Верность

‹‹Дженнифер – Бет›› Только если ты не станешь повторять то, что я тебе хочу рассказать. А то будет казаться, что я неуравновешенная.

‹‹Бет – Дженнифер›› Не буду. Даю честное слово. Чтоб я сдохла, чтоб мне пусто было и т. д. и т. п.

‹‹Дженнифер – Бет›› Хорошо. Но только это и правда глупо. Глупее, чем обычно. Вчера вечером я шаталась по торговому центру, старалась не тратить деньги зря, не соблазняться запахами из «Синнабона», и… заметила, что иду мимо «Беби Гэп». Я там раньше никогда не бывала и решила: «Дай-ка загляну. Так, поприкалываться».

‹‹Бет – Дженнифер›› Ага… Поприкалываться… Знакомо. Ну и…

‹‹Дженнифер – Бет›› Ну и… Хожу я по этому «Беби Гэп», смотрю на штанишки и свитерочки, которые стóят больше… ну, я не знаю… больше всякого разумного предела. И вдруг замечаю смешную такую, крошечную шубку. В такой маленькой девочке только на балет идти. В 1918 году. В Москве. Ну и еще чтобы на ней маленькие жемчужные сережки были.

Смотрю я, смотрю на эту забавную шубку, и тут ко мне подходит продавщица и спрашивает:

– Миленькая, правда? Сколько вашей дочке?

А я отвечаю:

– У меня ее нет. Пока нет.

Та говорит:

– А когда ждете?

И я говорю:

– В феврале.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ни фига себе!

‹‹Дженнифер – Бет›› Да, просто соврала. Соврала, что жду ребенка. Если бы это было на самом деле, пошла бы я «Беби Гэп», как же! Сидела бы дома, в темноте, слезу бы пускала.

Ну вот… Продавщица говорит:

– Тогда эта шубка вам пригодится на следующий сезон. Она на шесть – двенадцать месяцев. Очень выгодная покупка. Мы их только сегодня уценили.

И я согласилась, что шубка из искусственного меха всего за тридцать два доллара девяносто девять центов – это и правда покупка века.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ты купила детскую шубку? И что сказал Митч?

‹‹Дженнифер – Бет›› Ничего! Я спрятала ее на чердаке и при этом чувствовала себя так, будто прячу тело.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ничего себе… Даже не знаю, что и сказать. Это что же, значит, ты смягчила свое отношение к детскому вопросу?

‹‹Дженнифер – Бет›› Думаю, я смягчила свое отношение к вопросу здоровья. Это, по-моему, дисфункциональное добавление к моему психозу насчет детей. Мне все так же противна мысль о беременности. Но я покупаю вещи для ребенка, которого боюсь иметь, да еще думаю, что это будет девочка.

‹‹Бет – Дженнифер›› Ничего себе…

‹‹Дженнифер – Бет›› То-то и оно.





Глава 20




После полуночи Линкольн вошел в новостной отдел. Там было почти пусто. Редакторы ночной смены корпели над утренним выпуском. Кто-то, сидя у стола с видом на город и прислушиваясь к вою полицейской сирены, составлял завтрашний кроссворд.

Линкольн прошел в противоположный конец длинного помещения, где, по его расчетам, находился отдел культуры и развлечений. Во всех комнатах висели афиши фильмов и концертов, рекламные фотографии, игрушки.

Приостановившись у принтера, он открыл крышку – так просто, чтобы прикинуться занятым. Какой стол он искал? Может, вон тот – со стикерами «R.E.M.»?[3] Наверное, не тот, с мягкой игрушкой – Бартом Симпсоном, со скрюченными фигурками персонажей «Чужого», а может, и тот. Может быть. Поставит ли Бет на стол перекидной календарь с кошками? Или цветок в горшке? Постер с Песочным человеком? Журналистский пропуск на концерт Мэрилина Мэнсона?

Постер с Песочным человеком.

Линкольн еще раз взглянул на стол. Отсюда ночные редакторы были почти не видны, а значит, и они вряд ли его увидят. Он вошел в комнату Бет, в ту комнату, которую считал ее.

Постер с Песочным человеком. Постер с «Академией Рашмор». Листовка трехлетней давности: концерт «Сакагавеи» в Сокол-Холле. Словарь. Французский словарь. Три книжки кинокритика Леонарда Малтина. Приз Высшей школы журналистики. Пустые кофейные чашки. Оберточная бумага «Старбаст». Фотографии.

Линкольн сел за ее стол и стал не спеша ковыряться в ее компьютерной мыши.

Фотографии… Одна с концерта – парень играет на гитаре. Ясно, ее друг Крис. Другая – он же на пляже. Третья – он же в костюме. Даже без гитары этот парень выглядел как настоящая рок-звезда. Стройный, но сутуловатый. Никогда не улыбается во весь рот. Смотрит всегда мимо камеры. Лохматый. С хитрецой. Красивый.

Были и семейные снимки – темноволосых младенцев ангельского вида, приятных, хорошо одетых взрослых, – но Бет, похоже, среди них не было. Либо возраст был не тот, либо стояли они с мужьями и детьми.


Линкольн снова начал разглядывать фото Криса. Его полуулыбку, резко очерченные скулы. Длинную, гибкую спину. Вид у него был такой, будто в заднем кармане джинсов он держит свидетельство об освобождении из тюрьмы. С таким видом женщина тебе все простит. И даже станет и дальше прощать то за одно, то за другое.

Линкольн положил мышь на место и пошел к себе в отдел информационных технологий. Вернее, не пошел, а потащился. Он видел свое расплывчатое отражение в темных окнах офисов вдоль коридора. Он чувствовал себя тяжелым и некрасивым. Рыхлым. Толстым. Серым.

Не надо было этого делать – того, что он сделал сейчас. Найти ее стол.

Возникло ощущение, что это неправильно, словно он переступил какую-то черту.

Бет была смешная. Умная. Интересная. И работа у нее была такая, которая кого хочешь сделает интереснее. Такая, как бывает у женщин в кино, в романтических комедиях с Джоном Кьюсаком в главной роли.

Линкольн был рад, что не нашел ее снимка. Достаточно было посмотреть на фотографии тех, кого она любит.



На следующий день он позвонил Ив и сказал:

– Я думал, что когда вернусь жить домой, тогда у меня и начнется настоящая жизнь.

– Ты что, умственно отсталый?

– Я думал, ты больше так не говоришь – «умственно отсталый, гей», – чтобы детей не заражать.

– Не могу удержаться. Ты сейчас говоришь, как умственно отсталый. Что ты вбил себе в голову? И почему вообще выбрал такое слово – «вернусь»? Ты никогда и не уезжал.

– Нет, уезжал. Десять лет назад, учиться в колледж.

– И приезжал каждое лето.

– Не каждое. Иногда оставался на занятия.

– Все равно, – сказала она. – Как ты вообще можешь думать, что у тебя начнется настоящая жизнь, когда ты все время живешь с матерью?

– Я же наконец разделался с учебой. У всех моих друзей жизнь как раз и началась, когда они закончили учиться. Когда начали работать и женились.

– Ну…

– Думаю, я пропустил свое окно, – сказал он.

– Какое еще окно?

– Жизненное окно. Мне, наверное, по плану было предназначено сделать это в районе двадцати двух – двадцати шести лет, а теперь уже все – поезд ушел.

– Не ушел, – возразила сестра. – Жизнь у тебя идет. Работа есть, ты копишь деньги, чтобы уйти от матери. Ты встречаешься с друзьями. Вот в бар сходил.

– И зря. Все у меня было зря с тех пор, как школу окончил.

– Ты не школу окончил, – возразила Ив, и Линкольн будто услышал, как у нее закатываются глаза, – ты степень магистра получил. Еще одну.

– Все пошло зря с тех пор, как я решил, что прошлая моя жизнь не так хороша.

– Не так хороша, – подтвердила сестра.

– А для меня – хороша.

– И поэтому ты стараешься ее поменять?



В тот субботний вечер Линкольн в первый раз за месяц играл в «Подземелья и драконов».

Кристина широко улыбнулась, увидев его в проеме двери:

– Линкольн, привет!

Кристина была маленькая, пухленькая, со встрепанными светлыми волосами. На чем-то вроде перевязи она несла ребенка, и, когда обняла Линкольна, ребенок оказался зажатым между ними.

– Мы уже подумали, что ты окончательно для нас потерян, – сказал Дейв, выворачивая из-за угла.

– Это ты потерян, – ответил Линкольн. – Я нашел себе игроков помоложе и посимпатичнее.

– Мы знали, что рано или поздно это случится. – Дейв хлопнул Линкольна по спине и повел в дом. – Без тебя в игре никакого порядка не стало – сплошной хаос. На той неделе мы попробовали убить твоего героя, чтобы наказать за то, что ты нас бросил, но Кристина не разрешила, так что мы посадили тебя в колодец. Может, со змеями. Это у Ларри надо узнать, он на этой неделе хозяин подземелья.

– Мы только начали, – вставила Кристина. – Позвонил бы – мы бы тебя подождали.