Уязвимая точка

Когда свет погас, он исчез, словно его никогда там и не было.

В мягком, мутноватом мерцании светящихся лоз Ник щурился, изучая данные медицинского сканера.

— Так, похоже, с твоим внутренним кровотечением мы закончили, — сказал он. — Осталось сделать еще один укол противовоспалительного, чтобы побыстрее разобраться с твоим сотрясением мозга…

Мейс склонил голову набок, и Ник приставил инъекционный спрей к его сонной артерии. Мастер-джедай невидящим взором смотрел в ночь: он даже не почувствовал быстрый укол.

Винду следил за своим световым мечом.

— Он не успокаивается, — произнес Мейс.

— Кто? Что?

— Вэстор. Он бродит. Кругами. Словно ранкор на привязи в пустыне.

— Тебя это удивляет?

— Не особо. Думаю, он подозревает, что, хотя бой и был настоящим, мое признание поражения было фальшивым. И он не уверен, что ему следует по этому поводу предпринять.

Ник вернул инъекционный спрей на место.

— Если ты не горишь желанием проводить все свое свободное время со мной и медпакетом, я бы советовал тебе не переходить ему дорогу. — Он поправил бакта-пластырь на ране от укуса. — Ты просто не поверишь, сколько видов смертельных бактерий я здесь нашел. Даже думать не хочу, что Кар ел перед дракой.

— Что он ел, заботит меня гораздо меньше, — сказал Мейс, — чем то, что сейчас снедает его.

— Угадать несложно. — Ник кивнул в сторону палатки Депы. — Как она?

Мейс пожал плечами:

— Ты сам видел.

— Нет, я имею в виду всю эту ботву с темной стороной. О которой мы говорили с тобой перед тем, как я оставил тебя в лагере.

— Я… даже не знаю. — Привычная хмурость Мейса лишь усилилась. — Мне бы хотелось сказать, что с ней все в порядке. Но мои желания имеют мало общего с тем, что есть. Она кажется… нестабильной.

— Ну, знаешь ли, несколько месяцев в самой гуще военных действий сотворят подобное с кем угодно.

— Вот этого я и боюсь.



ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ

Не знаю, сколько сейчас времени. За полночь, наверное. До рассвета еще несколько часов. Точнее сказать не могу — часы в инфопланшете постигла та же участь, что и скрытый передатчик.

В течение ночи есть время, когда даже светящиеся лозы приглушают свое сияние, ночные хищники успокаиваются и сон начинает казаться единственным разумным занятием.

Но я не сплю даже несмотря на то, что за последние три дня почти не сомкнул глаз.

Меня разбудил крик Депы.

Этот вопль невероятной муки выдернул меня из моих собственных кошмаров. Он был порожден не страхом, а страданием столь мощным, что иного выражения ему просто не нашлось.

Крик разбудил и ее саму, и первой ее мыслью стало выглянуть из палатки и утомленно сообщить всем, что это был лишь сон. Такая мысль, кажется, всегда приходит к ней самой первой: успокоить коруннаев и меня. Что меня в определенной мере радует.

За сегодняшнюю ночь это был уже третий ее крик.

А я, раненый и спящий на непривычной коруннайской скатке прямо на голой земле, почему-то выспался так, как на этой планете мне еще не удавалось.

Крики Депы милосердны.

Потому что от своих кошмаров я не просыпаюсь.

Мои кошмары засасывают, погружают в слепящий хаос беспокойства и боли. Они несут в себе гораздо больше, чем простые сны о ранах, страданиях или разнообразных жестоких травмах, расчленении и смерти, уготовленных для нас джунглями.

В моих снах на этой планете я вижу падение Ордена. Гибель Республики. Я вижу руины Храма, уничтоженный Сенат и Корусант, сотрясаемый орбитальными бомбардировками с огромных кораблей невообразимой конструкции. Я вижу, как Корусант, средоточие галактической культуры, превращается в джунгли гораздо более враждебные и чуждые, чем джунгли Харуун-Кэла.

Я вижу конец цивилизации.

Крики Депы возвращают меня обратно в эти джунгли, в эту ночь. Неделю назад я и представить не мог, что пробуждение в джунглях станет для меня избавлением.




ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ

Завтра мы уедем отсюда.

Весь день я повторяю это про себя, сидя со скрещенными ногами на панцире анккокса и беседуя с Депой. Правильнее было бы сказать «слушая Депу» — меня она, кажется, слышит, только когда ее это устраивает. В течение дня я слезал со зверя, только чтобы размять ноги или облегчиться… И иногда, когда я возвращался на место, она уже тихо бормотала, как всегда в наших беседах, словно разговор происходил у нее в голове, а мое присутствие или отсутствие не имело значения.

Когда прилетали штурмовые корабли и поливали все вокруг огнем или просто палили по джунглям, партизаны, которым повезло находиться рядом с анккоксом, частенько использовали его в качестве укрытия, но Депа никогда не пряталась. Как и я. Она не сходила с шезлонга в паланкине, а я опирался спиной на отполированные перила, и ее мягкий голос лился из-за плеча.

Сегодня мы преодолели много километров. Уровень земли повышается. Джунгли постепенно редеют, и мы теперь можем передвигаться значительно быстрее. Не зря коруннаи исчисляют расстояние не в километрах, а в днях пути.

Но истончающиеся джунгли не только дают нам возможность двигаться быстрее, но и открывают нас бластботам, которые теперь, кажется, патрулируют по четкой поисковой системе.

Я многое могу рассказать о прошедшем дне, но мне тяжело начать. В голове крутятся мысли лишь о дне завтрашнем, о встрече с Ником и о том, как я наконец вызову «Халлек», чтобы он забрал нас.

Я жажду этого.

Я внезапно осознал, что ненавижу это место.

Не слишком-то по-джедайски, но не могу этого отрицать. Я ненавижу эту влажность, жару, пот, что постоянно стекает по моим бровям и щекам, капая с подбородка. Я ненавижу тупую жвачную смиренность траводавов и дикие рыки акк-псов. Я ненавижу хватолисты и медные лозы, деревья портаака и заросли тисселя. Я ненавижу тьму под деревьями.

Я ненавижу войну.

Я ненавижу то, что она сделала с этими людьми. С Депой.

Я ненавижу то, что она делает со мной.

На «Халлеке» будет прохладно. Там будет чисто. В еде не будет плесени, гнили и яиц насекомых.

Я уже знаю, что сделаю, как только поднимусь на борт корабля. Еще до того, как отправиться на мостик, чтобы поприветствовать капитана.

Я приму душ.

Последний раз я был чистым на челноке, на орбите. Теперь я даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь отмыться.

Помню, как, выйдя из челнока в космопорту Пилек-Боу, я посмотрел на белый пик Дедушкиного уступа и подумал о том, что слишком много времени провел на Корусанте.

Каким же я был дураком.

Как и говорила Депа: слепым, глупым, высокомерным дураком.

Я боялся узнать, насколько здесь все плохо, но даже худший из моих страхов оказался далек от реальности.

Я не могу…

Я чувствую, как приближается мой световой меч. Продолжу позже.



ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ

Кар пришел к палатке Депы якобы обсудить завтрашний переход, прежде чем она отойдет ко сну. Я подозреваю, что его истинной целью было увидеть, как себя чувствую я.

Надеюсь, увиденное его удовлетворило.

Этим утром я спросил у Депы, почему она не уехала, когда сепаратисты отступили к Джеварно и Опари. Почему даже сейчас она так хотела остаться, не принуди я ее к сотрудничеству.

— Война здесь не окончена. Разве джедай может просто уйти? — Ее приглушенный голос лился сквозь занавески. В этот раз она не пригласила меня внутрь, а я не стал выяснять причину.

Боюсь, она в таком состоянии, что нам обоим не хотелось бы, чтобы я ее сейчас видел.

— Сражаться после того, как битва окончена, — не для джедая, — сказал я ей. — Но для тьмы.

— Война не имеет отношения к свету или тьме. Лишь к победе. Или смерти.

— Но ты уже здесь победила. — Я подумал о ее словах в том странном сне наяву. О ее ли словах или словах Силы — я не знал.

— Я — возможно. Но оглянись: ты видишь перед собой армию победителей? Или жалких беженцев, тратящих последние силы на то, чтобы не стать обычными висельниками?

Я испытываю к ним огромное сочувствие: к их страданиям и отчаянному сопротивлению. Я никогда не забываю, что лишь из-за удачи, желания джедаев-антропологов и выбора неких старейшин гхоша Винду моя судьба отличается от их.

На месте Кара Вэстора запросто мог бы оказаться я.

Но я не сказал ничего из этого Депе: моя цель здесь никак не связана с размышлениями над водоворотами в бесконечной реке Силы.

— Я понимаю их войну, — сказал я ей. — И прекрасно понимаю, почему они сражаются. Мой вопрос в другом: почему до сих пор сражаешься ты?