом с Джоной Григгсом? — спрашиваю я. — Это их чемпион по шахматам. Похоже, его невозможно победить.

Она смотрит нам меня, и ее взгляд говорит: «И что?»

— Да ладно! — встревает Ричард.

— Это правда. Григгс говорит, он просто монстр, и они уделали все профильные школы в Сиднее.

— А знаешь, что я слышала? — подхватывает Раффи. — Он считает, что никто из местных не способен победить шахматиста из Сиднея.

Ричард бросает злой взгляд на паренька, и я вижу в его глазах вызов.

— Было бы здорово, если бы кто-нибудь сбил с него спесь, — вздыхаю я и направляюсь к Григгсу.

Он отлипает от стены, пока не зная, чего от меня ждать, но его лицо выражает облегчение.

— Что? — говорит он.

В его глазах читается уязвимость, и я чувствую, что наш последний разговор стал для него не меньшим потрясением, чем для меня. Мне так многое нужно ему сказать, но в итоге я предпочитаю не рисковать и поговорить об этой жалкой вечеринке. Я наклоняюсь к нему, стараясь, чтобы это не выглядело как совсем уж дружеское поведение.

— Это провал, — шепчу я.

— Да уж, бывало и получше. — Он освобождает для меня место между собой и шахматистом, и я чувствую, как наши пальцы слегка соприкасаются, но никто из нас не отодвигается.

— Видишь парня, которому ты врезал недавно? — говорю я чуть громче. — Он наш чемпион по шахматам. Считает, что никто не может его обыграть.

Он смотрит на меня, и его взгляд говорит: «И что?»

— Да ладно! — доносится до меня голос парня с шахматной доской.

— Чистая правда. Он просто монстр, и его команда победила все школы на региональных соревнованиях.

— Он такой хвастун, — подхватывает Григгс. — Чои слышал, как он утверждал, что ни одна школа из Сиднея не сможет уделать ни его, ни его команду.

Парень с шахматной доской бросает злой взгляд на Ричарда, и я вижу вызов в его глазах. Он отходит от нас и встает с какими-то еще ребятами, которые вслед за ним переводят взгляд на Ричарда.

— Думаю, я бы уделала их всех, — тихо говорю я Григгсу.

— Ты играешь в шахматы?

— Да я его с закрытыми глазами обыграю. Почему, ты думаешь, Ричард так меня ненавидит?

— Потому что ты его заводишь, и его бесит, что он совершенно не заводит тебя, — отвечает Джона, поворачиваясь ко мне.

— Откуда ты знаешь? — ухмыляюсь я. — Ну, что он меня не заводит?

Он смеется. Все вокруг на нас смотрят.

— Как думаешь, что случилось бы, если бы мы поцеловались прямо здесь, прямо сейчас? — спрашивает Григгс, пряча руки в карманы штанов цвета хаки и глядя на меня с ответной усмешкой.

— Думаю, начался бы бунт.

— Ну, ты же меня знаешь, — говорит он, наклоняясь все ближе ко мне. — Именно это я делаю лучше всего.

Сантанджело подходит к нам раньше, чем Григгс успевает окончательно сократить дистанцию, и оттаскивает его от меня.

— Вы свихнулись, ребята? — недовольно спрашивает он.

— Это называется мирное сосуществование, Сантанджело. Попробуй, и если получится, может, тогда с Израилем и Палестиной тоже прокатит, — заявляю я, бросая ему его собственные слова.

— Это не мирное сосуществование. Это худшая идея в моей жизни. Все только мучаются здесь.

— Я нет, — говорит Григгс. — Все просто. — Он подзывает нескольких кадетов и знакомит меня с двумя. — Эти сторожили заложниц, — сообщает он.