Ведьмина Чаша

Калеб продолжал задумчиво расхаживать по комнате, прикидывая в голове возможные варианты развития событий.

— Когда у дракона заканчивается процесс полового созревания, Гарконаш?

— Годам к двенадцати, плюс-минус два года.

— А что может его замедлить? — Наставник Марлоу замер на месте и цепко посмотрел на меня, ожидая, когда я мысленно поведаю ему обо всем, что знаю по интересующей его тематике.

— Ограниченный энергоресурс и полное отсутствие сведений о происхождении, роде и видовых особенностях. Драконья кровь безусловно мощный инструмент передачи накопленных веками знаний, но и она далеко не всесильна.

— Орел прожил всю жизнь среди куриц, не подозревая, что он орел, и не стремясь расправить крылья, дабы воспарить к сородичам в бескрайнее небо… Алистер! Помнишь, ты хотел опутать замок гасящими магию плетениями, чтобы лишить колдовских сил тех, кто надумает обчистить твое родовое логово?

— Да, учитель, но… где я возьму источник энергии для столь масштабной операции? Неужели вы предлагаете…

— Именно, Алистер, ты правильно меня понял. — Калеб погладил Алисию по волосам, убирая непослушную прядь с ее лица. — Как только ребенку исполнится год, я повешу на него подпитку Гарконаша, дабы не мотаться сюда всякий раз, когда книга начнет ослабевать. Через пять лет ты водрузишь на ее хрупкие детские плечи защиту от посторонней магии, и не забудь сделать привязку на место, Алистер! Надеюсь, ты не хочешь повторения истории с Торкисом?

Марлоу утвердительно кивнул, и его наставник продолжил:

— Когда у будущего дракона случится первый оборот, можешь вернуться к своим делишкам по похищению отпрысков сильных мира сего. Но до той поры сиди тихо и не высовывайся, как гоблин во времена зимних холодов. Ты понял меня, Алистер?!

— Понял вас, учитель, но разве я не должен сдувать с ребенка пылинки? А если с ним что-то случится?

— Не случится, Алистер, если ты позволишь ребенку Торкиса некоторое послабление в его пребывании здесь. Пусть замок будет в его полном распоряжении, изредка выпускай его в города на определенный срок. И помни, что перед тобой дитя Торкиса, неблагодарного мерзавца, позабывшего добро, которое ты для него сделал, и променявшего вашу дружбу на сомнительную связь с принцессой. Не позволяй светлым чувствам опять одурманить твой разум. Ребенок должен тебя уважать и ненавидеть, дабы все его мысли были направлены на то, чтобы выжить на этом малом клочке земли и суметь тебе отомстить, а не строить планы на побег. Об остальном не переживай, Алистер, воспитанием дитяти займется Гарконаш. Ему не впервой быть в роли няньки. Только кое-что я в нашей книге изменю, дабы дитя не создало нам проблем раньше положенного срока!



Воспоминание стало меркнуть, словно гаснущее пламя в затухающем камине. Постепенно комната, Алисия и Марлоу исчезли, а за ним пропало черное лицо Калеба, скалящего в довольной ухмылке желтые зубы.



— Все в порядке, Кайла? Понимаю, глупый вопрос, но ничего другого мне на ум не приходит, — виновато произнес Гарконаш, выдергивая меня из омута его закрытого воспоминания.

— Я справлюсь, Гарконаш, правда, — с хрипом выдавила из себя эти слова, словно загнанную в палец занозу. Медленно, по частям и с болью. — Извини, но мне нужно побыть одной. Слишком много неприятных вещей на меня навалилось разом.

Я покинула библиотеку под сочувственное молчание летающей книги и ошпаренной кошкой понеслась по замку в неизвестном направлении. Ноги вели меня только им известной дорогой, а голова гудела от неожиданной правды.

Теперь мне стало понятным отношение Марлоу к моей скромной персоне. Я живое напоминание его провала, свидетельство предательства его друга и важный ингредиент в ритуале, который, скорее всего, окончится для меня весьма печальным образом. Ведь иначе бы Калебу подошло тело моего отца, из чего следует вывод, что мертвые им не годятся.

Учитель Марлоу. Вот кто виновен в моих злоключениях.

Этот мерзавец лишил меня родителей, перекроил мою судьбу так, как ему было удобно.

Он идет по головам ради достижения понятной только ему цели, и ему плевать на людские жизни. Даже на тех, кто числится у него в союзниках.

Жаль ли мне Марлоу? Ведь Калебу он нужен лишь потому, что на него можно спихнуть грязную работу. Для него Алистер — пес, выполняющий команды, которого можно легко заменить, если он перестанет приносить ощутимую пользу его делу. Или оступится больше раз, чем того требуют принятые Калебом негласные ограничительные нормы.

Нет, мне не жаль Марлоу. И после того, как я заставлю заплатить его наставника за все, что он сделал, Алистера ждет та же участь.

Он ничем не лучше Калеба. И в смерти моего отца он виноват не меньше, чем его учитель.

Марлоу не препятствовал решению Калеба использовать в качестве жертвы Алисию и Торкиса, значит, судьба моих родителей его не интересовала.

Так почему я должна оставлять ему жизнь?!

Я остановилась и огляделась по сторонам. Ноги сами привели меня в оранжерею отца, расположенную в закрытой на долгие годы башне замка.

За двадцать лет здесь многое изменилось, и далеко не в лучшую сторону.

Мощеные дорожки заросли травой и мхом, а стройные ряды растений, лишенные заботы садовника, росли во все стороны, завоевывая ранее неиизведанные территории. И земли своих соседей.

Кто-то не выдержал столь агрессивного натиска и уступил, кого-то не пощадило время и иссушило полностью, и растение стало удобрением для тех, кто стремился выжить любой ценой.

Я же искала офизалиус среди причудливых сплетений цветущих тел и не могла его найти. От безысходности захотелось разреветься в голос.

— Вот вы где, Кайла, а я вас везде ищу. — Появившийся за моей спиной наследник престола Элирии не испугал меня только потому, что безразличие и опустошенность овладели мной настолько сильно, что другие раздражители не могли преодолеть выставленный ими барьер. — Весь замок обежал, даже в купальню заглянул, а вы, оказывается, здесь. Как вам оранжерея? Не правда ли, потрясающее место?

— Оставьте меня в покое, Киммер. И без вас тошно!

— Это пройдет, Кайла. Я знаю очень хорошее лекарство от любых эмоциональных хворей. Объятия — самое лучшее средство от всего! Проверено! Жалоб нет!

Хотелось возразить.

Из вредности.

Из желания противоречить.


Из стремления высказаться вопреки всему.

Но, когда принц притянул меня к себе, вместо слов из меня градом полились несдерживаемые слезы.

Я рыдала искренне и навзрыд, отдавая себя этому делу целиком и полностью, позабыв о том, что кувшины для сбора драконьих слез находятся в другой части замка.

Киммер меня утешал, поглаживал по волосам и спине, приговаривая разные глупости и рассказывая смешные случаи из детства, отрочества и юности.

Постепенно поток моих переживаний иссяк, улыбка заиграла на губах, и я благодарно посмотрела на того, кто подставил грудь в нелегкий для меня час.

Наконец-то наследник престола Элирии смотрел мне прямо в глаза, и что-то в его взгляде было такое, что я не могла отвести взгляд.

Переживание? Страх? Быть может, любовь?

Пока я перебирала варианты у себя в голове, жонглируя ими, как заправский цирковой артист, принц наклонился к моему лицу и поцеловал меня.

В губы.

Нежно.

Осторожно.

Боясь причинить мне боль или отпугнуть меня своим неожиданным поступком.

Я закрыла глаза, наслаждаясь нашим единением, чувствуя под рубашкой сильное мужское тело и не забывая проявлять интерес и со своей стороны тоже.

Теперь я целовала Киммера, и он отвечал на мои ласки смиренным принятием этого.

Осознание пришло позже.

Неправильность происходящего ледяным ужом проскользнула в мой разум, нарушив тем самым возникшую идиллию.

Что я делаю? Куда лезу?

Это не мой мужчина, а я не его женщина.

Зачем он так поступает со мной?

Я вырвалась из объятий принца и залепила наследнику престола Элирии пощечину.

Старалась бить несильно, однако от удара принц пошатнулся и сделал два шага назад.

Мой поступок отрезвил нас обоих. Взгляд Киммера вновь стал осмысленным, а чешуекрылые в моем животе (Снедька называла их бабочками, мне же такая формулировка казалась излишне мягкой и детской) успокоились и погрузились в спячку до лучших времен, вспомнив, что только в сказках принцы берут замуж безродных девиц, имеющих нерешенные проблемы с наследственным древом.

Звонко цокая набойками по плитам, я покинула оранжерею, словно преступник место преступления. Быстро и стараясь не глядеть на жертву своего «злодеяния».

Только кто из нас двоих жертва?

Большой вопрос…



До похода за ингредиентами для зелья Киммер наивно полагал, что именно на войне зародился тот самый страх, разделяющий жизнь на «до» и «после». Запутавшаяся в сети Кайла расставила все по местам: никогда еще принц так не ошибался!

Его руки до сих пор ощущали тот холод, которым было пронизано тело неудачливой ныряльщицы. А на ладонях принца остались следы от веревок, кои он рвал, не чувствуя боли, ведь времени на то, чтобы достать нож, у Киммера попросту не было.

Наследник Элирии помнил, как вытащил Кайлу на берег и понял, что она не дышит. Как пытался сделать искусственное дыхание, а последствия проклятия не давали ему осуществить это. Как отчаянно давил на ее грудь в районе сердца, а оно не билось и не отзывалось на все попытки принца вернуть Кайлу в мир живых.

Он помнил то отчаяние, что его охватило.

Помнил, как молился всем богам, продолжая безуспешно приводить Кайлу в чувство, ощущая, что на его глазах выступили предательские слезы. И как что-то внутри его в звенящей тишине и замедленном темпе лопнуло с противным хрустом, как растоптанные подошвой ботинок осколки стекла.

Тогда-то Киммер и прозрел!

Он увидел не черную мглу контура женского тела, а девушку со смоляными волосами, ее побледневшие губы. Увидел и посиневшее лицо той, которая стала для него любимой.

Принц не знал, кого ему благодарить за столь своевременный подарок, в храмы каких богов нести щедрые подношения. Решил поразмыслить об этом позже, когда здоровью его спутницы ничто не будет угрожать.

Ему удалось вытащить Кайлу с того света, услышать, как забилось неприступное сердце, и прижать ее к своей груди, убаюкивая не пришедшую в себя девушку.

В этой позе их и застали воинственные обитатели Ведьминой Чаши, от которых отбиваться у Киммера не было ни физических, ни моральных сил.

И сейчас он испытывал нечто подобное.