Впусти меня

На том конце трубки стало тихо. Только статическое шуршание телефонных проводов длиной в сто километров. Он представил себе нахохлившихся ворон, сидящих на проводах, пока под их когтями проносятся сотни разговоров. Папа снова прокашлялся.

– Короче, я это… спросил про коньки – они твои.

– Мне пора.

– Да-да, конечно. Ну, удачи в школе.

– Ага. Пока.

Оскар положил трубку, взял сумку и пошел в школу.

Он ничего не чувствовал.



До начала урока оставалось пять минут, и бо`льшая часть одноклассников толпилась у входа в класс. Чуть замявшись, Оскар закинул сумку за плечо и направился к классу. Все взгляды обратились на него.

Прогон сквозь строй. Темная.

Да, он ждал самого худшего. Все, конечно, уже знали, что случилось с Йонни в четверг, и, хотя Оскар не нашел его среди собравшихся, Микке наверняка успел изложить в пятницу свою версию. Микке был здесь, стоял, как всегда, со своей идиотской ухмылкой.

Вместо того чтобы замедлить шаг, ища пути к отступлению, Оскар решительно устремился к классу. Он чувствовал себя опустошенным. Его больше не волновало, что будет дальше. Все это уже было не важно.

И конечно же, случилось чудо. Воды морские расступились.

Одноклассники, сбившиеся возле дверей, разошлись в стороны, оставляя проход для Оскара. В глубине души ничего другого он и не ожидал; будь то благодаря излучаемой им силе или из-за внушаемого им отвращения – ему было все равно.

Он стал другим. Они это почувствовали и расступились.

Оскар вошел в класс, не глядя по сторонам, и сел за свою парту. Он слышал гул в коридоре, и через пару минут остальные повалили в класс. Проходя мимо парты Оскара, Юхан показал ему большой палец. Оскар пожал плечами.

Потом появилась учительница, и через пять минут после начала урока в класс вошел Йонни. Оскар ожидал увидеть повязку на ухе, но он ошибался. Ухо было лиловым, опухшим и казалось чужеродной частью тела.

Йонни уселся на свое место. Он не смотрел ни на Оскара, ни на кого-либо другого.

Ему стыдно!

Да, так оно и было. Оскар, повернув голову, взглянул на Йонни, который вытащил из сумки фотоальбом и засунул его в парту. Он заметил, что щека Йонни того же цвета, что и ухо. Оскару захотелось показать ему язык, но он вовремя передумал.

Уж слишком это было по-детски.





* * *


По понедельникам Томми начинал учиться без четверти девять, так что в восемь Стаффан встал и, прежде чем отправиться проводить воспитательную работу, по-быстрому выпил чашку кофе.

Ивонн уже ушла, да и ему самому в девять нужно было заступать на пост в лесу Юдарн, где по-прежнему шли вялые поиски, хотя Стаффан был уверен, что они не принесут никаких результатов.

В любом случае работа на свежем воздухе – дело приятное, да и погода обещала быть хорошей. Он сполоснул чашку под краном, немного подумал и надел форму. Он сначала хотел пойти к Томми в домашней одежде, чтобы, так сказать, поговорить по душам, но потом решил, что в конечном счете речь идет об административном нарушении, вандализме. К тому же форма придавала ему дополнительный вес, хотя авторитета ему и без того было не занимать.

Кроме того, это было удобно – он мог сразу после разговора отправиться на работу. Так что Стаффан облачился в полицейскую форму, надел куртку, бросил взгляд на свое отражение в зеркале, проверяя, какое производит впечатление, и остался доволен увиденным. Затем взял ключ от подвала, оставленный Ивонн на кухонном столе, вышел, закрыл дверь, проверил замок (профессиональная привычка) и начал спускаться в подвал.

К слову о профессиональных привычках: замок подвала в самом деле оказался неисправен. Ключ просто провернулся в замочной скважине – дверь была открытой. Стаффан присел на корточки, изучил замок.

Понятно. Шарик из бумаги.

Классический прием взломщиков – под каким-нибудь предлогом посетить помещение, которое предполагается ограбить, и немного помудрить с замком в надежде, что владелец ничего не заметит.

Открыв лезвие карманного ножа, Стаффан вытащил шарик.

Томми, понятное дело.

Ему даже не пришло в голову задаться вопросом, зачем Томми понадобилось мудрить с замком, если у него был ключ. Томми – вор, а это воровской прием. Следовательно, это он.

Ивонн рассказала, где в подвале скрывается Томми, и, пока Стаффан разыскивал нужную дверь, он репетировал в уме свою речь. Он хотел поговорить с ним по-приятельски, мягко, но эта история с замком его снова разозлила.

Он объяснит Томми – всего лишь объяснит, без всяких угроз, – что такое тюрьма для малолетних, социальные органы, наказуемый возраст и так далее. Чтобы он понял, на какой скользкий путь ступил.

Дверь склада оказалась открытой. Стаффан заглянул. Та-ак. Лис улизнул из своей норы. Тут от заметил пятна на полу. Стаффан сел на корточки, провел по одному из них пальцем.


Кровь.

На диване валялось одеяло Томми – на нем тоже виднелись темные пятна. Теперь, когда глаза пригляделись к полумраку, Стаффан увидел, что пол просто залит кровью.

Он с ужасом попятился к выходу.

Перед ним было… место преступления. Вместо отрепетированной речи в голове замелькали страницы инструкции по осмотру места происшествия. Он знал ее наизусть, но, пока он отыскивал нужный параграф —

обеспечить сохранность объектов из материалов, поддающихся быстрому распаду… зафиксировать время начала осмотра… избегать контактов с поверхностями, где могут встречаться следы… —

он услышал позади какое-то бормотание. Бормотание, прерываемое приглушенными ударами.

В колесе двери торчала палка. Он подошел, прислушался. Да. Бормотание и звуки ударов доносились оттуда. Это напоминало религиозную мессу. Литургию, из которой он не мог различить ни слова.

Сатанисты!

Дурацкая мысль, но, присмотревшись к концу палки, торчавшей из колеса, он испугался. Темно-красные полосы сантиметров десять длиной, начинавшиеся от самого острия. Так выглядело высохшее лезвие ножа, ставшего орудием преступления.

Бормотание за дверью продолжалось.

Вызвать подкрепление?

Нет. Возможно, здесь совершается преступление, и, пока он будет бегать звонить, его доведут до конца. Придется разбираться самому.

Он расстегнул кобуру, готовый в любой момент выхватить пистолет, и зажал в руке дубинку. Другой рукой он вытащил из кармана носовой платок, бережно обернул им палку и потянул, вытаскивая ее из колеса. Прислушался, не привлек ли шум внимание тех, кто был внутри, не изменился ли характер звуков.

Но нет. Литургия и стук продолжались.

Наконец ему удалось вытащить палку. Он прислонил ее к стене, чтобы не смазать отпечатки пальцев.

Он понимал, что носовой платок – плохая гарантия сохранности отпечатков, поэтому, вместо того чтобы обхватить ладонью само колесо, он двумя пальцами взялся за внутреннюю ось и повернул.

Механизм сработал. Он облизал губы. В горле пересохло. Он повернул второе колесо до упора, и дверь приоткрылась.

Теперь он расслышал слова. Это была песенка. Тонкий надломленный голос выводил:

Триста восемь слоников

На паутинке то-нень —





(Бум!)

кой!



Если нравится игра,

Значит друга звать пора.

Триста девять слоников

На паутинке то-нень —





(Бум!)

кой!

Если нравится игра…





Стаффан выставил вперед дубинку, толкнув ею дверь.

И увидел.