Возвращение в Острог

— Ну, это я, боюсь, к делу не пришью, — положив руку на грудь директрисы, с улыбкой отвечает Михаил.

— Но ты об этом всё-таки подумай!



И Михаил думает. Не в силах понять, что может стать причиной череды подростковых самоубийств, он всё чаще вспоминает о парне, на которого указывает не только любовница, но теперь и его собственная память. Во-первых, этот Павлов действительно предупреждал, что путешествие на море непременно обернётся бедой, а во-вторых, более других походит на маньяка. Хотя городок и находится в тысячах километров от столицы, люди здесь прекрасно понимают, как должен выглядеть серийный убийца, — благо телевизор теперь есть у всех.

Ни на одном из четырёх мест самоубийств Павлова не видели, однако следователя это не останавливает. Он убеждает сам себя, что за всем произошедшим может стоять Петя, и, оказавшись на месте третьей трагедии, попросит вдруг сделать забор крови. Просьба эта странная (все понимают, что на насильственную смерть ничего не указывает), однако Михаил настаивает и оказывается прав! На месте третьего самоубийства находят ДНК, не принадлежащую жертве. Когда случается четвёртая смерть, Михаил вновь предлагает провести экспертизу, и чужая ДНК опять «стреляет», причём та же, что и ранее. Теперь, когда не остаётся сомнений, что в последние минуты рядом с детьми был кто-то ещё, Михаил решает, что этот кто-то, скорее всего, Павлов, и опять не ошибается!

Представьте себе человека, который стреляет с закрытыми глазами. Попасть со ста метров в яблочко вряд ли возможно, однако острожскому следователю это удаётся. Подсказка любовницы и собственное чутьё, помноженное на везение, делают невозможное возможным — результат экспертизы подтверждает, что с вероятностью 99,9 % Пётр Петрович Павлов находился рядом с детьми в тот момент, когда они совершали самоубийства, и всё, что теперь остаётся, — понять: зачем?



Сонного Петю вводят в кабинет. Здесь Михаил и трое его местных коллег. Павлова сажают за стол и начинают беседу.

— Ну здравствуй, Петак!

— Здравствуйте, Михаил…

— Сам видишь, уже поздно, поэтому ты нам сейчас всё быстро расскажешь, и мы разойдёмся, хорошо?

— Да, конечно!

— Ну вот и славно! Значит, Петя, поведай нам, что ты делал с ребятами.

— С какими ребятами?

— С ребятами, которые покончили с собой.

— А я с ними ничего не делал…

— Петя, ну мы же, кажется, с тобой только что обо всём договорились, верно? Я сейчас ещё раз задам тебе вопрос, и ты мне всё расскажешь, хорошо?

— Хорошо!

— Как ты заставил ребят сделать это?

— Что сделать?

— Послушай, Петя, вот прямо сейчас у меня уже начинает заканчиваться терпение. Ты, наверное, думал, что всех сможешь переиграть, но не в этот раз. У нас есть стопроцентное доказательство, что ты был там!

— Где?

— На местах преступлений, Павлов!

— Когда?

Последний вопрос Пети выводит Михаила из себя. Взяв парня за грудки, следователь начинает разговаривать в совершенно ином ключе:

— Слушай меня, сука, вот результаты экспертизы, и мы знаем, что ты, тварь, был на всех четырёх местах самоубийств. Прямо сейчас ты, гнида, расскажешь нам всё, что делал, расскажешь обстоятельно и по порядку, и поверь мне, ублюдок, это в твоих же интересах!

— Но я не был там! — только и успевает сказать Петя, прежде чем Михаил наносит первый удар.

Вытерев кровь, Петя продолжает стоять на своём. Он по-прежнему не понимает, что происходит. Почему он здесь? За что его бьют?

— Где ты был седьмого числа?

— Сперва на работе, затем дома.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— Нет, я же один живу.

— А двенадцатого?

— Дома…

— А двадцать второго?

— Кажется, тоже дома…

Алиби у Пети нет. Ни на одну из четырёх дат. Никто его не видел, никто не может поручиться за него. Как назло, все самоубийства выпадают на те дни, когда Петя не развозит острогчан.

— Послушай, Петька, я сейчас тебя последний раз по-хорошему прошу: расскажи нам, как ты подводил ребят к самоубийствам, и за сделку со следствием я помогу тебе скостить срок, тем более бояться тебе особенно нечего — много за доведение до самоубийства не дают.


— Но я никого не подводил!

— Слушай, сука!..

Впрочем, слушать здесь более особенно нечего. Михаил только требует. Всё, что теперь должен повторять Петя, — «да».

Праздничной скатертью Павлова расстилают на столе. Трое держат, один работает. Михаил вырывает Пете клок волос, и когда становится очевидно, что парень способен выдержать эту первую и легчайшую из всех пыток, в руках острожского следователя появляется обыкновенный целлофановый пакет. Бывший надзиратель, Михаил применял эту пытку ещё в бытность работы на зоне и хорошо знает, что работает она безотказно. Натянув пакет на голову, Павлову обматывают шнурок вокруг шеи. Михаил знает, что уже после третьего вздоха невыносимо начнёт резать горло и Петя заговорит.

— Я тебя, суку, ещё раз спрашиваю: как ты заставил наших ребят так поступить?!

Но Петя только хрипит в ответ.

Стянув с задыхающегося парня пакет, следователь переходит к другим способам дознания. Так как электрошокер может оставлять следы (проверено), Михаил решает поиграть в «звонок другу». Взяв заранее заготовленный старый телефон, оборудованный динамо-машиной, с помощью коллег следователь присоединяет клеммы к члену Пети и пускает ток. Павлов кричит, и Михаил улыбается. В отдельно взятом человеке начинается гроза, и молнии ударяют по всему его телу. Разряд, разряд и ещё один маленький разряд.

Рот Пети наполняется кровью, и, пытаясь сдержаться, он с такой силой теперь сжимает зубы, что они начинают крошиться. Михаил не знает, что однажды Петя уже испытывал подобную боль — в целях экономии зубы воспитанникам детских домов нередко лечат без анестезии. Михаил не знает, а потому продолжает.

— Ты думаешь, гнида, что я тут с тобой буду в игры играть? У нас тут, сука, доказательство на 99 процентов — мы знаем, что ты был там!

— Не-е-ет! — сплёвывая кровь, шелестит языком и губами Петя.

Павлов всё ещё не даёт признательных показаний, и, более не в силах сдерживать себя, совершенно забывшись в ярости, вместе с другими коллегами Михаил бьёт Петю по лицу и по почкам… книгой. Чтобы не осталось следов. В руках следователя «Чевенгур». Бьют долго, и когда Петя впервые теряет сознание, чтобы привести его в чувство, включают электрочайник и спустя минуту в рот подозреваемого вливают кипяток. Петя широко открывает глаза, кричит, и, обрадовавшись, что с подозреваемым всё хорошо, Михаил решает сделать паузу.

Петю заковывают в наручники, подвешивают к решётке за одну руку и, включив музыку на полную громкость, выходят из камеры. Группа «Вирус» начинает очень громко и радостно петь:

Ну где же ручки, ну где же ваши ручки?

Давай поднимем ручки и будем танцевать.

Ну где же ручки, ну где же наши ручки?

Давай поднимем ручки и будем танцевать.





После двадцатиминутного перерыва четверо сотрудников правопорядка возвращаются в камеру. Кто из них теперь кто, Петя больше не понимает. Михаил замечает, что и эта пытка, которую он никогда не использовал раньше, работает. Ставим плюс в уме. От громкой музыки у Пети из ушей течёт кровь. Глаза Павлова теперь закрыты, и, чтобы продолжить допрос, коллеги Михаила снимают подозреваемого с решётки и вновь плескают ему в лицо кипятком.

Понимая, что преступник расколется вот-вот, что в такой момент главное не сдаваться и не дать слабину, следователи кладут обессиленного Павлова на пол и «играют в парашютистов» — один за другим прыгают на него со стола. Время от времени Михаил ещё задаёт какие-то вопросы, но Петя уже не отвечает, а следователь и не слушает.

Когда наступает время подписывать признательные показания, между пальцев Пете вставляют шариковую ручку, а сами пальцы пережимают в суставах, и Павлов на секунду вновь подаёт признаки жизни, чтобы простонать.

Одним словом, всё получается как нельзя лучше. Уже к четырём часам утра у Михаила имеется подпись Павлова и некогда чистый, а теперь исписанный до конца лист. Признательные показания получены, и круг замыкается.

Справедливость торжествует, и бездыханное тело Пети выносят из камеры.



Следователи решают вымыть руки.





Песнь двадцатая




Тёмный лес молчит. Верхушками не играет ветер. Израненный бульдозерами сухостой по-прежнему окружает городок. Идеальная блокада так и не прорвана. Нового завода нет, но и птиц нет тоже. Дятел больше не стучит. Ни утром, ни днём, ни вечером. Жизнь покинула эти места, и редким забором стоят только сваи поверх фундамента и не деревья даже, а засохшие и редкие больные копья.

Сев рядом с бульдозером, водитель прижимается спиной к колесу. Закуривает и думает, что нужно вырыть несколько траншей впрок.



Бульдозерист прав. В этот самый момент, дождавшись, когда Любовь уснёт, Вера принимает смертельную дозу лекарств. Закрыв глаза, она надеется теперь, что сестра не проснётся от рвоты. Вера начинает чувствовать, как от смешанных препаратов голова идёт кругом, и очень рассчитывает, что сестра уже никогда не откроет глаза.

«Только бы не проснулась Любовь», — шепчет Вера.

Вера знает, что, если её план провалится, у сестры появится ещё один веский аргумент в пользу отделения. Допустить этого девушка ни в коем случае не может, а потому на всякий случай проглатывает ещё десяток таблеток. Впрочем, делать это вовсе не обязательно — смерть уже включилась.

В комнате теперь совсем тихо. Здесь до того спокойно и безмятежно, что в одно мгновенье Вере даже кажется, что она уже умерла…

В крохотном городке Острог случается череда подростковых самоубийств.