Узел смерти

Все молчали, и Миша взял инициативу в свои руки: разлил по бокалам вино, схватив первую попавшуюся бутылку. Столик был небольшой, и все они стояли близко друг к другу. Миша оказался напротив Насти, лицом к лицу, и, поднимая бокал, задержал на ней взгляд.

Слегка размытые, чуточку неопределенные черты были тонкими, даже изысканными. Глаза казались бездонными, их глубина завораживала. Удивительное лицо, подумалось Мише: если наложить умелый макияж, Настя стала бы потрясающе красива, но и сейчас, без тени косметики, она была хороша настолько, что у Миши перехватило дыхание. В этой девушке было что-то неземное, манящее, и он не понимал, почему поначалу она показалась ему простоватой и неприметной.

Настя напоминала фею – эфемерное создание, готовое воспарить над грешной землей, и Миша все смотрел и смотрел на нее, и мог бы смотреть вечно, но Илья окликнул его, вынудив отвести взгляд.

«Стою и пялюсь, как дурак», – запоздало сообразил Миша.

Запасть на девушку лучшего друга? Что за бред! Такого просто не могло случиться между ним и Ильей!

Миша тряхнул головой, отгоняя непрошенный морок, и наткнулся на взгляд Ильи. Тот, несомненно, заметил, что Миша не мог оторваться от Насти: они знали друг друга, как облупленные. Глаза Ильи подернулись злобой – ясная, холодная, она искрилась, как снег на солнце в морозный день.

– Настя, Илья, хотите, я покажу вам сад? – невпопад спросила Леля.

– Нам пора, – голос Насти прошелестел, как легкий ветерок в вершинах деревьев. – Правда, Илюша?

От этого «Илюша» в груди Миши зашевелилось недоброе чувство.

«Я ревную?» – смятенно подумал он, постаравшись отбросить эту мысль.

Миша широко улыбнулся, заговорил, сам не вникая в смысл собственных слов, стараясь скрыть за ними растерянность. Пока шли обратно к воротам, его не покидало чувство нереальности происходящего.

Это как будто был не он, и рядом шел не Илья, а девушки были кем-то вроде персонажей из фильма. Время от времени Настя смотрела на Мишу, и тогда ему хотелось, чтобы Илья и Леля очутились где-нибудь на другом конце земного шара.

Они распрощались, и Илья с Настей скрылись за воротами. Темнота проглотила их, как жаба – мотыльков.

Миша стоял, не двигаясь с места. Все тело зудело, покалывало, как будто в грудь, плечи, руки втыкали крошечные булавки. Он взмок, словно ему поставили горячий укол, лицо пылало, но при этом ему было так холодно, что он с трудом сдерживал дрожь.

– Какая странная пара, да? – спросила Леля, повернувшись к Мише. Тот не ответил, занятый своими ощущениями, и она продолжила: – Меня от этой Насти колотит.

– Что ты… – начал было Миша, собираясь сказать, что Настя – самая потрясающая из всех девушек, которых он когда-либо встречал, и тут вдруг понял, что согласен с Лелей.

В памяти всплыли Настино лицо и долговязая фигура в тот момент, когда они познакомились. Миша не нашел в ней ничего примечательного, а потом… Что случилось потом?

С чего ему почудилось, будто она на редкость привлекательна? Почему он оказался настолько очарован ею, что даже не сумел этого скрыть? Не хватало еще с Ильей из-за Насти поругаться!

Миша готов был броситься за другом, чтобы объяснить: на него просто нашло помрачение! Возможно, выпил лишнего.

«А если это ощущение вернется, стоит нам снова встретиться?»

Мысль была абсурдной, но все же в ней имелось рациональное зерно. Ведь очарование Насти растаяло, стоило Мише выпустить ее из виду.

– Необычная девушка, – согласился он, желая закрыть тему, но Леля не успокаивалась:

– Она совсем ему не подходит!

Миша вспомнил, как Леля смотрела на Илью.

– Кто же ему подходит? – хотел сказать с иронией, а вышло обиженно.

Неужели снова ревность? Второй раз за вечер, причем по отношению к разным девушкам. Рассердившись на себя, Миша сердито посмотрел на Лелю и поймал точно такой же насупленный взгляд.

– Пойдем допивать вино в беседку? – спросил он.

Леля на секунду замешкалась, колеблясь, но потом все же кивнула. Они вернулись в беседку, но обнаружили, что кто-то убрал бокалы и бутылку, видимо, решив, что гости уже ушли.

Поднялся ветер, и в беседке сделалось неуютно. Они побрели к дому: Миша решил проводить Лелю, которая собиралась остаться с ночевкой, а потом уехать. Территория поместья, еще недавно наполненная людьми, сейчас была пустынна, только уборщики сновали туда-сюда.

Дрожь, которая била Мишу несколько минут назад, постепенно прошла, как прошли и покалывание, и зуд. Произошедшее стало казаться нереальным: и Настя, и то, какие мысли лезли ему в голову при виде ее, и злость во взгляде Ильи, и сам их короткий визит, который они непонятно зачем нанесли.

Миша чувствовал себя уставшим, как будто вагоны разгружал, и хотел домой.

– Илья, кажется, хороший парень, – сказала Леля. – Но все было… как-то дико. Пришли на минутку, постояли и ушли.

– Я и сам мало что понял, – признался Миша.

– А Настя! – Леля обхватила себя руками. – Она как из ужастика. Взгляд прямо под кожу заползает. Глаза колючие, холодные, как у змеи. Мне кажется, она меня сожрать была готова! Ты видел ее зубы?

От удивления Миша замедлил шаг. На зубы он внимания не обратил. Глаза – да. Настоящие омуты, и, похоже, в них есть нечто гипнотическое. Но зубы?

– А что с ними не так?

– Острые, мелкие, как у кошки.


Миша вздохнул.

– Ладно, шут с ней. Забудь.

– Но ведь… – начала было Леля, но осеклась.

Они стояли возле задней двери дома. Где-то наверху слышались голоса и смех. Видимо, кто-то из гостей припозднился. Леля выглядела утомленной и, кажется, неотступно думала о чем-то.

– Я поеду, – сказал Миша. – Спасибо за вечер. Мне понравилось.

Сказал – и понял, что это правда. Пока не пришли Илья и Настя, все вправду было здорово. На секунду ему захотелось остановить Лелю, попросить, чтобы она не уходила, предложить съездить куда-нибудь вместе.

Но он не поддался порыву, решив, что это неуместно. То, что было между ними, казалось невзаправдашним, ненастоящим, никогда не существовавшим. Миша промолчал, и Леля, чмокнув его на прощание в щеку, взбежала по ступенькам и скрылась за дверью.





Глава третья




Погода взбесилась и вела себя, как истеричная женщина: то заливалась слезами, выказывала буйный нрав и разражалась воплями – и тогда Быстрорецк заливало ливнями, а громы и молнии рвали небо в лоскуты; то хмурилась, то вдруг озаряла все кругом улыбкой, заключая город в жаркие объятия.

Метеозависимые, наверное, переживали худшие времена, страдая от перепадов температуры и давления. Мише надоели эти погодные выверты, настроение и без того было ни к черту.

Документы на Мыльникова он подготовил и сдал, Ласточкин его похвалил, но Мише все время казалось, что он не сделал чего-то важного. Хотя, скорее всего, причиной дурного настроения был вовсе не бедолага Мыльников, а размолвка с Ильей.

Они отдалялись друг от друга, и это нарастало, ширилось. Миша и подумать не мог, что наступит время, когда они будут общаться, как едва знакомые люди.

После неудавшейся вечеринки Миша пытался звонить другу, но тот, если и брал трубку, всячески давал понять, что занят и не настроен говорить. Отделывался общими фразами, и в итоге разговор скатывался до пустых обещаний созвониться позже.

Миша чувствовал себя идиотом. Илья, очевидно, обижался на то, что он тогда пожирал Настю глазами. Надо было как-то оправдаться, но Миша не мог объяснить, что с ним тогда приключилось, откуда взялось внезапно возникшее и тут же погасшее влечение.

Той ночью, после поездки за город, Миша отвратительно спал. С вечера вроде бы заснул, едва коснувшись головой подушки, но проснулся около двух часов ночи от головной боли. Затылок жгло огнем, перед глазами все плыло. Кое-как добравшись до аптечки, Миша выпил сразу две таблетки от головной боли, но это не помогло.

Видимо, поднялась температура, потому что снова начало трясти так, что зубы стучали; вернулись и покалывания, и противный зуд – все, как тогда, в поместье, после ухода Ильи и Насти.

К утру его стало потихоньку отпускать, но целое воскресенье Миша провалялся в постели: сил подняться не было. Он так и не понял, что с ним случилось, что за хворь напала. Глупо было связывать недомогание с Настей – как она могла бы вызвать его?

Но все равно ее имя постоянно приходило на ум, и ему, вопреки логике, казалось, что она невероятным образом причастна к этому. Возможно, девушка обладала способностью гипнотизировать людей, потому и Илья настолько сильно запал на нее, невзирая на внешнюю неказистость.

Эх, Илья… С ним творилось неладное, но он никого не желал подпускать, выстроил вокруг себя крепостную стену. На работу по-прежнему не ходил: Миша позвонил Роману, и тот сказал, что Илья взял отпуск за свой счет. Главный редактор уже начал выказывать недовольство, выстроенная с таким трудом карьера грозила покатиться под откос, но Илью это, похоже, не волновало.

Был четверг. Вчера Миша с Лелей ходили в кино, на премьеру модного фильма, а потом в кафе, но даже там расслабиться и перестать думать об Илье не получилось.

К тому же фильм был пошлый и пустой, герои все время куда-то бежали, натужно шутили и делали раздражающие глупости. Миша был напряжен и чувствовал, что все сильнее злится, хотя и пытался это скрыть. В конце концов Леля заметила его состояние и спросила, в чем дело.

– Я его не узнаю. Он выглядит, как Илья, но это будто кто-то другой, – сказал Миша, закончив свой невеселый рассказ.

Леля задумчиво болтала соломинкой в стакане с коктейлем.

– Это ведь она, верно? Ты тоже так думаешь? Она что-то с ним сделала.

– И что, по-твоему? – Миша тоже так считал, но его собственные предположения, высказанные Лелей, вызвали досаду.

Девушка поправила непослушную прядь. Сегодня на ней был сине-голубой брючный костюм, оттенявший цвет глаз, и Миша невольно любовался ею.

– Может, приворот. Или гипноз, – проговорила Леля. – Кто знает. Ты не веришь в такие вещи?

Миша и сам уже не знал, во что верит.

Сейчас, сидя в кабинете напротив уткнувшегося в бумаги Ласточкина, он подумал, что ему стоит пойти к Илье и поговорить начистоту: хватит уже прятаться друг от друга.

После обеда начнется прием посетителей, а пока никакой срочной работы не было. Чтобы как-то себя занять, Миша решил навести порядок в письменном столе. Разобрал и разложил документы по папкам, выбросил в мусорную корзину обломки карандашей, сломанные скрепки, бумажки с телефонными номерами и прочую чепуху.

А потом наткнулся на папку Белкина.

Тот так и не явился забрать ее, а Мише было недосуг как следует изучить содержимое. Он заглянул туда после самоубийства Мыльникова, увидел бесконечные списки фамилий и адресов, нашел нужный и убрал папку, а теперь решил внимательнее посмотреть, что еще там есть.

За ворохом бумаг обнаружилась прозрачная папка с кнопкой посередине. Миша открыл ее – внутри лежала пачка листов, каждый из которых был озаглавлен и заполнен информацией по одному и тому же принципу: сверху значились имя, фамилия и отчество, после следовали дата и время смерти, а дальше перечислялись обстоятельства, при которых это случилось.

Некоторые листы были исписаны сверху донизу, на других сведений было совсем мало. Похоже, это зависело от того, что смог раскопать Белкин.