Узел смерти

Илья немного робел в ее присутствии, и это почему-то трогало Лелю.

– Боялись, опоздаем! – прощебетала Томочка. – Не выходил еще? – И добавила: – Привет, Лелечка!

Леля никому не позволяла так себя называть, но Томочке ничего, можно. В ее устах это звучало так, как надо.

– Нет, мы рано. Скоро должен выйти.

Во двор заехал большой белый внедорожник, заполнивший собой все пространство.

Все трое смотрели, как он паркуется, втискиваясь на свободное местечко, и выходило это довольно ловко, учитывая мощные габариты автомобиля.

Дверца машины открылась, выпуская из лакированного брюха высокого солидного мужчину в костюме и при галстуке. Увидев Лелю и остальных, он поставил автомобиль на сигнализацию и направился к ним.

– Доброе утро, Леля, – сказал Юрий Олегович. – Ты, значит, тоже тут?

Та молча улыбнулась.

– Как ты, Илюшка? – Матвеев протянул руку Илье. – На себя не похож, похудел. Одни очки остались.

– Здравствуйте, – сказала Томочка.

Когда с приветствиями было покончено, на лицо Мишиного отца вернулось озабоченное выражение.

– Не нравится мне это. Он еле ходит, а…

– Ого, целая делегация! Только оркестра не хватает.

Все обернулись и увидели Мишу. Он спускался по ступенькам, двигаясь напряженно и держа голову неестественно прямо из-за плотной повязки, наложенной на шею.

Встречающие заговорили разом, каждый свое.

– Как ты?

– Мишка!

– Как себя чувствуешь?

Леля подумала, до чего же похожи отец и сын: высокий рост, широкие плечи, крупные, выразительные черты. Красивые, сильные мужчины, которые, как Леля уже знала, с трудом находили общий язык. Но при этом были привязаны друг к другу сильнее, чем сами себе признавались.

– После похорон сюда вернешься, – безапелляционно заявил Матвеев, – у тебя постельный режим. Я говорил с врачом, ему не нравится эта затея.

Миша чуть заметно поморщился, но возражать не стал.

– Слушайте, давайте уже поедем, – сказал он.

Томочка и Илья сели в машину Лели, Миша поехал с отцом.

До кладбища было не больше двадцати минут, чему Миша только радовался, поскольку сидеть ему было трудновато: затекала спина, рана начинала болеть. Хотя он, конечно, никому не собирался этого говорить, тем более отцу.

Некоторое время ехали молча, а потом заговорили хором, в один голос:

– Миша, я хочу…

– Папа, я…

Они посмеялись над этой синхронностью, и едва заметная неловкость растаяла. Миша повернулся всем корпусом к отцу и сказал:

– Спасибо, пап.

Матвеев-старший отмахнулся: брось, ничего особенного.

– Я серьезно.

Отец взял на себя организацию похорон. Едва очнувшись в больнице и узнав, что все в порядке, Илья и девушки ждут в коридоре, Миша заявил, что должен заняться похоронами Анатолия Петровича. Отец, который поднял на уши всех, от главврача до санитаров, не стал задавать лишних вопросов, заверил сына, что сделает все, как надо – и на кладбище, и в церкви.

– Скажи, во сколько это обошлось. Я отдам. Вернее, мы с Илюхой.

– Да что ты, в самом деле! – возмутился отец. – Нужны мне ваши деньги!

– Это нам нужно, пап. Пожалуйста.

Теперь уже Матвеев-старший не стал спорить с сыном и назвал сумму.

– Ты говоришь, он вам помог. Чем? Кто он такой, этот Белкин? Я у Ласточкина твоего спросил, он мне ничего не стал говорить. Знаю, что вы с Лелей были у Белкина в квартире, соседка наряд вызвала.


«Так я и знал, что ты будешь допытываться», – устало подумал Миша, но рассердиться на отца не сумел.

– Что произошло тем вечером? Только не надо мне лапшу на уши вешать про собак!

Миша знал, что его друзья сказали врачам «скорой»: они все были в гостях у Ильи, поздно вечером стали расходиться по домам, Илья и Томочка пошли провожать Мишу и Лелю.

Возле подъезда на них напала стая собак, Миша оступился и упал, и один пес укусил его.

Все четверо твердо стояли на своем, в том числе и Миша. Придя в себя, предупрежденный Ильей, он вслед за остальными повторял сказку про собаку.

– Я узнавал: укус не собачий, а, скорее, человеческий. Но зубы иглообразные, слишком мелкие и длинные. Слава Богу, яда никакого не было! Во что ты вляпался? Кто тебя покусал? Можешь нормально объяснить?

Миша, поколебавшись, ответил:

– Пока нет. Прости, пап. Не потому, что не хочу, а просто… ты не поверишь, и мы опять поссоримся. – Он легонько вздохнул. – Я и сам до конца ничего не понимаю. Но все обдумаю и расскажу тебе. Попозже, ладно?

Отец нахмурился, помолчал немного, но согласился подождать, не стал настаивать.

Увидев белого, как простыня, перебинтованного сына на больничной койке, Юрий Олегович решил, что Мишу покалечил преступник, что он пострадал на службе, и клял себя последними словами.

– Хорошо, теперь ты меня послушай. – Он набрал в легкие побольше воздуху и сказал: – Как выйдешь из больницы, пиши рапорт.

– Какой еще рапорт? – удивился Миша.

– На увольнение. Черт с ними, с этими пятью годами. Я все улажу.

– Пап, да я… – Начал Миша, но отец прервал его:

– Не буду я тебя попрекать, обещаю. Слово даю. Каждому свое. Не создан ты в строю ходить и брать под козырек, так нечего мне было… – Он в сердцах хлопнул ладонью по рулю. – Устрою тебя в администрацию, не проблема. Ну, или куда захочешь.

– Не надо, – сказал Миша.

– Чего не надо? Мишка, я же говорю: не буду больше заставлять тебя!

– Вот и не заставляй. Не хочу я увольняться. – Он слегка улыбнулся. – Мне нравится моя работа.

Сказал – и понял, что это правда. Искал себя, искал – и нашел там, где меньше всего рассчитывал найти.

– Сильно тебя, видать, покусали, – усмехнулся отец, пораженный неожиданным заявлением. – Рвался, рвался из «ментовки» – и на тебе. Давно ты изменил мнение?

– Не очень, – честно ответил Миша.

Машина въехала на небольшой пятачок возле кладбища, и разговор пришлось прервать. Впрочем, главное уже было сказано, а важнее всего то, что они впервые за долгое время беседовали свободно, откровенно, не подыскивая слов и не обходя острых углов.

Оказывается, Леля на своей маленькой юркой машинке обогнала их и уже припарковалась. Миша выбрался из машины и пошел к друзьям.

К месту, где Белкину предстояло обрести последнее пристанище, шли медленно, перебрасываясь короткими фразами. Томочка, несмотря на грусть момента, светилась радостью: Илья был рядом. Леля то и дело бросала на них взгляды, которых Миша никак не мог растолковать.

Вчера вечером Илья пришел к нему в палату.

– Мишаня, ты мне жизнь спас, – сказал Илья, и по тому, что друг постоянно поправлял очки, Миша понял, как сильно он взволнован. – Я тебе обязан на всю…

– Только давай без этого братания в окопах, – поспешно перебил Михаил, скрывая за насмешкой смущение от слов Ильи. – Я не один был: девчонки – молодцы. И если бы Белкин не оказался таким упертым, мы бы сейчас не разговаривали.

– Без тебя, Анатолия Петровича, Лели и Томочки меня бы не было, – сказал Илья, которому, как и Томочке, Леля все рассказала, пока они ждали новостей о здоровье Михаила.

– Томочка – просто огонь, взрыв мозга, – подхватил Миша, вспомнив, как решительно вела себя соседка Ильи.

«Теперь, дружище, ты обязан с ней встречаться, как честный человек!» – подумал Миша, но вслух ничего не сказал и вместо этого спросил:

– Уладил все на работе? Они же не собираются тебя уволить?

– Нет. Обошлось.

Илья говорил спокойно, но Миша знал, что на самом деле он рад этому почти так же, как спасению своей жизни.

– Ты им скажи, если что: могу теперь писать репортажи о загробном мире и его обитателях.

– Шутка так себе, – улыбнулся Илья. – Но так уж и быть, засчитывается.

– Ты все помнишь? Все эти недели, пока был с ней?

Илья неуверенно поглядел на друга.