Узел смерти

– Сложно объяснить. Это как… воспоминание о прошлом. Ты помнишь в общих чертах, но без подробностей, с провалами, которые не можешь восстановить, как ни стараешься.

– Тогда не старайся, – сказал Миша. – Может, так лучше.

– Как представлю, что проводил столько времени с этим… с этой… – Илья вновь тронул очки нервным жестом.

Миша тоже не мог, точнее, не хотел представлять, чем они занимались ночи напролет, и поспешил сменить тему.

– Старик, я всегда говорил: нельзя позволять бабам садиться себе на шею! Настя плохо на тебя влияла. – Миша деланно закатил глаза и доверительно сообщил: – Но и ты был полной скотиной. Если бы тебя не убила Мортус Улторем, я бы тебя сам убил.

– Даже большей скотиной, чем ты?

– Но-но! Грубые реплики – мой репертуар.

Они разговаривали еще почти час, пока медсестра не вытолкала Илью чуть ли не взашей: «Врач сказал, не больше тридцати минут! Это безобразие!»

…Похоронная процессия была короткой: родных у Белкина не имелось, за гробом шли лишь Миша с друзьями и отцом да несколько соседей, включая бабку, что вызвала полицию тем вечером. Она сделала вид, что не узнает Мишу и Лелю, но нет-нет косилась на них.

Провожающие медленно приблизились к разрытой могиле. Все стояли со скорбными лицами, в такие моменты всегда приходят мысли о бренности бытия.

Приглашенный священник нараспев произносил положенные фразы. Миша не знал, был ли Белкин верующим, но отправить Анатолия Петровича в последнее путешествие лишенным церковной поддержки после известных событий побоялся. Кто знает, что там, за чертой. Обряд, проверенный веками, лишним не будет, решил Миша, и попросил отца найти священнослужителя.

Под конец церемонии явился еще один человек. Миша позвонил Семену Ефремовичу накануне: обещал рассказать, как все пройдет с Ильей, и выполнил обещание. А заодно сообщил, когда и где пройдут похороны.

Теперь ученый, в слишком большой шляпе, пестром шейном платке и с тросточкой, похожий одновременно на гнома и старичка-лесовичка, переступал с ноги на ногу, печально поджимал губы и хмурил брови.

Отпевание закончилось. Гроб опустили в могилу. Все стали по очереди подходить и прощаться: брали горсть земли, бросали на гроб, бормотали «Покойся с миром».

Илья и Миша, не сговариваясь, подошли вместе.

– Спасибо, – сказал Илья.

Миша ничего не сказал, только мысленно пожал руку тому, кто помог спасти жизнь его лучшего друга. Встретится ли Анатолий Петрович с сестрой и матерью, подумалось Мише. Но дать ответа на этот вопрос, конечно, никто не мог.

К выходу с кладбища двигались медленно, переговариваясь вполголоса. Миша чуть отстал и оказался рядом с Семеном Ефремовичем.

– Я хотел сказать вам кое-что, – тихо проговорил ученый. – Лучше, чтобы нас не слышали.

Михаил послушно замедлил шаг вслед за Семеном Ефремовичем, так что остальные ушли вперед.

– В чем дело?

– Я много думал о том, что Мортус Улторем укусила вас.

– Не волнуйтесь, врачи говорят, заживает, как на собаке! – небрежно сказал Миша, но внутренне подобрался.

Этот факт, как он ни старался не думать на эту тему, все же немало тревожил. И Семен Ефремович усилил его опасения.

– Рана на теле, конечно, заживет. Вы молоды и здоровы. Однако…

– Однако что? – нетерпеливо спросил Миша.

Отец, который говорил с кем-то телефону, точно почувствовав его волнение, обернулся и посмотрела на сына. Миша улыбнулся и помахал рукой: мол, все хорошо.

– Физический контакт с потусторонним существом, выходцем из иного мира, не может пройти бесследно. Научных доказательств тому, разумеется, нет, и быть не может. Зато фольклорные и мифологические источники дают некоторое представление. За примером далеко ходить не будем. Укус вампира превращает человека в Дитя ночи, отнимает у него душу. Укус верфольфа делает из жертвы оборотня. Метка демона означает одержимость и вселение… – Семен Ефремович оборвал себя на полуслове. – Не буду пугать вас. Думаю, вы и так поняли, к чему я веду.

– Хотите сказать, что я теперь помечен? Слушайте, а как же тогда Илюха?

Старик коснулся своей огромной шляпы и поглядел на идущего впереди Илью.

– Тут немного другое. Мортус Улторем ранила его, причиняла боль, потому что это давало ей силы. Она и убила бы его с такой же целью. Понимаете, он был для нее чем-то вроде бифштекса – и в этом смысле был ей даже дорог. Говорим же мы «я люблю пельмени». Или мороженое. Но вы… Вы пришли лишить ее этого блюда. Вы, в отличие от Ильи, представляли угрозу. Не вмешайся Леля, Мортус Улторем уничтожила бы вас, причем не просто физически, но и духовно. Пожрала бы вашу душу.

«Приятная перспектива», – подумал Миша, и ему показалось, что на улице стало холоднее.

– Это ей не удалось, как мы понимаем. Вы выжили, и душа ваша осталась нетронутой.

– Но? Всегда ведь есть «но»?

– Говоря начистоту, я и сам пока не разобрался. Надеюсь, это лишь беспочвенные страхи старого маразматика. Но все же, Миша, я попросил бы вас быть осторожнее. Если заметите некие признаки (не важно, когда, возможно, по прошествии месяцев или даже лет!) не проявляйте легкомыслия. Не игнорируйте их, не надейтесь, что вам померещилось, и все пройдет само. Вам понадобится помощь, поэтому позвоните мне или найдите другого специалиста. Возможно, священника. Прошу вас, будьте внимательны!

– Какие именно признаки?

Они были уже в нескольких метрах от стоянки.

– Не могу точно сказать. Но уверен, вы поймете. Ночные кошмары, видения, приступы немотивированной злобы, перемена во вкусах, обострившаяся интуиция, что-то вроде ясновидения или внезапных озарений – мало ли.


– Ясновидение – это не так уж плохо, – заметил Миша и улыбнулся.

– Не шутите с этим. – Семен Ефремович не поддержал его. – Прошу вас, следите за своим самочувствием.

Миша пообещал и вдруг спросил, вспомнив их прошлый разговор:

– Вы сами столкнулись с чем-то подобным? Говорили, что-то изменило ваши взгляды. Это нечто в таком же духе?

Семен Ефремович бросил на него быстрый взгляд.

– Об этом как-нибудь в другой раз. Мы уже пришли.

Миша понял, что тема Семену Ефремовичу или не слишком приятна, или слишком значима, чтобы говорить об этом на бегу. А вероятнее всего, то и другое сразу.

Тем временем они уже присоединились к остальной компании, и отец сказал:

– Олеся звонила. Надо забрать Лизу из садика: воспитательница говорит, она затемпературила. Сама не может – сидит у маникюрши.

Если бы Миша плохо знал Олесю, то подумал бы, что она специально все это подстроила – по крайней мере, то, что никак не может поехать за дочкой. Но Олеся была хорошей женщиной (хотя немного простоватой и слегка занудной, на Мишин взгляд), в ревности или неприязни к старшему сыну своего мужа замечена не была.

– Езжай, конечно, какой разговор.

– Я его отвезу, – вызвалась Леля. – Не переживайте, доставлю до больницы, прослежу, чтобы не сбежал.

Юрий Олегович посмотрел на Лелю с преувеличенной благодарностью. Видимо, хотя и собирался больше не давить на Мишу, а все же мечтал о такой снохе, и потому всячески будет намекать на это.

Простившись со всеми и пообещав позвонить, рассказать, как там Лиза (а заодно убедиться, что с Мишей все в порядке) Матвеев-старший уехал.

– Я могу и вас подвезти, – предложила Леля Семену Ефремовичу, которого они все знали со слов Ильи.

Но старик отказался: оказывается, был за рулем. Почему это удивило Мишу, он и сам не понимал. Может, потому, что тот выглядел сказочным персонажем или выходцем из прошлых эпох, поэтому представить его за рулем обычной «Лады» было сложно.

– Не забудьте, о чем мы говорили, Миша, – проговорил Семен Ефремович на прощание и поспешил прочь, как будто общество людей уже успело порядком его утомить. А возможно, так оно и было.

– О чем это он? – спросила Леля, усаживаясь в машину.

Томочка и Илья забрались на заднее сиденье.

– Да так, неважно. – Миша пока был не готов говорить об этом.

«Совсем как Семен Ефремович», – подумал он.

– Сначала нас отвези, Лелечка, – сказала Томочка. – Тут до нашего дома всего ничего.

Скорбная церемония завершилась, и девушка вновь засияла, приличествующая случаю мина сменилась лучезарной улыбкой. Словосочетание «наш дом» ей определенно нравилось, хотя смысл, конечно, в данном случае был иной: вместе они с Ильей не жили. Правда, Томочка теперь бывала у него куда чаще, чем обычно: помогла сделать генеральную уборку, готовила разные вкусности.

«Попал ты, брат», – в который раз уже подумал Миша, спрашивая себя, что Илюха станет делать дальше, как сложатся их отношения с Томочкой. Главное, чтобы чувство благодарности не заставило его жениться. А то ведь он такой – порядочный, совестливый.

Миша посмотрел на сидящего позади друга в салонное зеркало.

Тот почувствовал его взгляд и поднял глаза.

«Как хорошо, что все хорошо закончилось», – подумал Михаил.

Хотя, возможно, это был еще не конец.

– Надеюсь, там Белкину будет спокойнее, чем здесь, – сказала Леля.

Автомобиль выехал со стоянки и легко встроился в общий поток.

– И не говори, – вздохнула Томочка. – Настрадался человек.

Больше об Анатолии Петровиче не говорили, хотя, Миша был уверен, думали. Илья уж точно.

До их с Томочкой дома доехали в два счета. Томочка говорила о чем-то, Леля отвечала, Миша не вслушивался. Он устал сидеть, спину ломило, рану потягивало ноющей болью.

– Во двор не заезжай, чего тебе там крутиться.

Томочка показала, где остановиться. Они с Ильей вышли из машины, и Томочка взяла его под руку.

– Никаких отговорок! В следующую субботу, в девять едем!

– Договорились, – с улыбкой пообещала Леля.