Венчанные огнем

Но как только свет из квартиры осветил мрачную полутемную площадку подъезда, моя улыбка медленно начала таять. Передо мной стояла хорошо поддатенькая девушка с растрепанной белобрысой макушкой, ростом метр пятьдесят с кепкой и косенько смотрела на меня, цепляясь тоненькой ручкой за дверной косяк.

– Ик! Привет! Ты кто?

Я в недоумении разглядывала этого тощенького цыпленка в Мишкиной футболке и осторожно, чтобы нечаянно не причинить увечья, отодвинула ее в сторону и прошла в квартиру. Из ванной вместе с шумом воды доносился рев, который Мишка искренне считал пением. Внезапно звук прекратился, и через несколько секунд он появился передо мной в полотенце, обмотанном вокруг бедер. Вода скатывалась по его волосатой груди.

Мишка посмотрел на меня удивленными голубыми глазами. Потом его чувства сменились виной, страхом, затем, как ни странно, облегчением. Наше выразительное молчание прервал голос цыпочки, которая по стеночке добралась до Мишки и повисла на нем, обхватив за руку:

– Любимый, а это кто вообще, а? Сестра, да? Ой, точно, вы так похожи!

Я горько усмехнулась, признав ее правоту. Нам с Мишкой часто говорили, что мы очень похожи. Оба высокие голубоглазые брюнеты с одинаковыми вкусами. А вот, как оказалось, они-то у нас все-таки разные. Я сглотнула, прочищая горло, и хрипло спросила зависшего «братца»:

– И давно… Это у вас?

Зрачки в голубых глазах расширились, практически поглотив радужку. Мишка непроизвольно прижал цыпочку к себе, будто в попытке защитить. Тем самым добил меня окончательно, заставив практически задохнуться от несправедливости.

– Месяц. Я люблю ее, Юль! Прости меня, а? Я хотел сразу тебе рассказать, но, как видишь, не успел. Не хотел, чтобы ты узнала о нас вот так. Давай останемся друзьями, у нас же много общего?

Я смотрела на Мишку, с которым «у нас много общего», не в силах поверить, что меня променяли. И на кого? Мы с заменой как небо и земля – абсолютно разные. И самое печальное – именно сейчас вспомнились Мишкины упреки в том, что я слишком независимая, слишком сильная, слишком гордая и частенько смотрю на людей свысока, не прощая маленьких ошибок и слабостей.

Зато теперь Миха, видимо, нашел именно такую, какую хотел: маленькую, хрупкую, слишком слабую и легко управляемую цыпочку. Но при этом эгоистично не хочет потерять во мне друга, ведь столько раз говорил, что я его надежный луч света в темном царстве. Всегда найду выход из скуки и серости бытия. Вот-вот, пора бы и мне выйти на свет из этого мрачного коридора.

Окинув сладкую парочку презрительным взглядом, я почувствовала, что меня не просто заменили, а предали. Больно и грязно на душе, будто помоями облили. Я гордо подняла подбородок и, круто развернувшись, быстро вышла из этой квартиры, из старой жизни, своей прежней жизни с Мишкой. Уже чужим для меня мужчиной.

Подъезжая к своему дому и паркуясь возле подъезда, я с удивлением поняла: больше всего злюсь даже не на Мишку, а на общую линию моей жизни – она не изменилась. Я средний ребенок в семье, где родилось трое детей. Своего первенца Глеба мама с папой просто боготворили, хотя, по большому счету, было не за что. С горем пополам он занимался мелким бизнесом по принципу купи-продай. Женился и к тридцати двум годам завел двух отпрысков, в которых бабушка и дедушка души не чаяли. Брат до мозга костей прагматичен, мелочен, скуп и, на мой взгляд, еще и страдает снобизмом.

Мое появление на свет двадцать пять лет назад поначалу родителей очень взбудоражило. Я купалась в их любви и обожании, пока мне не исполнилось шесть и они не произвели на старости лет (это я так считаю) младшую сестру Веронику, которая полностью завладела их вниманием и любовью. Я же стала скорее нянькой при младшенькой и довольно слабенькой девочке, а также бесплатной домработницей для немолодых родителей. Свои обиды и боль от их невнимания я прятала глубоко внутри и с радостью занималась сестрой, но та очень скоро заменила меня на подружек, больше подходящих по возрасту и интересам. И я снова осталась одна.

Мне повезло, когда тетка Вера, заехав как-то раз к моей маме и заметив все нюансы нашей семейной жизни, забрала меня жить к себе. С того момента моя жизнь изменилась, наполнилась смыслом, заботой и нерастраченной любовью незамужней и бездетной тетки. Я платила ей тем же. Кроме того, с отличием закончила школу, поступила в университет и научилась быть не серым, никем не замечаемым призраком, а уверенной в себе женщиной, на которую обращают внимание мужчины, и которая всегда и везде может сама позаботиться о себе.

Однако, как сегодня показала жизнь, подобные эмансипированные личности мужчинам не нужны! Вернее, одному, близкому мне нужны, но исключительно как друг. Но ведь и я по-другому не умею. Меня не научили безраздельно доверять и отдавать решение проблем в другие руки. Наоборот, меня учили заботиться о других, защищать своих близких и решать их проблемы. А со своими я разбиралась самостоятельно, бывало, что со страхом и болью. И не только в душе. Так надо, значит, я все смогу. Я сильная, я справлюсь.

Упав на руль, я разрыдалась от одиночества и обиды, выплескивая боль предательства близкого человека. Все! Мне все надоело! Душа требует сочувствия и сострадания. Эта мысль, показавшаяся мне единственным спасением от невзгод, всплыла довольно быстро. Заставив меня, как всегда, выстроить четкий план: сразу после выходных начну оформлять шенген, созвонюсь с Верой и обрадую, что собираюсь к ней в гости, под родное, теплое крылышко, а пока возьму отпуск за свой счет. Ничего страшного, даже если уволят. Сил работать или просто оставаться жить в Москве больше нет! А там посмотрим…





Глава 1


После пограничного контроля я осмотрелась в поиске свободного места. Объявления посадки ждать еще минут сорок и уж лучше устроиться в кресле и вертеть головой. Пара китайцев обсуждала свои дела, немцы, сидящие наискосок от меня, с детским восторгом демонстрировали друг другу военные шапки-ушанки, невольно вызывая у меня насмешливую улыбку. Потом я почувствовала, что сама стала чьим-то объектом внимания и, повернув голову, уставилась на девушку, присевшую напротив.

Очень красивая шатенка с потрясающими желто-карими глазами также от души забавлялась, поглядывая то на немцев, то на меня, предлагая разделить с ней веселье. Ее искренняя, добрая улыбка располагала, и я улыбнулась в ответ.

– Вы тоже в Берлин? – спросила девушка.

– Да, к тетке лечу!

Перекинувшись парой фраз, мы на минутку замолчали, и в этот момент объявили о начале посадки на наш рейс. В самолете девушка села в бизнес-классе рядом со мной, и пока пассажиры проходили дальше по салону, мы с ней переговаривались ни о чем, предварительно представившись друг другу. Оказалось, мою соседку зовут Алевтиной, коротко и предпочтительнее – Алев.

Прямо перед закрытием люка в салон вкатили небольшую коляску для инвалидов. Высокий солидный мужчина помог хрупкой, болезненного вида девушке с маской на лице и небольшим кислородным баллоном в тонких синюшных руках пересесть в кресло. Как только она устроилась, быстро окинула карими любопытными глазами пассажиров и с горящим в них энтузиазмом уставилась на нас, явно надеясь поболтать. Увидев, что мы тоже не против, она представилась:

– Привет, меня зовут Елена. Еду на операцию и надеюсь ее благополучно пережить.

Сказала она это с легкой, располагающей улыбкой, но мы с Алев в первую секунду не смогли сдержаться и нахмурились, сочувствуя и сожалея. Затем быстро взяли себя в руки и, улыбнувшись, по очереди представились. Я постаралась сгладить первые секунды неловкости:

– Привет, меня зовут Юля. Я в гости к тетке лечу. Она недавно замуж за иностранца вышла.

После меня Алев, сверкнув огромными, раскосыми, потрясающей красоты золотисто-коричневыми глазами, произнесла:

– Привет, меня зовут Алев. Я сирота, уже много лет ищу своих родителей, и немцы, к которым лечу, возможно окажутся ими. Кроме имени и фамилии ничего о себе не помню!

Мы с Леной с сочувствием посмотрели на нее. И хотя я не могла похвастаться тем, что моя большая семья меня обожает, но все равно они родные и близкие люди и, что бы ни случилось, я люблю их и всегда приду на помощь, если потребуется. Уверена, они сделают то же самое. Я непроизвольно пожала ладонь Алев, делясь с ней сочувствием, пониманием и теплом. После того, как Лена коротко пообщалась со своим врачом, интересовавшимся ее самочувствием, мы плавно перевели тему и начали болтать о мелочах. Выяснив, кто где остановится в Берлине, мы на секунду замолчали, а дальше начался кошмар любого пассажира самолета.

Все началось с оглушительной тишины, потом раздался хлопок и выпали оранжевые кислородные маски, от чего на голове волосы встали дыбом. Резкий душераздирающий вопль словно разрезал тишину надвое. Алев схватила Лену за руку, я – Алев, затем нас накрыл шквал огня, который всего на мгновение опалил нестерпимой болью, а затем наступила темнота.

Боль исчезла так же внезапно, как появилась, и забрала с собой тьму. Вместо нее меня окружала сплошная серая муть. Тела не было, только сплошной клубок чувств, страхов и эмоций. И этот клубок, мой клубок, болтался непонятно где. Меня куда-то тянуло, я почувствовала-увидела других, таких же неприкаянных. Хотя каким образом это можно видеть или чувствовать, не имея тела, лично мне было непонятно, но остальные так сверкали и искрились, словно маленькие серебристые искорки, что я непроизвольно потянулась к ним.

Подплыв поближе, я поняла, что это Алев и Лена, и прижалась к ним в поисках тепла и хоть какой-то надежды. Мы слились в единую искру и поплыли в общем потоке, устремленном к расширяющейся светлой точке, в которую все время вливался кто-то еще, выныривавший из серого ничто.

Я чувствовала непередаваемый ужас от нашего пустого, бессмысленного скольжения и, судя по нарастающему внутри напряжению, мои невольные спутницы чувствовали то же самое. Было обидно, что моя жизнь закончилась вот так. Ничем. Будто я призрак, незаметно появилась и так же незаметно исчезла, ничего не испытав, не изведав, не сделав чего-то действительно полезного и большого, не любя и даже не ненавидя. Я не знала и не испытывала сильных переживаний, а ведь так хотелось, чтобы кто-нибудь любил, холил, лелеял и нуждался именно во мне. Чтобы самой хоть раз в жизни очнуться от серого, безликого сна и почувствовать себя живой.

Лишь прыжки с парашютом дарили кратковременный взрыв чувств и эмоций, но и их хватало ненадолго. И затем душа снова покрывалась словно пылью тоски и одиночества. Боже, как обидно, что все уже закончилось, и нет второго шанса исправить свою жизнь.


Терзания моей души прервала Елена, которая неистово задергалась, борясь с течением и пытаясь вырваться из общего потока. Сначала я поддержала ее просто из чувства солидарности, а потом, сама заразившись стремлением к свободе, начала рвать эти сковывавшие нас всех путы, толкаясь из стороны в сторону, и старалась улететь прочь из тоскливой реки неприкаянных душ. Когда мне показалось, что мы не сможем выскочить, лопнули будто бы последние нити – и мы, как пробка из бутылки шампанского, вылетели наружу и тут же потеряли из виду всеобщий поток. Как неожиданно и вместе с тем страшно внезапно оказаться в полной темноте, хоть она и была странно прозрачной! Мы медленно плыли сквозь нее, слабо озаряя пространство светом своих потерянных душ.

Казалось, это мистическое путешествие будет длиться вечно. Мы скитались среди туманных пятен миров, а ощущение безвременья и одиночества окружало все плотнее. Времени здесь не было, и мы бы вряд ли смогли определить, сколько вот так парили, пока неожиданно не увидели вдали странное скопление огромных ярких звезд, нанизанных на невидимую нить словно шары. Они выглядели подобно гигантскому блестящему ожерелью. Подплыв к нему поближе, мы застыли, завороженные сиянием, недоступным нашему пониманию, в попытке узнать, что же это такое.

Вдруг темнота вокруг нас сгустилась, превратилась в чернильное пятно, причем четко ощущалось, что оно живое. Рядом с ним расплылось яркое светлое облако. И это облако почему-то в темноте не выглядело инородным. Вся моя сущность засверкала и потянулась к нему. Весьма странные ощущения для меня, очень осторожно относившейся к любым потусторонним существам. И вдруг зазвучали голоса, кажется, разговор этих удивительных пятна и облака.

– Трое? Это странно, но зато как удобно, ты не находишь?

– Сестра, ты уверена, что приняла правильное решение?

– Да, родной, столько моих детей страдает, я должна помочь им исправить свои ошибки.

– Сестра, тогда одна достанется мне. Мои дети уже слишком много заплатили за чужую вину. Если ты правильно выберешь хрустальную слезу, она станет искуплением и милосердием для них.

– Братец, не много ли ты на себя берешь, требуя у меня чего-то?

– Я прошу. Ведь в них и твоя сущность! И ведь это твои детишки неудачно поиграли в проклятье, ты не находишь?

В пустоте всплыло третье пятно – тускло-серого цвета – и вступило в напряженный разговор странной парочки:

– Брат, сестра, боюсь, вам обоим придется поделиться. Мои потомки вымирают, и скоро некому будет петь мне священные песни, а сила уйдет в пустоту, как и мы. Слишком много мы давали воли детям, осталось мало времени и возможностей все исправить. Нам необходимо объединиться и решить проблему, иначе созданное погибнет, будет нарушен еще один закон мироздания, а главное – ожерелье миров распадется. Мне будет жаль, а вам?

Молчание остальных пятен тяготило наши души, души трех маленьких серебристых точек, зависших перед тремя высшими в ожидании неизвестно чего, с трепетом вслушивавшихся в разговор.

– Решено, дорогие братья, я согласна с вами. Каждому миру необходимо дать по одной возможности. Одному из трех видов потомков – шанс на выживание.

В моей голове раздался мягкий, любопытный, женский голос: «Скажи, дитя, чего ты хочешь больше всего?» Я ответила, не задумываясь: «Жить! Хочу любить и быть в ответ любимой», и почувствовала или услышала такие же ответы своих спутниц, а, может, мы ответили синхронно, в один голос. Неужели женщина-облако спрашивала нас одновременно? Серое пятно подобралось поближе, и я почувствовала тепло, исходящее от него. Снова удивилась способности чувствовать, при полном отсутствии тела.

– Занятные сущности, сестра? Не ошибись с выбором!

– Нам всем придется поделиться, брат, а тебе особенно, ведь твоим мирам нужна двойная помощь.

Серый потемнел и облетел нас троих, испуганно сбившихся в кучу. Потом снова женский голос спросил:

– Кем ты хочешь быть, дитя мое?

И снова наш синхронный ответ:

– Женщиной!

– Любой?

Мы молчали, не зная, что сказать, наверное, нас удивил странный вопрос. Не задумываясь о последствиях, я мысленно брякнула:

– Какая разница, лишь бы молодой и красивой, главное – счастливой!

Чернильное пятно заволновалось и тоже приблизилось к нам практически вплотную. Мы с Алев в ужасе шарахнулись от него в сторону, а вот Елена, наоборот, потянулась к нему за поддержкой и утешением.

– За счастье надо платить, ты готова, дитя мое?

Не раздумывая, с отчаянной надеждой я выкрикнула, снова услышав нас троих:

– Да, я готова!

Светлое облако, изменив форму, задумчиво зависло перед нами, а потом торжественно объявило:

– Да будет так! Дети, мы даруем вам новую жизнь. Вы сами приняли ее таковой. Один дар на всех вы поделите между собой, как и единое проклятье на троих, хотя и выраженное в разных формах. Вам придется с ним справляться самим, независимо друг от друга. Это ваша плата за новую жизнь.

Мы шокировано молчали. Следующий вопрос задал потемневший Серый:

– Ты решила кто, кому и как?

– Я решила положиться на судьбу, наши миры сами притянут достойную. А как? Я чувствую прошедших сквозь пламя, и боюсь, у них нет другого выбора, кроме как снова принять его. Чтобы полностью возродиться в мире живых, им придется с ним обвенчаться.

Как только в моей голове замолчал ее голос, они вплотную приблизились к нам и закрутились в хороводе, в скором времени превратившемся в одно сверкающее кольцо с нами посередине. Серое марево вспыхнуло миллионом искр в нигде, а затем я услышала последнюю реплику белого облака и поняла, что речь идет обо мне и Алев, но обращена она была к серому пятну:

– Похоже, именно эти девочки получат наши с тобой частицы, брат. Надеюсь, они смогут воплотиться заново. Вновь рожденные! Да примут вас ваши миры, дети мои!

Мое сознание поглотила дикая обжигающая боль. Я горела, причем в буквальном смысле, в пламени. И умирала тысячи раз.





Глава 2