Венганза. Рокировка

— Кажется, шум немного поутих, — Хорхе смотрел прямо в глаза, задрав выше, чем следует, подбородок.

Уступая мне в росте, он все равно знал, что значит смотреть свысока и как заставить собеседника почувствовать себя некомфортно.

Неизменно хмурое лицо мексиканца редко менялось в выражении. Всегда подозрителен, он предпочитал производить враждебное впечатление, всем своим видом показывая последствия возможного обмана. И ему это удавалось. Он считался самым жестоким и опасным членом картеля. Его боялись и уважали. Мартинес сохранял полную конфиденциальность личной жизни, предпочитая быть известным своими кровавыми пристрастиями. Не зная, свойственны ли ему человеческие чувства, люди в головах рисовали образ некоего мифического чудовища, готового оторвать голову за малейший проступок.

— Мы разобрались с федералами. Они пока нас не тронут, — не отводил взгляд, смотря прямо в его надменные глаза.

Я чувствовал напряжение моих амигос, стоящих по обеим сторонам от меня и прикрывающих спину. Хавьер не сводил глаз с Мартинеса, следя за любыми изменениями в его манере поведения. Он, как и многие братья, был против продления отношений с картелем. Их заносчивость и предлагаемые условия не устраивали нашу сторону, но и обрывать с ними сотрудничество — равносильно объявлению войны. Каждый из присутствующих прекрасно это понимал и даже не старался делать вид, будто находится при встрече старых друзей.

— Уверен, что ты бы не стал назначать встречу с агентами на хвосте, — одобряюще кивнул Хорхе.

— Сангре Мехикано дорожит нашим сотрудничеством, и мы стараемся оградить партнеров от неприятностей. Именно поэтому в последнее время невозможно было производить закупку в желаемом объеме.

— Не нужно объяснений. Мы в курсе последних событий, — мексиканец стоял, не двигаясь, не меняя положения даже на миллиметр, прожигая меня острым взглядом. — Но, мы понесли убытки.

— Как и наша сторона, — разговор повернулся именно в ту сторону, в какую все мы ждали.

— Тем не менее, договор был заключен на срок, за который картель должен получить определенную сумму и ни центом меньше. А из-за этих ваших обстоятельств мы просто остались за бортом, получив вместо обещанного единорога жалкого пони.

Колючая ухмылка появилась на губах Мартинеса, предвещая неприятное обсуждение.

— Не думаю, что в интересах картеля предоставить федералам прямые улики своей деятельности, только из-за выполнения договорных условий.

— Верно. Но теперь, когда, как ты говоришь, Ангел, всё улажено, пришло время оплачивать долги. И не думай, что картель хочет наколоть Сангре Мехикано. Вы получите товар на ту сумму, что мы должны были выручить за прошлый год, а вы нам — деньги.

— Это очень большой объем товара. Для его сбыта потребуется больше времени, а соответственно, заключение нового договора может быть отложено на неопределенный срок.

Мексиканец слегка повернул голову в сторону, посмотрев на что-то вдалеке.

— Знаешь, Ангел, — снова перевел взгляд на меня, — за все годы знакомства с тобой, моё мнение о тебе постоянно менялось. Сначала я не воспринимал тебя как равного, — усмехнулся Хорхе, — затем не хотел доверять, но всё равно знал, что ты не кинешь. Потом наступил период, когда я начал восхищаться тобой. А теперь, — сделал паузу, — я привык к тебе и не хотел бы идти против тебя или Большого Денни. Но ты должен понимать, если Сангре Мехикано не будут с картелем, тогда мы уйдём на сторону другого. Ты знаешь, чем это все обернется для вас.

— Мне не нужно объяснять, как все устроено в нашем мире.

— Тогда не буду говорить о том, что личные симпатии, не имеют никакого значения.

— Я понимаю, — в голове пронесся сценарий с развитием дальнейших событий, и ни один из них не устраивал интересы банды. — Но так же не могу принимать подобные решения без Большого Денни.

— Время идет, нужно что-то решать.

— Дай нам неделю, и тогда получишь ответ.

— Не вздумай опрокинуть меня, Ангел.

— Не в моих интересах, — улыбнулся, понимая, что выиграл целую неделю.

Договорившись с Большим Денни о встрече сразу по возвращении из Флориды, сосредоточился на поездке. Решение лететь одному или в компании созрело еще в ту ночь на пляже и, не колеблясь ни мгновения, я позвал с собой Эстер. Пригласив Амигу, я преследовал несколько целей. Прежде всего, нужно было понять, для чего она проболталась Пабло о нашем намерении прекратить сотрудничество. И, конечно же, я должен вывести Марину на эмоции, избавив её от маски, так тщательно приросшей к её новой личности.

Каждый нерв в теле пребывал в возбуждении перед полетом. Мне не казалось, что нас ждут беззаботные выходные. Наоборот, чем ближе оказывался час встречи с Пересом и его милой новьей Кэндис, тем сильнее я пребывал на взводе, подготавливаясь сразу к нескольким битвам, ни одну из которых я не намерен проиграть. Я отгонял все ненужные мысли, способные вывести меня из равновесия и поставить под удар весь смысл поездки.

На протяжении всего полета Эстер казалась какой-то подавленной и отстраненной. За все годы дружбы, пожалуй, это один из немногих случаев, когда я видел её такой. Молча наблюдая за ней, не собирался задавать интересующих меня вопросов. Спрашивать напрямую — не самая лучшая идея, ведь тогда она может ответить так, как хотел бы услышать я, упуская истинные причины и мотивы. С ней что-то происходило, и это что-то вызывало неприятное предчувствие. И эта поездка — прекрасный способ докопаться до истины.

— Что-то не так? — спросил, устав видеть лишь её затылок и напряженную шею. С момента нашей посадки на рейс она ни разу не посмотрела на меня, устремляя взгляд в иллюминатор.

— Что? — вздрогнув, повернулась ко мне, нахмурив брови.

— Что с тобой происходит, Амига?

— Всё в порядке, — устало улыбнулась она. — Обыкновенная мигрень.

— Может, стоит принять таблетку обезболивающего?

Синяки под глазами, скрытые под слоем тонального средства выдавали её усталость и беспокойство, о котором кричал каждый её жест. Она ни на секунду не расслаблялась, словно ожидая чего-то, что наводило на неё страх. Зная Эстер больше десяти лет, был уверен, она влезла, куда не следовало. Но, естественно, самостоятельно ни за что не расскажет о причине собственной бессонницы и напряжения. Сколько её помнил, она всегда справлялась с переживаниями молча, стараясь не напрягать окружающих своими проблемами, но, в то же время, она оставалась общительной и улыбчивой. Никто не мог сказать, будто с Эстер что-то не так, глядя на неё. Но сегодня она вела себя совсем иначе.

— Уже приняла, спасибо! Скоро подействует, не волнуйся, — прислонилась плечом к спинке кресла, расслабляя лицо. Складка на лбу сгладилась, но не исчезла до конца.

— Сложно, когда ты настолько молчалива, — осматривал её, пытаясь понять, действительно ли дело в головной боли.

— Прости, просто, — опустила глаза, замолчав, — я волнуюсь за тебя.

— За меня? — нахмурился, чувствуя, как губы растянулись в улыбке. — Серьезно? — отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть её.

— Ты шутишь, наверное?


— Нет, Диего! — резко ответила Эстер.

Посмотрела на меня, и ее лицо ожесточилось. То, что несколько мгновений назад казалось усталостью, превратилось в злобу. Черты лица Амиги будто заострились, потеряв всю мягкость.

— Я видела, что с тобой было из-за нее! Ты был похож на тень от прежнего себя! И вот снова готов мучиться, заставляя себя наблюдать за тем, как ей хорошо с другим.

Каждое слово прозвучало с такой резкостью, превращаясь в жестокость, будто она намеренно хотела сделать мне больно. Не ожидая от Эстер подобных нападок, не сказал ни слова, продолжая слушать ее.

— Я не верю, что ты стал настолько жалок, превратившись в пса, которого выпнули из дома, и он готов скулить под закрытой дверью.

Мгновенно во мне вспыхнула злость, расползаясь по венам. Захотелось схватить Эстер за шею и заставить пожалеть о сказанном. Кем бы ни была эта девчонка, она не имела права заставлять меня чувствовать себя так паршиво. Амига резанула меня словами по самому больному и знала об этом. Внутри всё бурлило от ярости, но не из-за ее слов, а оттого, что она была отчасти права, и меня выбивал из равновесия тот факт, что это заметно постороннему глазу.

— Все сказала? — сжал челюсти, подавляя гнев.

— Неужели ты сам этого не видишь? — в ее глазах появилась печаль, но теперь мне стало наплевать на ее мнение и чувства.

— Это, чёрт возьми, не твое дело! Займись лучше своей гребаной жизнью и никогда не смей совать нос в мою! — выплюнул каждое слово, желая обозначить границы раз и навсегда.

В груди стало тяжело от злости, распирающей меня изнутри. Я не мог нормально дышать, чувствуя, как ярость душит, сдавливая горло. Требовалось как-то выпустить пар. Но находясь в тесном салоне самолета, у меня не оставалось ни малейшего шанса сломать что-нибудь или разбить чью-то рожу. Оставалось взглянуть правде в лицо. Вот, кем я стал. Жалким скулящим псом. И мне было плевать до момента, как Эстер произнесла эти слова вслух, придавая им силы.

Внезапно я почувствовал абсолютную беспомощность перед обстоятельствами. Теперь Марина определяла правила игры, а мне оставалось лишь бить руками по воде, пуская круги и, тем не менее, следовать за ней. Бесспорно, у меня получалось надавить на какие-то определенные точки, но в этот раз она решала, как будут развиваться события. И я, мать его, с готовностью принимал все, что она давала. Меня разозлила не Эстер, а собственное бессилие. Привыкнув контролировать всех и каждого, дергать за ниточки, как марионеток, с Мариной я сам оказался в роли куклы.

Я все еще чувствовал на себе взгляд Амиги, но больше не повернул к ней лицо. Стыд за свои слабости и гнев не позволили встретиться с ней глазами.

Приземлились в Майами, нас встретил шофер Переса, доставивший в его резиденцию. Приближаясь к месту, где ждала Марина со своим женихом, чувствовал нарастающее в теле напряжение. Мышцы натянулись, будто под действием электрических импульсов. И с каждым новым метром, сближающим нас с неизбежным, я превращался в комок нервов.

Страх отдалить Марину еще дальше, парализовал меня. Зная, что через несколько мгновений вновь увижу её, лишился всей прежней уверенности и бравады. Её появление на пляже той ночью даровало мне спокойствие, словно битва уже выиграна. Но только теперь меня стали посещать мысли о том, как сильно она могла отдалиться после своей выходки. Тем не менее, чтобы не творилось в её голове, я не допущу этого. В моем распоряжении двое суток для её возвращения.

Останавливаясь напротив дверей особняка Переса, пребывал совершенно в ином настроении, чем по дороге сюда. В тот момент во мне вновь поселилась уверенность, что всё получится. Как бы ни развивались события, я сделаю все от меня зависящее и получу свое.

Шагнув из машины, подошел к двери Эстер, подставляя руку.

— Ты готова? — улыбнулся, наконец-то справившись с эмоциями, подавляющими меня большую часть пути.

— Конечно, — так же беззаботно улыбнулась она в ответ, взяв меня под локоть.

Улыбка украшала лицо Амиги, заряжая его светом. Я больше не видел уставшую девушку. Рядом со мной шла прекрасная сильная женщина, способная заставить померкнуть на своем фоне любую другую. Именно это и требовалось сегодня. Ничто так не пробуждает чувства, как ревность.

Перешагнув порог, все, что я видел вокруг — лишь глаза цвета моря. Снова, словно заглянув в них впервые, я не мог налюбоваться их красотой. Всего несколько дней, проведенных вдали от Марины, теперь обернулись одинокой холодной вечностью. Как только она оказалась рядом, все сомнения и гнев стерлись из воспоминаний, оставляя вместо себя лишь безграничную тоску по её близости. Каждый её взгляд, направленный на меня, поворот головы и аромат ванили, обволакивающий её хрупкую фигуру, заставляли сердце замирать, возобновляя свой бег с удвоенной скоростью.

Все мои органы чувств были направлены на Марину. Тело реагировало на её присутствие раньше, чем успевал проконтролировать мозг. Стоило ей оказаться рядом, как внутри поднимался вихрь, переполняющий грудь и сбивающий дыхание. Весь организм волновала близость Марины. Вне зависимости от того, как сильно я пытался подавить эмоции, её влияние оказалось выше всякого здравого смысла.

Внешне я сохранял спокойствие, стараясь не выдать собственных чувств. На это уходила вся моя выдержка, и пусть по холодному взгляду бирюзовых глаз невозможно понять, насколько успешно мне это удавалось, но судя по спокойствию Амиги, всё шло по плану.

Проведя краткую экскурсию по дому и поселив нас в разные спальни, Марина и Пабло удалились, давая нам время на отдых перед ужином. Решив убедиться, что с Амигой все в порядке, проводил её до спальни, находящейся рядом с моей. Даже оказавшись без посторонних глаз, ни Эстер, ни я не позволяли себе расслабиться, постоянно создавая именно ту иллюзию, что требовали наши зрители. Я не был уверен в том, что мы действительно оставались наедине. Вряд ли пуэрториканец оставил нам подобную привилегию. Прежде всего, он — бизнесмен, и для получения своего мог пойти на любые уловки. Обследовав комнату, я лишь убедился в своих догадках, наткнувшись на несколько жучков. Избавляться от них на его территории оказалось бы идиотской затеей. Показав находку амиге, дал знак быть осторожной, и, оставив устройства по своим местам, сделал вид, будто ничего не произошло.

Вернувшись в свою комнату, я был рад оказаться наедине со своими мыслями и вдохнуть полной грудью. После напряжения во время встречи с Пабло и его новьей Кэндис, быть предоставленным самому себе оказалось большой удачей. Только мысли снова и снова возвращались к ней. К моему Котёнку. Находиться с ней под одной крышей и не иметь возможности пойти и заключить в объятия — самая большая пытка из всех существующих. Во мне бурлила кровь, стоило представить, что где-то в этом доме, рядом со мной, она целует его. Хотелось в ту же секунду разорвать ублюдка на части. Но я не мог. Не мог заставить её ненавидеть себя еще сильнее. Оставалось лишь ждать, утопая в тихой ярости.

«Я вырву обратно возможность быть с Котёнком. И сделаю это в следующие два дня», — повторял про себя словно мантру, подавляя ненужные порывы.

Лишь представив её в своих объятиях, чувствовал, как отступала злость.

Перес основательно подготовился к нашему приезду. Живая музыка, блюда от именитого шеф повара. Все казалось каким-то вычурным и кричащим. Я смотрел на поведение Марины в этой обстановке и не понимал, как той девушке, что я знал, могло нравиться все это. Разве не от подобной мишуры и показушности она пыталась сбежать в прошлом году, уехав из дома отца?

На какое-то мгновение, когда моя рука лежала на талии Эстер, показалось, что взгляд Марины загорелся так же ярко, как во время нашей последней встречи. Но увидев, с какой нежностью она смотрит на Переса, понял, подобные взгляды предназначались лишь ему. А мне лишь холод и отчуждение. Я чувствовал ее игру. Не мог поймать, но был уверен в фальшивке, представленной в качестве правды. Стоило нам четверым оказаться вместе, как словно по щелчку переключателя маски оказывались на местах. Наступало время каждому сыграть свою партию в этом спектакле. Моя задача быть тем, кем видели посторонние: расчетливым и жестоким бизнесменом, любителем вечеринок и женщин. Всю свою жизнь я жил в этой шкуре, не зная, как жить подругому. Только рядом с Котенком проявлялся тот Диего, которого не знал никто другой.

И Марина, плавящаяся, словно воск в моих руках в ту ночь на пляже и готовая превратиться лишь в огарок, сегодня отлично вжилась в роль красивой статуи, дорогого аксессуара, бездушной куклы. Фальшивая улыбка, холодный взгляд и осторожные фразы для всех, кроме него… Смотря на Пабло и считая, что никто вокруг их не видит, она словно оживала, превращаясь в чертов пластилин, из которого он лепил все, что вздумается, и она не просто позволяла ему, а с готовностью и каким-то немым обожанием отдавалась его рукам.

Подавляя гнев, я следовал правилам её игры. Она притворялась, что любит Переса, мне оставалось следовать примеру. Проявлять внимание, прикасаться и флиртовать с Амигой, словно она моя любовница-все это казалось интересной командной забавой. Эстер очень натурально реагировала на разыгрываемый спектакль. По её коже ползли мурашки, стоило моей руке коснуться ее, а щеки заливались румянец при каждом взгляде. Я видел влюбленный блеск в её глазах, именно такой, как раньше замечал в глазах Марины. Если бы я не знал о исключительно дружеском интересе с ее стороны, то поверил бы во влюбленность Амиги.

Котёнок же, словно ничего не замечала, исполняя роль приветливой хозяйки и верной невесты. Чем больше я наблюдал за её приторно-сладким поведением, тем сильнее выходил из себя. Она никогда не была такой и не хотела выглядеть подобным образом в глазах окружающих. Рядом со мной бунтарка в Марине взяла верх над правилами и общественным мнением. А эта девушка казалась полной её противоположностью. Нет, она не выглядела глупой или поверхностной, но всё в ней было слишком правильным, слишком продуманным. Будто она тщательно контролировала себя.

Несмотря на то, что меня раздражала ее сдержанность и некая механичность, я знал, как нужно действовать дальше. Её чрезмерный самоконтроль поможет мне в получении желаемого. Я выведу её из себя, вытянув все те эмоции, что она пытается спрятать от посторонних глаз.

— Как вы познакомились? — внезапно спросила Эстер в попытке поддержать светскость беседы.

Улыбнулся, предвкушая последующую сцену. Положив руку поверх лежащей на коленях ладони Амиги, погладил её большим пальцем в знак одобрения. Эстер замерла, шумно выдыхая, но не сказала ни слова.

Пабло повернул лицо к невесте, дожидаясь её реакции. Кэндис посмотрела на него, ласково улыбаясь, словно воспоминания об этом доставляли ей удовольствие.

— Это вполне обычная история, — проговорила она, слегка пожимая плечами, продолжив разрезать стейк из лосося.

— Нет, нет, нет! — вмешался Пабло, воскликнув. — Это самая волшебная история в моей жизни! И не преуменьшай этого, милая.

— Заинтриговал, — Эстер взяла свободной рукой бокал вина, не сводя глаз с Переса. — Не терпится услышать о настоящем волшебстве.