Все реки петляют

— Три мачты с косыми нижними парусами и прямыми марселями и брамселями. То есть, на бизани крюйсель и брам-крюйсель. Ну и кливера со стакселями в комплекте.

— Ходила на нём? — продолжила расспрашивать подругу Софочка.

— Нет. Муж не позволил. Непраздна я.

— Вовремя ты управилась с подготовкой кадров, — встрял ваш покорный слуга.

— Всё равно неспокойно себя чувствую, — смутилась "Марь Иванна", — маловато у парней опыта. А тут повеление от царевны Софьи пришло — возьми и завези её курьеров в Голландию поскорее. Не отказать и на весну не отложить — не дело нам с ней ссориться. Надеюсь, успеем.

— Какие же это курьеры, когда вместо короткого пути посуху собрались вокруг Скандинавии бежать? — удивилась моя реципиентка.

— Война нынче в Польше. Всё войско против османов вышло. Оттого на дорогах озоруют так, что даже посольства грабят. Наше-то великое не тронули потому, что оно и впрямь великое. Нынче через те земли без сопровождения драгунского полка соваться боязно. Так мне царевна и отписала. А посланцев в чужие руки отдавать нельзя. И послания ихние тоже. И оттягивать с этим не следует — путь, действительно неблизкий.

— Когда про вооружение "Селены" спрашивала, то имела в виду пушки, — вернулся я к важному для меня вопросу, сообразив, что не иначе, как матпомощь везут юному царю. Небось, напокупал там диковинок. А то и целый корабль.

— Трёхдюймовкой, как на "Энтони". Книппели к ней чудо как хороши. А что ещё нужно, чтобы уйти от пирата? Рубани по такелажу и смывайся.





* * *


"Энтони" привёз недобрую весть. Ричард Клейтон женился в Англии на какой-то тамошней графине, потому что его брак с Софи родственники признали неправильным. По их мнению, таинство венчания не может проводиться женщиной, к тому же, не имеющей соответствующего сана, который ей ни за что не получить, потому что баба. А тут подросла давно спланированная для него родителями невеста. Состоятельная, с положением в обществе, и собой недурна.

Сонька рухнула в уныние и проявляла себя только для того, чтобы покормить Чарлика. Да, она отказалась от идеи привлечь к столь ответственному делу кормилицу, как заведено в эту пору среди благородных дам.

В результате на посту оставался я. Прилежно питался и много двигался, чтобы наш один на двоих организм исправно работал. Задачи-то у нас, как ни посмотри, общие. Хозяйку же старался не тревожить, а радовать. Признаться, хорошего вокруг было достаточно — корабельный двор действовал без сбоев. Четвероклассники проводили много времени в химлаборатории, отдыхая в мастерских за изготовлением деревянных ходиков с маятником и приводом от гири. Металла для деталей механизма в них применялся только самый минимум.

На верфи строились промысловые карбаса — малые, на четверых гребцов. И ещё я приметил в процессе сборки наши двенадцатитонные баржи без гребных колёс или моторов. Тупоносые и тупозадые, они явно предназначались для буксировки. Или толкания? И на носу, и на корме каждой просматривались элементы, намекающие на возможность сцепления последовательно. Ещё на стапеле завершалась постройка буксира. Не шестиметрового коротышки, а двенадцатиметрового с колёсами выше человеческого роста — явный возврат к классике и вынос оси подальше от уровня воды. Так на этом буксире тоже и нос и корма тупые, а колеса на середине длины. Напробовались, наконец-то новинок. Я нарочно не порицал самовольств, тем более, что уследить за ними был не в состоянии: практика — критерий истины. А шишки людям нужны не меньше, чем ягодки.





* * *


— Это руда, из которой вогулы выплавляют медь, — объяснял мне взрослый уже школяр. — По описанию процесса, с их слов положенного на бумагу, не очень понятно, как проходит извлечение металла. Яма, уголь, дутьё, лепёшка в куче мусора и шлака. Я начал с прокаливания в тигле. В закрытом горшке всё спеклось в комок, масса которого не сильно отличалась от исходной. А в открытом масса изменилась заметно. Но главное, вонищи было немеряно. Я, как это приметил, вспомнил, что вогулы руду в кострах обжигают. То есть при обжиге с воздухом проходят химические превращения, а при простом прокаливании особо сильных изменений состава объективными методами не фиксируется.

Я благосклонно кивнул, давая понять, что жду продолжения.

— Ну, тогда стал прокаливать в закрытом тигле, подавая в него воздух через трубочку, а получающийся газ через другую трубочку собрал над водой в перевёрнутом сосуде. Так массы у меня шибче не совпали. Вроде как пропало что-то, а это противоречит закону сохранения. На всякий случай взвесил воду — потяжелела она. То есть газ растворился и увеличил плотность, а лакмус показал кислоту. Но не такую, как купоросное масло — слабее.

— Газообразный окисел серы! — догадался я. Дело в том, что про получение серной кислоты в школьном курсе был целый урок. Но очень давно и запомнившийся мне не во всех деталях. Там газообразную окись серы растворяли в воде и ещё обращали внимание что, в зависимости от того, сколько атомов кислорода присоединит к себе сгоревшая сера, кислота получается или сильной, серной, или слабой, сернистой. Я как раз из этого примера и запомнил, что у серы бывают разные валентности.

— Попробуй сильнее нагреть тигель перед началом подачи в него воздуха. Ну и сам воздух пускай медленней, чтобы он дольше оставался в горячей руде. Сейчас очень важна именно кислота. Хотя, ты ведь и медь извлёк из прокалённого остатка?

— Извлёк. Нагревая с толчёным углем. Судя по плотности, чистую. После выдержки расплава в железном стакане она не расслоилась, только немного шлака всплыло. Что дальше делать?

— Ты Ивану об этом рассказал?

— Рассказал. Он велел всё подробно описать и отправить Гарри.

— Молодец Иван. И ты молодец. Всё правильно делаете.

Зачем мне требуется кислота? Для начала доложу, что именно с кислоты начинается химическая промышленность. Её пока нет, этой промышленности, но пора начинать организовывать. Тут вот какая интересность. Экспериментаторы в области мыловарения получили глицерин, который ума не приложу где использовать, кроме как для косметики. И ещё они выделили стеарин, для извлечения которого требуется серная кислота. Без стеарина мы тоже легко обойдёмся, когда доберёмся до нефти и наладим её перегонку. Но в той же череде так и не постигнутых мною превращений жира во всякие разности присутствует ещё и солидол — густая смазка, которой до сих пор мы не располагали.

Дальше всё просто: людям нужна кислота, люди делают солидол. Кто я такой, чтобы препятствовать? Тем более, что разбираться в деталях мне решительно некогда — общую бы картинку из виду не выпустить! Понимаю только, что для получения густой моторной смазки нужна серная кислота, для которой требуется медная руда.





* * *


Трёхмачтовая "Селена" вошла в Северную Двину буквально на второй день после прибытия "Энтони". Капитан отчитался, что всё на ней в исправности — хоть прямо сейчас в Европу иди. И посмотрел на нас с Мэри, как будто спрашивая, есть ли для него груз.

— Поташ? Смола? — обернулась к подруге Софочка.

— Пряжи ещё пеньковой накопилось поламбара, — припомнила Марья. — И рогожные мешки из-под зерна горой лежат. Да и мёд с воском в небольшом количестве, пиломатериалов сколько-то соберём. Есть, чем наполнить трюмы. Порожняком не пойдёт.


Одна незадача — море вот-вот замёрзнет, — продолжила она мысль. — Только сомнения меня гложут — Василий молодой совсем. В смысле — опыта у него мало. Не бывал он в европейских землях капитаном, а там и зимовать придётся.

— Давай я с ним схожу, — вскинулась Софочка. — Тошно мне на месте сидеть да кручиниться.

— Мне бы саблю да коня, да на линию огня, — поддержал я реципиентку шуткой из моего времени.

— Хочу терзать, — завершила мысль Софочка, — так хочу, что от этого у меня молоко может скиснуть, и Чарлик станет голодать. Так что завтра нас тут уже не будет. Объявляй погрузочный аврал. Хочу апельсинов, а сюда их не привозят.

Вот и вытряхнулась моя хозяюшка из уныния. Я уже чувствую растёкшуюся по всем её жилочкам дрожь нетерпения — пройти по морю на трёхмачтовом паруснике, который обещает быть неплохим ходоком. Его же Иван строил. Видевший кое-что на английских верфях, участвовавший в "поправлениях" куттера, сам ходивший в каботажных плаваниях на "классике". Иван, проштудировавший "Доктрину Морской Архитектуры", вышедшую из-под пера самого Энтони Дина, и построивший в корне противоречащий этой доктрине "Зяблик".





Глава 57. В полярных водах




Как ни спешили со сборами, вышли только утром следующего дня с рассветом. Ночь прошла в бумагомарании — разросшееся на полстраны хозяйство требовало пусть и не управления — на местах сами с усами, то хотя бы координации и понимания, чем занимаются остальные. А я на время Софочкиного ухода в себя эту сторону упустил совершенно — ну вот не моё это дело — администрирование. Да и погрузка заняла больше времени, чем думалось, хотя готовились загодя — потому что и судно далеко не крошечное, и товаров нашлось немало кроме тех, о которых Софи знала. Поверх поташа, пеньковых ниток и смолы загрузили и мёд, и воск, и непряденную пеньку тюками, и много ещё чего разного понемногу — грузоподъёмность "Селены" больше двухсот тонн. А, собственно, причина нашего вояжа — всего-то два хмурых здоровяка в мундирах Преображенского полка с увесистым сундуком — поместилась в одну каюту.

Пока отчаливали и выходили в море, я постарался уйти в отключку — хозяюшка кормила Чарлика. Потом, когда она насильно вернула меня к действительности, пришел помощник капитана с парой матросов — принесли одежду для выхода на верхнюю палубу — меховые штаны на матерчатых лямках, того же материала куртки и колпаки как у Робинзона — всё из нерпы. Варежки, шарфы и сапоги из "рыбьей кожи", пахнущие касторкой. Настоящее полярное обмундирование, потому что даже портянки суконные в комплекте.

Примерка, облачение и, оставив сыночка под присмотром нянь, моя реципиентка выбралась на палубу. Тут реально свежо — ровный влажный ветер студит лицо, отчего прикрывающий подбородок и щёки шарф совсем не лишний. Судно движется левым галсом, отчётливо наклонившись в сторону подветренного борта. Справа отчётливо виден берег, припорошённый снегом. В набегающих на него волнах покачиваются льдинки. Тоненькие, прозрачные, они видны только в зрительную трубочку. Зато море пока чистое. Свинцовое небо без единого просвета, умеренное волнение и очень плавная килевая качка скромной амплитуды.

Оценив обстановку выпуклым морским глазом, Софи принялась за осмотр нашего дома на ближайший месяц — быстрее нам до Амстердама не добежать. В горячке сборов как-то не до этого было. Острый, плавно сбегающий к окончанию нос, увенчанный умеренной длины бушпритом. Линия борта, изогнувшись перед фок-мачтой, идёт прямо до самой кормы. Мачты прямоугольного сечения — пустотелые — почему-то лишены реев, хотя в нужных местах наблюдаются некие конструкции для их крепления. И еще в стенках мачт видны скромных размеров круглые иллюминаторы. Все три основных паруса бермудские. Их верхние окончания подняты почти до вершины мачты, где наблюдается короткое расширение мачтового "дерева". Не иначе — "воронье гнездо" — место для наблюдателя.

Чувствуется поворот на десяток градусов правее, матросы выволакивают на палубу колбасу скатанного трубочкой паруса. Боцман руководит, изредка отдавая команды прямо в тело мачты, после чего идущие вверх канаты натягиваются, поднимая полотнища. Два больших стакселя и ещё один кливер быстро и без задержек занимают свои места. Пройдя узости, "Селена" добавила парусов и заметно ускорилась. Узлов до семи, если на глазок.

Софи прошла в корму к рубке — будке, которую местные именуют казёнкой. За ней расположена артиллерийская башня. Маленькая, деревянная, с зачехлённым торчащим менее чем на метр стволом трёхдюймовки. Неинтересно. Вошла в рубку, открыв снабжённую рычажным запором дверь и переступив через комингс. Эти относительно высокие пороги в остальном мире пока не в ходу, однако Софочкин папа их давненько придумал — на "Агате" они используются — помню ещё по первому впечатлению от знакомства с флейтом.

В рубке у штурвала стоит рулевой, поглядывающий то на компас, то в маленький иллюминатор справа. Здесь же левее вахтенный начальник. Вперёд отсюда смотрят два застеклённых окошка с полметра шириной, и из точащей из пола тумбы выглядывают окончания переговорных трубок. Намного интересней потолок с перископом. Простым зеркальным перископом и рукоятками управления дальномера, установленного на крыше. Поздоровавшись с вахтенными и испросив разрешения, Софи с удовольствием покрутила этой немудрёной машинерией, но из-за постоянного смещения поля зрения, вызываемого качкой, быстро оставила столь утомительное занятие. Только и засекла один разок расстояние до береговой черты, после чего "наигралась".

Прямо из рубки мы спустились на нижнюю палубу в штурманскую. Здесь, кроме компаса и обстоятельных часов находятся и манометр лага и механический счётчик расстояния, колёсико которого сдвигается на один щелчок при каждом опрокидывании ковшика, наполняемого из трубочки от заборника давления набегающей воды.

— Привирает, конечно, — не дожидаясь вопроса, доложил находящийся здесь же моряк. — Но с учётом поправок получается точнее, чем по счислению. А часы проверим только в Амстрдаме, — добавил он, заметив наш взгляд, брошенный на циферблат с двумя стрелками.

Комингсы, почти герметично запирающиеся крепкие деревянные двери, каждая из которых "имя прилагательное", поскольку приложена своей плоскостью к плоскости переборки. Иллюминаторы, снабженные деревянными же "захлопками" изнутри. Наискосок положенные доски палуб и переборок, отчётливо делящих корпус на изолированные друг от друга объёмы, ток воздуха внутри мачт, создающий вытяжную вентиляцию, переговорные трубы и лебёдки, спрятанные от воздействия солёной воды под палубу — здесь реализовано многое из того, что вошло в обиход где-то веке в девятнадцатом. Или так и не вошло, потому что корабли стали строить из железа.





* * *


Выйдя из Двинской губы мы легли в бакштаг. Команда спустила бермудские фок, грот и бизань, легко подняв брам-реи вместе с брамселями — лебёдки и крепкие тросы сделали эту работу не такой уж тяжелой. За брамселями последовали и марсели. А до меня дошло, что паруса-то тут, оказывается, рейковые. То есть, реи, конечно, отнюдь не тонкие. На парусах не наблюдается ни рифов, ни гитовых. Шкотовые углы тоже отсутствуют — полотнища пришнурованы к дереву раз и навсегда по всей длине. Не чересчур ли смелое решение? Будем посмотреть. Тем более, что при столь быстрой постановке и уборке реев, гитовы и не требуются.

Горло Белого моря прошли играючи, следуя по счислению — берега не просматривались даже с грот-мачты, поскольку начался снегопад, сокративший видимость до пары миль. Тёмное время перележали в дрейфе. Вскоре после выхода в Баренцево море в видимости появились плавучие льды, которые ветром сносило от нас. Поскольку курс мы изменили, а ветер оставался устойчивым, снова перешли на косые паруса, избавившись от прямых. С неудовольствием отмечали падение давления и полную недоступность небесных светил для наблюдения. Оставшийся слева материковый берег умышленно потеряли из виду, отойдя от него подальше. Стало холоднее, нас принялись накрывать снежные заряды — периоды слепящей круговерти. Сигнальщики вышли из тёплых помещений внутри пустотелых мачт на палубу, поскольку стёкла залепило. Однако, это мало помогало — и на кабельтов было невозможно что-либо разглядеть. Скорость снизили до минимума, убрав почти все паруса, кроме единственного маленького стакселя. Судя по всему, нас сносило к востоку-северо-востоку в сторону льдов. Капитан Вася перешёл на мотор, под которым мы, кажется, шли в нужном направлении. Ориентиры по-прежнему отсутствовали, а команда в три смены непрерывно скалывала лёд — пошло энергичное обмерзание, в дополнение к которому ветер окреп, а волны начали изредка перекатываться через палубу.

Мою хозяюшку мигом прогнали с верхней палубы вместе с её любимым топором, которым она скалывала лёд вместе с матросами. Качка стала сильной, отчего обе няни буквально слегли — впервые в море бедняжки. Чарлик беззаботно дрых, в машинном уютно ворчал мотор… Софи чуточку растерялась, не понимая, что делать, но потом поднялась в рубку и заняла место рулевого. Вот не отнимешь у неё чуйки! Как-то уловила ритм набегания водяных валов, и судно пошло плавнее. Корпус перестал поскрипывать, а палубу больше не захлёстывало. Это в ситуации слепого движения ночью. И так трое суток.

Не то, чтобы без перерыва рулила — приходилось отлучаться, чтобы поесть самой и покормить сыночка, да и штатные рулевые набрались опыта. Потом ветер ослаб до сильного, снежные заряды прекратились, и стало видно беспредельное пространство, покрытое водяными валами с чубчиками пенных барашков. Нет, Софи не упала от утомления — она спустилась в штурманскую — здесь сейчас велись подробнейшие разборки по вопросу когда куда мы шли и с какой скоростью. Семьдесят часов пятиузлового хода это, между прочим, триста пятьдесят миль. Температура воды позволяет понять, что мы в Гольфстриме, хотя и заметно приостывшем. Ориентиры по-прежнему отсутствуют. После бурной дискуссии и определения времени последнего рассвета, отмеченного как смена кромешной черноты вокруг на серость, повернули точно на запад — мы где-то к северу от северного окончания Скандинавии.

Ветер немного покрутился, зашел с юга, и мы, поставив марсели, бодро побежали вполветра. Команда, проверив крепления шлюпок, нырнула в уютные, отапливаемые чугунными печками помещения нижней палубы. Одна из нянь, хоть и по-прежнему зеленоватая, уже стала дееспособной. Качка помаленьку уменьшалась.





* * *


Через пятьдесят миль повернули на юго-запад. Отсутствие берега слева говорило о том, что родину норманнов мы обогнули и впереди простор до самой Гренландии. Или Исландии. Зависит от ошибки в определении места. Ветер ослабел до свежего, после чего мы сменили паруса на косые и взяли немного круче к ветру — лаг показывал от десяти до одиннадцати узлов, и "залипшую" в ветер "Селену" почти не качало. Она оказалась очень неплохим ходоком. А тут и барометр полез вверх, и солнышко блеснуло впереди — похоже, мы выбрались за пределы полярных вод, где нам подсвечивало только северное сияние. Полагаясь на проходящие проверку часы, определились и удвоили количество сигнальщиков. Не напрасно — вскоре поступил доклад о земле по правому борту. Похоже, это Торсхавн. То есть ошибка в счислении не превышает нашей оценки. Если, конечно, это действительно Торсхавн, а не остров Унст. Подходить ближе и выяснять не стали, потому что очень хорошо идём, а дел там у нас нет.

Ещё через двое суток получили в своё распоряжение целый час звёздного неба, причём в комплекте с Луной. Окончательно определились. Выяснили, что часы нас, если и обманывают, то не сильнее, чем применённый метод определения долготы. Хотя, поскольку момент наблюдения мы определяли тоже по ним, сделанный вывод может оказаться чересчур смелым. Тем не менее, замеченная нами ранее земля была не Торсхавном, а островом Унст. Мы восточней, чем предположили раньше.

А потом нас накрыл знаменитый зимний атлантический шторм. Без парусов на малом ходу мы пять дней болтались среди высоченных волн, смывших дальномер и одну из шлюпок. В трюме обнаружили воду, которую, как выяснилось, захлестнуло через вентиляционные каналы. Хотя, и течь исключить было нельзя — при заполненном трюме этого достоверно не выяснишь. Тем не менее, мы приняли левее, намереваясь попасть в Северное море.

Судя по тому, что после спешного урезания возможностей вентиляции вода в трюм поступать перестала, течи всё-таки нет. Последние порывы штормового ветра унесли нависающие над морем тучи, оставив в небе высокую рваную облачность, в просветах которой удалось взять широту, а потом и засечь прохождение солнца через меридиан — как и ожидалось, мы находились посреди Северного моря вдали от любой известной нынче суши. Команда убрала косые паруса и поставила прямые. На этот раз реи оказались заметно длиннее. Приблизительно вдвое. "Селена" легла в крутой бакштаг и помчалась, как пришпоренная. Как я понимаю, именно этот случай описывается выражением "На всех парусах".

Третий шторм накрыл нас опять в Северном море. Как только стало видно, что небо закондубасилось, капитан распорядился спрятать последнюю сохранившуюся шлюпку на жилую палубу и закрепить поверх крышки грузового люка. Так же и запасной дальномер, установленный вместо ранее смытого, убрали от греха. Еще наблюдалась активность в районе вант — Софочка перестала совать свой нос решительно во всё, потому что я ей объяснил про доверие к капитану и остальным членам команды. Ведь уже ясно, что экипаж подготовлен хорошо, а судно лучше любого, какие она в этом мире встречала.

Так про шторм. Какой-то он был кручёный. Нестабильный в направлении и исключительно подлый по части высоты волн. Пару раз нас чуть на борт не положило. Слава рулевому и мотору, позволявшему достаточно энергично маневрировать на малом ходу за счёт "обдува" пера руля струёй воды. Кстати, винт несколько раз обнажался, после чего потёк дейдвуд. Его прямо на ходу конопатили паклей с солидолом — вовремя мы создали достаточно густую смазку.