Верность

– Да, позвонил бы, – пробурчал Трой из-за обеденного стола. – Я бы тогда двадцать миль на велосипеде не стал сюда пилить.

– Трой, я же говорил тебе, что заеду, – ответил Ларри.

Ему было чуть за тридцать, он был самый старший в их компании, семейный, по профессии – военный летчик в звании капитана, но занятый какой-то секретной работой с искусственным разумом.

– Твоя машина вся пропахла соками в коробках, – сказал Трой.

– Ты хоть знаешь, чем твоя пропахла? – не растерялся Ларри.

– Сандаловым деревом, – ответил Трой.

– От тебя несет, как от магазина «Пьер Уан», – заметил Линкольн, протискиваясь в угол. Туда так никто и не садился. Дейв протянул ему кусок пиццы.

– Запах мужчины, – объяснил Трой.

– Я же не сказал, что мне не нравится, – возразил Линкольн.

Рик захохотал. Рик был бледный, тощий и не признавал других цветов, кроме черного. Кожаные и ленточные браслеты у него на запястьях тоже были черные. Если не считать Рика, Линкольн мог бы претендовать на звание самого застенчивого в их группе.

Линкольн обвел стол глазами, вспоминая, на чем он остановился.

Если Дейв был Сильный, Кристина – Девушка. А Ларри был Серьезный (а еще – Вселяющий Страх и Тот, Кто Мог Быть в Команде Черных Операций). Если Рик был Осторожный, Трой – Волшебник, а Тедди, хирург-ординатор, похожий на отца из «Назад в будущее», – Тедди, скорее всего, был Целитель.

А кем же тогда был он, Линкольн?

Все прилагательные, которые приходили ему на ум, – никчемный, хилый, маменькин сынок – только сбивали с толку.

Сегодня вечером было достаточно стать одним из таких. Быть там, где его всегда ждало привычное место за столом, где все давным-давно знали, что он терпеть не может оливок на своей пицце, и искренне радовались его приходу.

Когда Линкольн поймал себя на том, что переписывает тему песни из «Веселой компании», он перестал думать и стал просто играть.



Игра шла семь часов. На первом уровне все старательно спасали персонажа Линкольна – милого гнома по имени Смов Найнкиллер. Они расправились с гнусной ведьмой бури. Потом заказали еще пиццы. Трехлетнее чадо Дейва и Кристины так и заснуло на полу, не досмотрев до конца «Историю игрушек».

Линкольн остался у них, хотя игра уже закончилась и все разошлись. Дейв открыл окно, все трое расселись по диванам, вдыхая чистый холодный воздух и слушая поющий ветер Кристины.

– Знаешь, что мы сейчас будем делать? – начал Дейв, почесывая двухдневную щетину.

– Что? – спросил Линкольн.

– Сыграем в «Ось и союзников».

– Ни за что! – крикнула Кристина, запустив в него подушкой.

Дейв поймал подушку и ответил:

– Линкольн хочет играть в «Ось и союзников». У него это прямо на лице написано.

– По-моему, Линкольн хочет рассказать нам, что с ним творится в последнее время.

Кристина тепло улыбнулась Линкольну. Она вся была такая – теплая, мягкая, приятная.

Один раз, в колледже, они поцеловались – в его комнате, еще до того, как Кристина стала встречаться с Дейвом. Линкольн предложил ей вместе готовиться к выпускному экзамену по физике. Кристине физика была не нужна, она хотела стать учителем английского. Но она сказала Линкольну, что не хочет жить в мире, которого не понимает, и ей надо все-таки иметь понятие о центробежной силе и притяжении. После этого Кристина скинула сандалии и устроилась у Линкольна на кровати, усевшись по-турецки. Волосы у нее были длинные, волнистые, цвета пшеницы, которые явно не были знакомы с расческой.

Кристина заявила Линкольну, что он объясняет все в тысячу раз лучше, чем профессор по физике, строгий, говоривший со славянским акцентом и оскорблявшийся всякий раз, когда она вылезала с глупым вопросом. Линкольн ответил, что вопросы у нее были вовсе не глупыми, и Кристина обняла его. Вот тогда он ее и поцеловал. Ощущение было такое, что он ткнулся губами во что-то теплое.

– Мило, – сказала Кристина, когда Линкольн отстранился.

Он не был уверен, хочет ли она, чтобы он поцеловал ее еще раз. Кристина улыбалась. Просто сияла от радости, но это ничего не значило. Она всегда сияла.

– Как чувствуешь – готова к экзамену? – спросил он.

– Можно еще раз крутящий момент пройти?

– Конечно, – отозвался он.

Кристина снова улыбнулась. Они вернулись к занятиям, и она получила-таки «хорошо».

Иногда Линкольну хотелось, чтобы в тот вечер он целовал ее долго-долго. Как легко было бы влюбиться в Кристину. Ты бы ни разу не повысил голоса. Она бы ни разу не сделала никакой подлянки.

Но Линкольн ни чуточки не ревновал, когда через несколько месяцев Кристина стала бегать на свидания к Дейву. Рядом с ним она прямо светилась от счастья. Дейв мог иногда быть по-настоящему настырным – из тех, которые как начнут что-нибудь доказывать, так уж не остановятся до победного конца или дуются на вас две недели после того, как ваш герой в «Подземельях и драконах» победил его в битве на мечах. Но рядом с Кристиной Дейв становился мягким и великодушным. Линкольну нравилось в их неряшливом, но теплом доме, нравились их дети, которые носились кругами, их гостиная, где было слишком много ламп и подушек, нравилось, как нежно звучали их голоса, когда они обращались друг к другу.

– По-моему, – сказал Линкольн, – если мы прямо сейчас начнем играть в «Ось и союзников», я засну раньше, чем Россия успеет прикупить танков.


– Это что – «да»? – спросил Дейв.

– Это «нет» – возразила Кристина. – Ночуй у нас, Линкольн. Видно, как ты устал, – не доедешь.

– Да, оставайся, – поддержал Дейв. – Утром блинчики с черникой на завтрак сделаем.

Линкольн остался. Он устроился на диване, а когда проснулся, помог Кристине нажарить блинчиков и поспорил с Дейвом насчет сюжета романа-фэнтези, который оба читали. После завтрака они взяли с Линкольна слово, что через неделю он снова приедет играть.

– Нужно догонять, – сказала Кристина.

– Ага, – поддакнул Дейв, – ты же так и не рассказал нам о своей работе.



Выходные так удались, что Линкольну было радостно и совсем не одиноко, когда вечером в понедельник он пришел на работу. Он сиял, как солнце, когда позвонила сестра.

– Читаешь книжку про парашюты? – первым делом спросила она.

– Нет. Очень уж страшно.

– Что?

– Книжка. Да и будущее, – ответил он.

– Это как понимать – с будущим покончено?

– Я настраиваю фокус.

– На что?

– На ближайшее будущее, – ответил он. – Ближайшее будущее в моих руках. Сегодня вечером, например, я почитаю просто для собственного удовольствия. Завтра в обед я выпью пивка. В субботу сыграю в «Подземелья и драконов». А в воскресенье, может, в кино схожу. Вот такой у меня план.

– Никакой это не план, – возразила сестра.

– Нет, план. Мой. И мне он очень даже нравится.

– Это не планируется. Не планируешь же ты почитать или выпить в обед пива. Это все – перерывы между запланированными делами. Это мелкие события.

– Не для меня, – не сдавался Линкольн. – Это мой план, и все тут.

– Ты отступаешь.

– А может, наступаю.

– Не могу больше говорить, – сказала Ив. – Звякни в выходные.

– Лучше напишу.



Все участники проекта «Проблема 2000» добавляли Линкольну дела. Он помогал кодировать и старался, как мог, следить за своей ударной бригадой, но все равно по ночам у него выдавалось несколько свободных часов. В пятницу вечером, когда Линкольн говорил себе, какой он везунчик – получает деньги за то, что перечитывает цикл Айзека Азимова «Основание», он чуть сам в это не поверил.

Время и деньги – он вечно слышал жалобы, что ни того ни другого не хватает, а у него самого и того и другого было хоть отбавляй.

Мало чего было такого, что Линкольн хотел бы, да не мог себе позволить. Да и чего он на самом деле хотел? Покупать новые книжки, когда они выходят в твердой обложке. Заказывая обед, не прикидывать, сколько там у него в кошельке. Может, кеды новые купить. Не было ничего такого, чего бы он хотел и для чего не нашел бы свободной минуты. Нет, ну правда – из-за чего ему расстраиваться? Чего еще хотеть?

Ив точно сказала бы: «Любви и цели».

Любви… Цели… Ни то ни другое ни за что не запланируешь. Они находятся – и все. А если не находятся? Что же, всю жизнь теперь за ними рыскать? Всю жизнь дожидаться счастья?

В тот вечер Линкольн получил электронное письмо от Дейва о том, что в субботу «Подземелья и драконы» отменяются. Один ребенок подхватил ротавирус – о таком Линкольн никогда даже не слышал. Само слово звучало жутко. Он представил себе этот вирус в виде ротора со множеством лопаток. Дейв писал, что ребенка выворачивало наизнанку, пришлось ехать в больницу и Кристина перепугалась до смерти.

«Может, через пару недель соберемся», – написал Дейв.

«Не беда, – ответил Линкольн. – Надеюсь, ему сейчас лучше. Передохни».

Бедный ребенок… Бедная Кристина…

«Делов-то!» – сказал себе Линкольн. План можно и изменить. Вот возьмет он в выходные и в кино сходит. А можно и комиксы полистать. Или там Джастину звякнуть.

В папке WebFence его ждали двадцать три письма, помеченные красными флажками. Может, есть среди них и такие, на которые ему, Линкольну, стоило бы обратить внимание. Он открыл первое письмо, сказав себе, что на час оплачиваемой работы ему хватит.

Линкольн открыл письмо с надеждой в душе.