Венганза. Рокировка

— Я так и думал. Да и откуда тебе помнить о чем-то, настолько незначительном, — зло оскалился.

— Помню, как лет пятнадцать назад, когда я хотел стать полноправным членом банды, Лу всякими способами старался держать меня в стороне и не дать по уши погрязнуть в том дерьме, в котором тонул сам. Но игнорируя его желание и доводы, я решил приехать напрямую к тебе и попросить дать мне настоящее задание. Помнишь тот день, Денни? Вспомни, что было потом?

Черные глаза бывшего Босса бегали по помещению, пытаясь найти какие-то подсказки, способные дать ответ на мой вопрос. Но затем взгляд сфокусировался на крюке, свисающем с потолка, проясниваясь. Денни посмотрел на меня.

— Я взял тебя с собой.

— Верно. Для чего?

— Чтобы посмотреть, чего ты стоишь, — хрипло ответил, облизывая пересохшие губы.

— Да. И ты, вместе с несколькими амигос привез меня в этот дом. Вы ворвались внутрь, застав врасплох ничего не подозревающих хозяев дома. Как сейчас помню тех людей. Обычная мексиканская семья: мужчина, женщина и ребенок. Ребенка ты сразу приказал запихать в фургон и увезти, а что сделал с его родителями, помнишь?

— Зачем мы говорим об этом?

— Ты помнишь, что сделал с теми людьми?! — крикнул, теряя терпение.

— Привел их в подвал.

— И что с ними стало?

Денни не ответил, смотря на меня холодным взглядом.

— Ты подвесил хозяина дома на цепях на тот самый крюк, — ткнул пальцем на потолок позади себя, — и заставил смотреть, как ты насилуешь его жену, а потом, как её во все щели трахают твои люди! Когда я спросил, для чего вся эта жестокость, ты ответил, что этот человек предал тебя, но тогда я не знал, каким именно было его предательство. А затем… — остановился, вспоминая ту сцену, заложившую фундамент в становлении меня такого, каким знали теперь. — Затем ты начал срезать с него кожу, приказав мне следовать твоему примеру. Помнишь?

— Помню, — с насмешкой ответил он. — Ты хорошо справился с задачей.

— Меня тошнило от происходящего, но я думал, что так обретаю семью, обретаю тех, кто будет со мной рядом, несмотря ни на что. Хотя то действо противоречило моему естеству. И когда ты приказал перерезать ему горло, я сделал это, боясь подвести тебя и боясь лишиться возможности стать ближе к чему-то настолько мощному, как Сангре Мехикано. Тогда я впервые убил человека.

— Ты быстро вошел во вкус.

— Верно. Быстро, — посмотрел в сторону, понимая, какой жалкой была моя жизнь. — Я стал чудовищем в обмен на то, что не стоило ровным счетом ничего. Убив того человека, я долго убеждал себя в его виновности и заслуженной смерти предателя. Он был недостоин по-прежнему дышать. Хотя у меня месяцами стояли в ушах его крики и мольбы его жены. В своем слепом желании стать частью семьи я не задумывался о том, каким должен был стать его проступок, чтобы с ним обошлись таким образом. И когда выполнение приказов, убийства и кровь на руках стали чем-то обыденным, я узнал, кем он был и в чем его преступление. Он всего лишь хотел выйти из банды и обезопасить свою семью, — нахмурился, вспоминая того мужчину. — И знаешь, на тот миг я уже не чувствовал той вины или ужаса, испытанного позже. Позже, когда ты сознался в покушении на Марину. Тогда я вспомнил ту женщину. Его жену. Вспомнил те жуткие вещи, что вы с ней делали, и понял, каким монстром и ублюдком я был, стремясь заслужить твое расположение, в то время как тебе плевать на всех. Ты без зазрения совести мог повторить все то же самое или даже хуже с моей женщиной. И знаешь, решил, что с тобой, твоими законами и всем, перенятым от тебя, стоит закончить всё там, где оно началось.

— Не я сделал тебя таким, Ангел. Не я. Тебе самому хотелось быть подобным нам всем.

— Верно. И я такое же чудовище, как и ты, — замолчал, еще раз погрузившись в воспоминания дня своего первого убийства. — Если хочешь что-то сказать, говори, пока не поздно.

— Я всегда знал, что ты тряпка и какая-нибудь девка, раздвинув ноги, превратит тебя в подкаблучника. Ты терял фокус и авторитет. Я спасал тебя, убирая её с пути. Мне не хотелось терять такого преданного и бесчувственного подручного. Только ты всегда был готов на все. А рядом с ней ты размяк.

— И это лучшее, что со мной случилось, — усмехнулся, подумав, как сильно изменилась моя жизнь. — Марина спасла меня от тебя, вернув мне душу.

Больше суток я провел в том подвале, пытая Денни, заставляя его молить о смерти. Мне доставляло животное удовольствие вынуждать этого сурового ублюдка, лишенного любого намека на чувства и умеющего блокировать свои эмоции, как ни один другой, знакомый мне человек, выть от боли и опускаться до унижений в попытках прекратить чудовищные мучения. Но каждый звук, доносящийся из его рта, лишь сильнее распалял мою жажду мести и крови.

Сжигая газовой горелкой татуировки с его тела с изображением коранчо, я избавлялся от всего, чем не должны были стать Сангре Мехикано. Мы действительно обязаны были стоять друг за друга, а не наносить удары в спину, улыбаясь при этом в глаза. В этом отношении я всегда гордился ребятами в Лос-Анджелесе. Что бы ни происходило, мы прикрывали спины амигос и не меняли их на посторонних. Но так было до тех пор, пока меня не предали. Теперь оставалось надеяться, что избавившись от источника заражения банды, Хавьер поведет братьев в нужном направлении. Я был в этом уверен, в особенности после признания Денни в том, что мой помощник не участвовал в заговоре против Марины.

Срезая ножом обгоревшую кожу с обуглившимся изображением птицы, я уничтожал империю одного уродливого человека. Глядя теперь на него, побитого, сломленного, изуродованного, больше не чувствовал ничего, кроме отвращения к нему и к себе за то, что позволил ему отравить свою жизнь и стал его подобием. Я заставлял его умолять себя, ломая кости и дробя их в мелкую крошку, тут же запихивая в рот кляп, слушая, как глотает собственную кровь, упиваясь его рыданиями, но не позволяя захлебнуться или потерять сознание.

Снова и снова я вкалывал адреналин в его, бывшее когда-то крепким, тело, не позволяя отключаться, и продолжал дальше издеваться над ним, мстя за причиненную мне боль и разрушенную судьбу. Когда на его теле не осталось ни следа без отметины от огня, моего кулака, лезвия ножа или молотка, я почувствовал, как потерял азарт. Именно тогда я распорол его живот, выпуская наружу гнилое нутро. Денни подох, как скот на бойне. И я ни капли не жалел об этом. Изначально моим планом было отправить его в ту же групповую могилу, куда он похоронил Марину. Но потом показалось мерзким ставить его в один ряд с девочками. Он не стоил даже их мертвого праха. Облив дом бензином, я кинул спичку, превращая здание в гигантский факел.

Смотрел на огонь и чувствовал, как пламя ненависти в моей душе гаснет, принося с собой умиротворение и покой. Я отомстил за Марину, себя и изуродованные судьбы сотен людей. Услышав звук сирен, развернулся, удаляясь в ночь, не оборачиваясь. Больше меня ничего не держало в этом штате, как и в той, прежней жизни. Всё, что я знал о будущем, это то, что обязательно найду Марину с дочкой и научусь быть тем, кого они хотят видеть рядом с собой. А если прогонят, то всегда буду невдалеке, защищая их от таких ублюдков, как я.





Глава 28




— Черт! — выронила из рук горячий противень, быстро включая воду и подставляя пальцы под холодную струю.

Как я могла забыть о прихватках? Теперь на месте ожога обязательно вздуется волдырь. Нервозность из-за отъезда дочки сказывалась на моей внимательности. Подобная рассеянность была для меня нехарактерна, тем более, когда речь шла о любимом занятии. Выпечка стала моей самой сильной стороной и настолько, что я даже начала зарабатывать этим себе на жизнь. И пусть я пришла к этому не сразу, пробуя себя в разных сферах деятельности и профессиях, случай помог понять, чем именно я должна заниматься.

Участвуя в школьной ярмарке, неожиданно для себя распродала все капкейки, да и вдобавок ко всему, получила предложение приготовить торт на день рождения одноклассницы Софи. Согласившись испечь торт и приготовить сладкий стол, никак не ожидала, что моё творение вызовет такой бурный восторг у гостей праздника, вслед за которым заказы посыпались на меня как из рога изобилия. Так и определилась моя дальнейшая профессиональная судьба. Незаметно для себя я превратилась в кондитера, а со временем еще и в успешную владелицу одной из самых популярных кондитерских нашего маленького городка.

Вот и сегодня хотелось порадовать мою девочку ее любимым шоколадным тортом. Целых два дня её не было дома, что стало для меня самым настоящим испытанием. После возвращения к ней из Лос-Анджелеса, все десять лет, я не могла расстаться с дочкой дольше, чем на время учебы в школе и работы. И пусть моя привязанность мешала построению отношений с противоположным полом, это совершенно не волновало меня, даже радовало. Моё сердце всё еще не готово впустить кого-то кроме дочери.

Софи всегда оставалась центром моей жизни и главным ее смыслом. Да и разве могло быть иначе, после того страха разлуки и потери, испытанного на первом году ее жизни. Возвращение к ней стало для меня самым большим подарком из всех возможных. И каждый день я благодарила бога (эти десять лет помогли мне убедиться в его существовании) за каждый день проведенный вместе с дочкой.

Она стала моим исцелением, помогая смириться с тяжестью на душе, стала моими стимулом и силой, а также учителем. Изо дня в день наблюдая за Софи, я поражалась, как будучи такой юной, она обладала мудростью, обретаемой с годами. Именно она открыла мне глаза на простые радости, подмечая в каждом мгновении свою красоту и необычайность. И стоило ей указать на что-то настолько привычное, но что я давно перестала замечать, а она взирала на это с необычайным восторгом и удивлением, как я, следуя её подсказке, открывала для себя давно забытые чудеса обычной жизни и мира вокруг. Для меня не было ничего важнее времени, проведенного с ней, хоть чрезмерная опека и начала раздражать мою маленькую Рапунцель. Так любимая ею героиня сказки была схожа не только цветом волос с моей девочкой, но со временем я начала напоминать себе злую ведьму, запершую принцессу от всего мира в башне. Поэтому поддавшись уговорам и слезным мольбам Софи, собрала всю смелость в кулак и отпустила её на целые выходные в другой штат, в парк развлечений!

Боже! Чем я думала?! После этого импульсивного решения я съела все запасы печенья в доме не в силах выкинуть тревогу из головы. Единственным утешением было то, что она отправилась туда не просто с кем-то, а с Джозефом. Именно так я привыкла называть Андреса последние девять лет. Подстроив свою смерть в автокатастрофе, он так же, как и я, навсегда покинул Калифорнию, попав под покровительство программы защиты свидетелей. Вступив в ряды местных спасателей, он больше никогда не думал о возвращении к работе полицейского. Эта глава жизни для него оказалась закрытой раз и навсегда.


Первое время нам обоим пришлось несладко. Я не понимала его выбора бросить всё, ради чего так трудился годами дома, и остаться со мной, отговаривала его от подобного решения. Он утверждал, будто ему мерзко все в том городе, а затем сказал, что самым главным для него оказалось достичь желаемой цели, а после выполнения задания им потерян какой-либо стимул к продолжению операции. Но я видела: он терзался и не говорил ни слова о предмете своих переживаний. Тем не менее, Андрес принял окончательное решение, убедив меня, что это только его выбор, и я не имею к нему никакого отношения. Он вновь стал моим спасательным кругом и надёжной опорой.

Адаптация к спокойной жизни не прошла так гладко, как всем нам хотелось бы. Призраков, преследовавших меня, стало гораздо больше. Находясь за тысячи километров от человека, обреченного по моей вине на смерть в одиночестве, я не переставала оглядываться, ожидая в любой момент увидеть его на другой стороне дороги, появившегося для отмщения. Каждый раз, оказываясь на улице, я готова была бежать от любого незнакомого прохожего, считая его одним из тех, кто разыскивал меня, содрогаясь от любого подозрительного звука. Внушая себе, что меня никто и никогда не найдёт здесь, не могла до конца поверить в это. Безопасность казалась чем-то далёким и нереальным, существующим в чужой жизни, но никак не относящимся к моей реальности.

А стоило мне очутиться в безопасном одиночестве дома, как тут же набрасывалась беспощадная совесть, кричащая и раздирающая душу. Она не позволяла мне забыть, какие грехи я взвалила себе на плечи. Я не могла смотреть на себя в зеркало, видя там лишь убийцу и предателя. Руки, испачканные в крови, никогда не отмыть. Неважно, в каком состоянии я нажала на курок, ничто не изменит того, что я навечно останусь грешницей и самым отвратительным из всех живущих на земле существ — человекоубийцей.

— Черт! — выронила из рук горячий противень, быстро включая воду и подставляя пальцы под холодную струю.

Как я могла забыть о прихватках? Теперь на месте ожога обязательно вздуется волдырь. Нервозность из-за отъезда дочки сказывалась на моей внимательности. Подобная рассеянность была для меня нехарактерна, тем более, когда речь шла о любимом занятии. Выпечка стала моей самой сильной стороной и настолько, что я даже начала зарабатывать этим себе на жизнь. И пусть я пришла к этому не сразу, пробуя себя в разных сферах деятельности и профессиях, случай помог понять, чем именно я должна заниматься.

Участвуя в школьной ярмарке, неожиданно для себя распродала все капкейки, да и вдобавок ко всему, получила предложение приготовить торт на день рождения одноклассницы Софи. Согласившись испечь торт и приготовить сладкий стол, никак не ожидала, что моё творение вызовет такой бурный восторг у гостей праздника, вслед за которым заказы посыпались на меня как из рога изобилия. Так и определилась моя дальнейшая профессиональная судьба. Незаметно для себя я превратилась в кондитера, а со временем еще и в успешную владелицу одной из самых популярных кондитерских нашего маленького городка.

Вот и сегодня хотелось порадовать мою девочку ее любимым шоколадным тортом. Целых два дня её не было дома, что стало для меня самым настоящим испытанием. После возвращения к ней из Лос-Анджелеса, все десять лет, я не могла расстаться с дочкой дольше, чем на время учебы в школе и работы. И пусть моя привязанность мешала построению отношений с противоположным полом, это совершенно не волновало меня, даже радовало. Моё сердце всё еще не готово впустить кого-то кроме дочери.

Софи всегда оставалась центром моей жизни и главным ее смыслом. Да и разве могло быть иначе, после того страха разлуки и потери, испытанного на первом году ее жизни. Возвращение к ней стало для меня самым большим подарком из всех возможных. И каждый день я благодарила бога (эти десять лет помогли мне убедиться в его существовании) за каждый день проведенный вместе с дочкой.

Она стала моим исцелением, помогая смириться с тяжестью на душе, стала моими стимулом и силой, а также учителем. Изо дня в день наблюдая за Софи, я поражалась, как будучи такой юной, она обладала мудростью, обретаемой с годами. Именно она открыла мне глаза на простые радости, подмечая в каждом мгновении свою красоту и необычайность. И стоило ей указать на что-то настолько привычное, но что я давно перестала замечать, а она взирала на это с необычайным восторгом и удивлением, как я, следуя её подсказке, открывала для себя давно забытые чудеса обычной жизни и мира вокруг. Для меня не было ничего важнее времени, проведенного с ней, хоть чрезмерная опека и начала раздражать мою маленькую Рапунцель. Так любимая ею героиня сказки была схожа не только цветом волос с моей девочкой, но со временем я начала напоминать себе злую ведьму, запершую принцессу от всего мира в башне. Поэтому поддавшись уговорам и слезным мольбам Софи, собрала всю смелость в кулак и отпустила её на целые выходные в другой штат, в парк развлечений!

Боже! Чем я думала?! После этого импульсивного решения я съела все запасы печенья в доме не в силах выкинуть тревогу из головы. Единственным утешением было то, что она отправилась туда не просто с кем-то, а с Джозефом. Именно так я привыкла называть Андреса последние девять лет. Подстроив свою смерть в автокатастрофе, он так же, как и я, навсегда покинул Калифорнию, попав под покровительство программы защиты свидетелей. Вступив в ряды местных спасателей, он больше никогда не думал о возвращении к работе полицейского. Эта глава жизни для него оказалась закрытой раз и навсегда.

Первое время нам обоим пришлось несладко. Я не понимала его выбора бросить всё, ради чего так трудился годами дома, и остаться со мной, отговаривала его от подобного решения. Он утверждал, будто ему мерзко все в том городе, а затем сказал, что самым главным для него оказалось достичь желаемой цели, а после выполнения задания им потерян какой-либо стимул к продолжению операции. Но я видела: он терзался и не говорил ни слова о предмете своих переживаний. Тем не менее, Андрес принял окончательное решение, убедив меня, что это только его выбор, и я не имею к нему никакого отношения. Он вновь стал моим спасательным кругом и надёжной опорой.

Адаптация к спокойной жизни не прошла так гладко, как всем нам хотелось бы. Призраков, преследовавших меня, стало гораздо больше. Находясь за тысячи километров от человека, обреченного по моей вине на смерть в одиночестве, я не переставала оглядываться, ожидая в любой момент увидеть его на другой стороне дороги, появившегося для отмщения. Каждый раз, оказываясь на улице, я готова была бежать от любого незнакомого прохожего, считая его одним из тех, кто разыскивал меня, содрогаясь от любого подозрительного звука. Внушая себе, что меня никто и никогда не найдёт здесь, не могла до конца поверить в это. Безопасность казалась чем-то далёким и нереальным, существующим в чужой жизни, но никак не относящимся к моей реальности.

А стоило мне очутиться в безопасном одиночестве дома, как тут же набрасывалась беспощадная совесть, кричащая и раздирающая душу. Она не позволяла мне забыть, какие грехи я взвалила себе на плечи. Я не могла смотреть на себя в зеркало, видя там лишь убийцу и предателя. Руки, испачканные в крови, никогда не отмыть. Неважно, в каком состоянии я нажала на курок, ничто не изменит того, что я навечно останусь грешницей и самым отвратительным из всех живущих на земле существ — человекоубийцей.

В один из таких моментов я поддалась порыву и ввела в строку поиска в интернете имя Диего Альварадо, надеясь увидеть его лицо снова. Спустя несколько мгновений у меня перехватило дух оттого, насколько он красив. Увидев множество фотографий Диего, замерла, не в силах отвести взгляд от пронзительно-голубых глаз, заглядывающих в самую душу, чувственных губ и волевого подбородка. Я так бы и просидела в таком положении добрую половину дня, если бы не заголовок под фотографиями, отвлекший меня от изображений и сосредоточивший всё внимание на смысле прочитанного.

«Скончался Диего-Анхель Альварадо»

Вся кровь отлила от лица, заставляя сердце ухнуть вниз. Кликнув на заголовок, открыла статью, пробегаясь по строкам.

«В тюрьме «Флоренс» скончался известный мафиози Диего-АнхельАльварадо, известный по прозвищу Ангел, являвшийся одним из руководящих членов банды «Сангре Мехикано». Согласно надежному источнику стало известно, что причиной смерти послужила остановка сердца. Администрация тюрьмы отказывается комментировать эту новость. Напомним, что Альварадо был осужден на два пожизненных срока за убийства и отбывал срок в Исправительной тюрьме максимально строгого режима исполнения наказаний, известной в обществе как тюрьма Флоренс. Что именно вызвало остановку сердца, администрацией тюрьмы или правительством никак не комментируется. Не секрет, что условия содержания заключенных в этом современном Алькатрасе далеки от гуманных, но вряд ли кто-то ожидал, что один из самых опасных криминальных авторитетов западного побережья выдержит всего лишь год подобного заключения. Примечательно, что спустя несколько недель после кончины Альварадо произошла серия жестоких убийств участников банды Сангре Мехикано. Напоминаем, что кульминацией этой цепочки убийств стало массовое истребление части банды в доме её основателя Денниса Альвареса-Доминго, известного в криминальных кругах по прозвищу Большой Денни. Тело самого Альвареса-Доминго было найдено в сожженном доме, в десятках километров от его особняка, спустя сутки. Согласно судебно-медицинской экспертизе он подвергся жестоким пыткам, а затем был сожжен вместе со всем домом. Кто стоит за этой кровавой вендеттой, до сих пор не установлено. Стала ли смерть Альвареса в тюрьме частью жестокой расправы над бандой, следствие пока не может определить».

Не чувствуя ног, я поднялась со стула, не в силах дышать или связно думать. Единственная мысль о том, что Диего мёртв, владеющая моим сознанием, возвращалась снова и снова. В горле образовался ком, блокирующий поступление кислорода. Задыхаясь, упала на колени, пытаясь сделать хоть один вдох, но паника проникла слишком глубоко, вытягивая из меня жизнь.

«Диего мертв! Диего мертв!» — отзывалось набатом в голове.

Задыхаясь, я поползла на четвереньках к двери в поисках воздуха и помощи. Чувствуя, как теряю сознание, толкнула входную дверь, рухнув на крыльцо.

Я шла к Диего.

Как и предполагалось, меня встретил яркий белый свет, обещающий покой. Но вопреки моим надеждам, это оказался свет ламп в больничной палате. Смятение и дезориентация быстро сменилась жутким воспоминанием о страшной реальности. Грудь сжало тисками безысходности, раздавливая все внутренности. Диего был мертв. Мёртв. Я не могла даже мысленно произносить это слово в одном предложении с его именем. Плевать на то, как сильно ненавидела его, страдала от его жестокости и желала праведной мести. Но всё, чего я хотела, это лишь ответной боли. До этого момента мне достаточно было знать, что он жив. Ведь тогда оставалась надежда увидеть его когда-нибудь. Но он мёртв. И я больше не почувствую запаха его тела, не увижу огня в его глазах, не услышу голоса. Он мёртв по моей вине. Я усадила его за решетку. И это мне следует быть на его месте. Гнить глубоко под землей, в сырости и одиночестве.

Только думая об этом, даже не произнося слов вслух, ощущала, как меня перемалывало изнутри словно через дробилку, превращая каждый вдох в агонию. Я не хотела жить, зная, что мой эгоизм убил единственного мужчину, заставлявшего моё сердце биться быстрее. Но у меня всё еще была Софи. Наша с ним кровь и плоть. Каждый новый день она становилась всё больше похожей на него, переняв черты его лица, напоминая мне об отце. И как можно ненавидеть того, кто подарил мне самое прекрасное, что есть в моей жизни?

Новость выбила почву у меня из-под ног. И самым отвратительным в этой истории оказался тот факт, что Андрес знал об этом и молчал. Первое время после известия я даже не хотела его видеть, не то, чтобы слушать пустые оправдания. Мне требовалось время привыкнуть к миру, где больше не было его. И пусть я не хотела быть с ним вместе, осознавая, насколько это опасно для нас с Софи, и не только из-за опасного образа его жизни, но и потому, кем он являлся. Я не могла допустить повторения прошлого ради дочки. И несмотря на все это, знания о том, что мы дышим с ним одним воздухом, хватало для спокойствия.

Я оплакивала Диего, упрекая себя за случившееся. Даже когда возникали мысли о том, будто смерть для него лучше вечности в клетке, понимала, насколько это жалкая попытка самоутешения. Скорбь стала частью моей реальности. Спустя месяцы, на протяжении которых я училась принимать жизнь в новом потускневшем цвете, все еще ощущала некую неполноценность. Диего составлял часть меня, я смогла сознаться себе в этом, лишь когда его не стало, он с уходом из этого мира оставил в живых только половину меня со вскрытой грудной клеткой, на обозрение всему миру.

Потребовались недели для восстановления доверия к Андресу. Остыв от первоначального шока и усмирив боль, я начала понимать мотивы его поступка. Он любил меня не как женщину, а как близкого человека и не хотел видеть вновь моих страданий. Он обязательно рассказал бы мне о смерти Диего, просто не знал, как это сделать.

Время шло, но мое сердце словно онемело, не подавая никаких признаков жизни, когда дело касалось новых людей и мужчин, проявлявших ко мне интерес. Они все казались какими-то пресными, бесцветными и совершенно нормальными. Мечтая о нормальности раньше, не предполагала, что не смогу заставить себя шагнуть ей навстречу. Начну сторониться всего, с нею связанного.

Софи исполнилось пять лет, когда она начала атаковать меня расспросами об отце, и почему у неё его нет. В какой-то степени Андрес стал для неё не только крёстным отцом, но и сумел частично восполнить нехватку настоящего. Но у него была своя семья, свои дети, и проводить всё свободное время с моей дочерью уже казалось неуместным. Хотя и он, и Беа с малышами Адамом и Эйданом стали нашей настоящей семьёй. Мы вместе отдыхали в выходные и отмечали праздники, я всегда с радостью оставалась с мальчиками, когда их родители хотели немного тишины, а Андрес и Беа всегда с удовольствием забирали к себе Софи. Но все это не могло ей заменить настоящего отца. Я ловила любопытные взгляды, когда она смотрела на других детей, играющих с папами, и со временем они переросли в печальные. Именно тогда я поняла, что пришло время перешагнуть через себя и попробовать пожить обыкновенной жизнью, дать своему ребенку настоящую семью.

В нашей жизни появился Брайан, когда Софи было шесть. Рыжеволосый ирландец, терпеливо прокладывал себе путь в наш дом. Он не пытался давить на меня, заметив, как непросто мне дается сближение. Не обижался из-за внезапно отмененной встречи, если Софи приболела, или мне просто хотелось провести время только с ней. Терпеливо дожидался подходящего момента, чтобы взять меня за руку. А познакомившись с дочкой, кирпичик за кирпичиком разрушал стену, отгораживающую меня от окружающего мира. Мы привыкали к нему, даже Андрес дал своё благословение на отношения с Брайаном.

Единственной проблемой оставался Диего, кому я всё еще принадлежала в душе. Отдать своё тело кому-то другому казалось чем-то противоестественным, хотя я понимала всю абсурдность моего целибата. Дать мужчине дотронуться до себя означало для меня стереть все призраки прикосновений Диего. И отчего-то быть верной мертвецу казалось более нормальным, чем человеку-монстру, к кому казалось постыдным признаться в чувствах даже в мыслях.

Проводя все больше времени втроём и видя, как здорово Брайан ладит с Софи, впервые осмелилась позволить мужчине шагнуть дальше поцелуя руки и пустила его в свою постель. После чего не могла понять, то ли длительное воздержание сыграло со мной злую шутку, то ли в действительности тот секс, который я помнила, был гораздо большим чем ЭТО. Полный неловкости половой акт, иначе я не смогла бы назвать тот процесс.

Вернувшись после домой, я прорыдала всю ночь, испытывая отвращение к себе и своему телу. Наверное, я какая-то ущербная, раз неспособна наслаждаться чем-то по-настоящему хорошим? Хорошим отношением к себе, хорошим человеком рядом, хорошим отношением к своему ребенку. Но для меня слово «хороший» оказалось пустым звуком, хоть мозг отчаянно и посылал сигналы об обратном. Брайан действительно собирался заботиться о нас с Софи, став наконец-то настоящей опорой, только нашим с ней, а не заимствованным папой, как это было с Андресом. Позволив при этом мне быть просто женщиной. Я, как одержимая, искала в нем недостатки, сравнивая с духом прошлого, подмечая то чрезмерную сговорчивость, то слишком мягкий взгляд или порой избыточную осторожность. Но здравый смысл взял вверх над сердцем, и мне хватило ума не оттолкнуть его от себя, понимая, что именно такой человек должен быть рядом с моим ребенком. И постепенно я смогла привыкнуть к новым отношениям, стараясь забыть об истинных желаниях.

Выключив миксер, услышала телефонный звонок. Быстро подскочив к аппарату, улыбнулась, увидев высветившееся на дисплее имя.

— Мама! — услышала через динамик телефона.

— Привет, Солнце! Я уже считаю минуты до твоего возвращения.

— Ма-а-а-ам, — улыбнулась знакомой интонации и представила, как Софи закатывает глаза.

— Молчу.

— К тому же, твой счёт неверен. Наш рейс задерживается.