Тысяча первая ночь и утро следующего дня

Мансур, казалось, не замечал ничего вокруг. Глаза его горели; видения грядущих перемен наполнили взгляд тревожным ожиданием и скрытой надеждой; тень высшего озарения легла на взволнованное лицо; простёртые вперед руки пытались обозначить вдали указание к неведомой цели. Было что-то одновременно и прекрасное, и зловещее в этом наполненном до предела материальной и духовной энергией образе; он одновременно и отторгал, и притягивал своей силой. Соратники Мансура, охваченные этим же чувством, смотрели на него с невероятным пониманием и восхищением. Достаточно было ему сейчас только дать команду – и любой из них без промедления бросился бы за него на верную гибель! Жизнь или смерть, проклятие или одобрение – всё это они готовы были принять, только бы принять это из его рук!

Разумеется, не все из присутствующих были так же впечатлены словами Мансура. Для пленников они могли означать, пожалуй, только одно – что случись вдруг такая необходимость – и они без колебаний будут принесены в жертву этой всецело овладевшей им идее. Жизнь их ничем не была гарантирована с этой минуты, а осознание своей зависимости от неведомых планов Мансура не оставляло никакой надежды на благополучное спасение. Даже сильнее, чем ещё не так давно в заваленном взрывом туннеле, Виктор и Джон почувствовали свою беспомощность и обречённость.

Внимание Виктора между тем привлёк Саид, который как-то незаметно отошёл в угол помещения и старался не выходить из скрывающей его тени. Пламенная речь брата отчего-то не смогла зажечь в его душе той искры сопереживания и поддержки, яростный огонь которой бушевал в сердцах остальных. Как ни странно, он не был так же, как и другие, наэлектризован его словами. Скорее наоборот – впервые за последнее время в его глазах можно было заметить какую-то растерянность и тень разочарования. Как будто бы он нашёл не то, что искал. Это внезапная перемена так резко контрастировала с недавним его поведением, что не заметить её было невозможно.

– Полагаю, на этом стоит прекратить дальнейшие объяснения. Вы и так уже узнали достаточно, а посвящать вас в свои планы я не намерен. – Мансур снова превратился в сдержанного, дисциплинированного лидера вооружённой группы. – Да, кстати, мы не взрывали ваш туннель. И насчет полиции – я и сам не могу понять, откуда они могли появиться? Может, их навёл этот русский?

Виктор понял, что речь идет о нём, и вздрогнул от неожиданности. Он, разумеется, не имел ни малейшего понятия о том, каким образом полиция появилась в подвале их дома. Джон также был уверен в его невиновности:

– Нет, это невозможно, – Виктор всё время был рядом с нами. Но, мне кажется, я знаю, кто это мог сделать… Есть только одно объяснение. Кроме нас, о туннеле знал ещё один человек…





Господин Секретарь




В ночь, когда грабители пирамиды были вовсю заняты своим делом, на огромном расстоянии от Египта – да что там Египта! – почти за семьдесят миллионов километров от нашей планеты, на поверхности Марса, можно было различить едва заметную серебристую точку. Это был марсоход «Оппортьюнити», отправленный на изучение Красной планеты в 2003 году. Изрядно потрёпанный песчаными бурями и перепадами температуры, потерявший за время своих путешествий по Марсу большую часть работоспособности, он, тем не менее, продолжал неторопливо передвигаться от одного метеоритного кратера к другому. Вместо запланированных трёх месяцев работы, к превеликому удивлению создавших его ученых и инженеров, он перешагнул уже за пятилетний порог своей миссии…

Если на этом месте читатель с разочарованным видом отложит книгу в сторону, то его чувства будут вполне объяснимы. Отчасти он будет прав. «Ну вот, началось…», – со вздохом скажет расстроенный читатель. Сейчас окажется, что пирамиды построили пришельцы, таинственный алмаз «Слеза Аллаха» – не что иное, как осколок галактического оружия марсиан, а проникнув в пирамиду, наши кладоискатели невольно привели в действие потаённые механизмы, ведущие к гибели Вселенной… И так далее и тому подобное. Учитывая нездоровый ажиотаж вокруг древнеегипетских построек, постоянные попытки привлечь к их строительству неземные мистически силы, такая версия развития сюжета представлялась бы вполне логичной. Но только не в нашем случае. Автор спешит всех успокоить – марсоход, разумеется, не имел никакого отношения ни к пирамидам Гизы, ни к их строителям, ни к мистеру Джону, ни к его друзьям, ни к каким-либо другим событиям из прошедшей и настоящей истории Египта.

Впрочем, одна, совсем незначительная на первый взгляд, зацепка, всё-таки имелась… Всего лишь одна маленькая деталь, которая поможет нам подготовить описание последующих событий и предупредит появление очередного персонажа. Но сначала стоит сказать пару слов о самом марсоходе.



В 2003 году Земля и Марс сблизились на минимально возможное расстояние за последние 60 тысяч лет. Столь редкое для этих двух планет событие было редким по многим причинам: орбиты Земли и Марса лежат в разных плоскостях, и на них оказывают воздействие силы гравитации от других соседей по Солнечной системе. Так, например, на марсианскую орбиту оказывает сильное влияние планета-гигант Юпитер. За то время, пока Марс делает один оборот вокруг Солнца, Земля успевает сделать два. Так что оказаться рядом для нас было не так-то просто. Но 2003 год предоставил такую возможность, и сразу два марсохода – «Спирит» и «Оппортьюнити» – отправились к поверхности Красной планеты. К посадочной платформе каждого аппарата был прикреплён символический груз, своеобразная визитная карточка нашей планеты – компакт-диск с именами землян. Если бы вдруг представители инопланетной расы наткнулись на эти диски и прочитали записанные на них имена, то они узнали бы и имя ещё одного героя нашей истории, с которым нам уже приходилось ранее встречаться, а сейчас предстоит познакомиться поближе…



Итак, в ночь, когда грабители пирамиды были вовсю заняты своим делом, в подвале их дома, у входа в туннель, появился незваный гость. Случись бы кому увидеть его здесь, он был бы немало удивлён, признав в этом таинственном посетителе одного весьма известного человека. Действительно, лицо нашего незнакомца довольно-таки часто появлялось на телевизионных экранах, журналисты наперебой приглашали его в свои передачи в надежде первыми услышать о какой-либо новой научной сенсации, а публикации за его подписью неизменно вызывали интерес и привлекали внимание научного мира.

Его образ уже давно стал символом, легендой, неким товарным знаком, легко узнаваемым на всех континентах. Он был одним из самых известных, если не самым известным египтянином во всём мире. В списке его регалий значились все возможные почётные звания и должности – от посла доброй воли до обладателя престижной телевизионной премии «Эмми». Можно было точно сказать, что вероятность появления такого человека поздней ночью в подвале какого-то дома на окраине Каира без веской на то причины стремилась к нулю. Обстоятельства, приведшие его сюда, случайные или намеренные, должны были быть очень и очень существенными. Иначе было совершенно непонятно, что могло бы связывать такую важную и известную персону с группой авантюристов, задумавших грандиозную аферу и находящихся сейчас в нескольких сотнях метров вдали в темноте туннеля.

Впрочем, его появление можно было бы легко объяснить, принимая во внимание занимаемый им пост. Осведомлённый человек мог бы с уверенностью предположить, что этот незнакомец выполняет здесь свой служебный долг, и пришёл для того, чтобы помешать Джону и его группе проникнуть в пирамиду. Это было и так, и не совсем так…

Этим человеком был Заид – главный хранитель и секретарь департамента древностей Арабской Республики Египет. Историк и археолог, неутомимый искатель и последовательный борец за сохранение древнего культурного наследия, он заслужено был известен далеко за пределами своей родины. Его известная на весь мир шляпа и синие джинсы уже давно снискали ему образ сошедшего с киноэкрана Индианы Джонса нашего времени. Этот образ он дополнял присущими только ему чертами характера. Его герой был яростным, непримиримым, по-восточному темпераментным человеком. Для него не было ни в чем середины, друзья для него были друзьям, а недруги – врагами. Говоря о последних, он отчаянно жестикулировал. Его речь была подчеркнуто эмоциональна, почти каждое слово сопровождалось каким-нибудь жестом; даже самые простые и обыденные фразы звучали у него как слова из театральной роли. Сжатые губы и высоко поднятые брови выражали страсти, бушующие в его душе. Рука, собранная в кулак, как карающий меч, готова была обрушиться на головы оппонентов.

Он давно смирился с тем, что в научных кругах его воспринимали как одиозную фигуру. И тому немало способствовали его постоянные споры и конфликты с музеями и правительствами разных стран, его бесконечная борьба за возвращение украденных ценностей. Там же, где заканчивалась наука, начинались постоянные дурацкие вопросы на одну и ту же тему – про пирамиды и мумии. Он вспомнил свой недавний визит в Россию. Его пригласили на телевидение в одну из утренних новостных программ. Ведущая задавала одни и те же вопросы про мумии и проклятие фараонов. Когда же вы, наконец, найдёте Хеопса? И он снова вынужден был из раза в раз повторять уже заученные фразы о том, что Египет – это не только мумии и пирамиды. Это ещё и древние храмы, и великая культура. Но никто не хотел об этом слышать.

Но кроме того, что он был ученым, он был ещё и человеком. Человеком страстным, ранимым, глубоко переживающим свои успехи и неудачи. И эта часть его натуры, как притяжение Луны, вызывала в его душе приливы страстей и настроений. Всё чаще и чаще он замечал, что его слова и поступки последнего времени продиктованы не разумными соображениями, а потоками обуревающих его страстей. Среди них две особенно сильные душевные раны не давали ему покоя, выводили его из равновесия и заставляли вставать среди ночи, позабыв про сон. С недавних пор одно неизъяснимое противоречие поселилось в его сознании и всецело завладело его мыслями. Он никак не мог найти места для той точки, которую уже давно пора было поставить. Всю свою жизнь он посвятил любимому делу, добился, казалось бы, всего, чего только можно было пожелать. Но на душе было неспокойно…

Он был призван хранить то, что было создано давно исчезнувшим народом давно ушедшей великой цивилизации. Как человек другого времени и другой культуры, он не переставал испытывать восхищение и трепет перед их величием. Но ему, хранителю древности, не улыбнулась удача совершить действительно выдающихся открытий. Да, были интересные раскопки, найдены новые гробницы, даже потерянные пирамиды, но это всё не то… Рутина. Внеклассная работа для студентов. Раскопка очередной усыпальницы какого-то чиновника какой-то там династии; просеивание песка, замеры, отчеты, каталоги… И так десятки лет подряд. Ничто так не убивает страсть, как однообразие! Хотя кому-то из учёной братии такой уклад был даже комфортен и приятен.

Великие открытия, сделанные единожды, конечно же, прославят вас на века, а заслуженный авторитет и благосклонность научного мира будут приятно льстить самолюбию. Но куда удобнее, по их мнению, было «раскопать» плодоносную жилу в виде исследования какой-то одной узкой темы и пользоваться её плодами на протяжении всей карьеры. Гранты, лекции, симпозиумы, публикации в журналах, о которых никто, кроме ваших коллег даже и не слышал, – всё это пусть и не лавровые ветви, но и не тернии точно! Многие из его коллег уже и забыли, когда в последний раз спускались в тесный склеп, чтобы взять в руки чьи-то истлевшие кости. Сегодня открытия делаются в кабинетах, и мало кто из археологов наденет шляпу и джинсы, чтобы под лучами палящего солнца ковыряться в песке, делая науку. Он сам при желании мог бы стать хоть министром, но кабинетная работа его совершенно не привлекала. Вновь и вновь его тянуло спуститься вниз, в запутанные подземные лабиринты Ступенчатой Пирамиды, подняться на крутую грань Ломанной; рискуя жизнью, пройти на самый нижний уровень шахты Осириса, ещё недавно затопленный… Страсть к этому была у него в крови, и он искренне не понимал тех, кто к этому не стремился.

Хотя в чём-то он их и понимал… Да и вправду – к чему стремиться? Всё, что вошло в учебники истории, уже давно найдено, раскопано и выставлено в музеях. Что ужаснее всего – сами пирамиды стали неинтересны. Туристам они приелись. Никто их уже не воспринимает с божественным восхищением и трепетом. Подобно воде, их очарование обесцветилось и потеряло вкус. Аттракцион, шоу, большой бизнес. И над всем этим витает вопрос « Где же эта чертова мумия фараона? Когда же вы её найдёте?» Вот оно, последнее чудо света – прямо перед вами! Но стоит только отойти в сторону на пару шагов – и кучи мусора и крыши со спутниковыми антеннами вернут вас в обыденность.

Заид вспомнил, как ещё в молодости он начинал работать на плато, тогда ещё инспектором. Рано утром они подъезжали к пирамидам и увидели на обочине труп лошади. Никто и не собирался его убирать, люди и машины спокойно двигались мимо, как будто это было в порядке вещей. Заид был поражён. Нет, не то чтобы он впервые видел подобную картину, нет! Его возмутило другое – нелепое и неуместное соседство, почти кощунство. Может быть, в любом другом месте он бы даже и не оглянулся, но только не здесь! Это был знак неуважения, неприятия окружающими той красоты, того совершенства, которым он, Заид, был так беззаветно предан, которым он служил и которыми восторгался. Именно тогда он понял, что ему всегда суждено быть в оппозиции к этому глухому равнодушию, безразличию большинства. Они, эти люди, не понимали, что перед ними была не просто кучей камней, а свидетельство того, насколько велик был разум их далеких предшественников.

Получив полномочия в Гизе, он сразу же принялся наводить там порядок. Он прекратил этот хаос, оградил территорию. Убрал торговцев, лошадей и верблюдов от подножия пирамид и Сфинкса, вернул им отчасти потерянное величие. Прогнал торговцев из храма, если можно было так сказать.

Но его не хватало не весь Египет. Проблемы возникали повсюду, и он едва успевал принимать меры. Гиза была ещё в относительной сохранности, другим пирамидам повезло куда меньше. Под его началом было около сотни пирамид, дошедших до наших дней. Большинство из них поглотило время, и сегодня на их месте возвышались только бесформенные кучи песка и камня. Но те три, что стояли на плато Гиза, смогли пережить и своих создателей, и весь Древний Египет и – как знать? – если человечество вдруг исчезнет с лица Земли, возможно, они смогут пережить и это. Заид представил себе развалины мегаполисов, пустые глазницы окон небоскребов, траву на асфальте, ржавые трупы машин, диких зверей, выходящий на охоту в ночном Париже или Нью-Йорке, природу в её первобытной красе и человека, вновь ничтожного на фоне её величия. И если тысячи лет цивилизации пройдут бесследно, пожалуй, лучшего памятника, чем пирамиды, им не найти. И его задача – уберечь их, сохранить.

Долгие годы ему удавалось сдерживать толпы любопытных туристов и такие же толпы фанатиков, мистиков, шарлатанов и выучек-одиночек, которым, как им казалось, открылась тайна пирамиды. Только дай им повод – и завтра же здесь начнётся сверление стен, поиск скрытых помещений и шоу в прямом эфире. «Пирамидиоты», как он их называет, будут лазить по коридорам с рулеткой, вымеривать магический кубит37, скрытый в длине и высоте проходов, и примерять его на всё, что только поддаётся измерению. И не дай бог расстояние от полюсов Земли до вершины пирамиды окажется кратным размеру его шляпы, как они сразу же объявят Заида восставшей мумией фараона! Был же один такой чудак, который свято верил в то, что из его, Заида, ванной комнаты прямиком ведёт туннель к самим пирамидам!

Навязчивое желание некоторых увидеть скрытые послания в географических координатах, размерах и пропорциях пирамиды порою наводило Заида на мысль о необходимости врачебного освидетельствования отдельных, особо энергичных авторов теорий и гипотез. Его до глубины души возмущал их дилетантский, ненаучный подход, попытка найти ответы на свои вопросы в отвлечённых измерениях и проекциях плато на звёздное небо. Если бы Шампольон38 искал разгадку иероглифов в Библии или среди созвездий, то мы бы до сих пор с непониманием дикарей смотрели на эти загадочные письмена! Но разумные доводы были нипочём для «пирамидиотов». С завидным упрямством они продолжали обмеривать и «взвешивать» пирамиду в надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы ускользнуть от официальной науки. От этой мысли Заид поморщился. Ведь ищут… И не дай бог если они (они, а не он!) что-либо найдут! Дилетантам везёт…

В этих мыслях брала начало его другая греховная страсть, горьким ядом сжигавшая его изнутри. Имя ей было – зависть. Зависть к чужому везению, к шальной удаче, непостижимым образом приходящей вдруг к совершенно случайным людям. То, что дилетанты оказывались порой намного успешнее профессионалов, возмущало его более всего на свете. Он мог спокойно относиться к достижениям своих коллег-ученых, принимать их с должным пониманием и уважением. Ведь он хорошо знал эту работу изнутри, понимал все её трудности на пути к успеху. Он свято верил в науку и не верил в случай. Но порой этот случай опровергал все законы и одарял своим знамением не тех, кто того действительно заслуживал…

Гробницу Тутанхамона нашли путём тупого, методичного перелопачивания грунта. Путь в разгрузочные камеры Хеопса проложили при помощи динамита. Англичанин Говард Вайз на южной стороне Хеопса на 9 метров вглубь разрушил взрывами кладку в надежде обнаружить ещё один симметричный вход. В поисках того же входа пирамиду Микерина срыли чуть ли не до основания. Джованни Батиста Бельцони, наполовину циркач, наполовину инженер, большими буквами оставил своё имя на стене погребальной камеры в пирамиде Хефрена.

И этим лже-археологам рукоплескал весь мир, их имена вошли в историю! А как же он? Что выпало на его долю? Что он может сделать сейчас? Где та счастливая звезда? Сейчас динамит невозможен, современный научный мир не приемлет такого подхода. Мировое сообщество крайне негативно отреагирует на любые разрушительные работы внутри пирамид. Как же – сегодня это мировое достояние! А сотни лет до этого цивилизованный мир совершенно не стеснялся в средствах, пытаюсь удовлетворить свои амбиции. А когда они выжали из песков Египта все соки, то послышались возмущённые голоса – якобы он, Заид, препятствует свободному исследованию и сохранению древней культуры в мировом контексте! Какое он имеет право распоряжаться мировым наследием? Как можно приватизировать общемировое достояние и вести себя по-хозяйски, единолично решая, кого пустить к раскопкам, а кому отказать? Что ещё за цензура?

Заид нахмурил брови. Чудовищная несправедливость! Неслучайно он был против включения пирамид Гизы в список современных чудес света. Конечно же, он знал, что этот статус принадлежит им по происхождению. Но как бы под шумок он не стал обязательством для властей Египта пускать на свою территорию всех желающих ещё раз перелопатить плато или разместить рекламные щиты на Сфинксе.

Он сделал всё, чтобы этого не случилось. А сейчас он оказался заложником своей же собственной политики поверхностного неразрушающего исследования. Он сам ничего не может сделать для проверки возникших у него предположений. Иногда достаточно всего лишь вынуть камень, поднять плиту – и загадка решена! Но нельзя! Нельзя узнать тайну, скрытую среди миллионов тонн камня. А он чувствовал, он почти что верил, что эта тайна есть, что она имеет право на существование. Ведь из всего гигантского сооружения пирамиды на долю открытых помещений приходился лишь какой-то один жалкий процент от её объёма, а остальные девяносто девять всё ещё могли скрывать в себе неизвестные ходы, коридоры, галереи… От этой мысли, так причудливо роднящей его со столь презираемыми им «пирамидиотами», ему становилось не по себе; противоречие в его взглядах никак не могло разрешиться.

Заид вспомнил о реставрации пирамиды, которая вызвала множество неоднозначных оценок. С одной стороны, он привёл в порядок стены, очистил их от многовековых надписей вандалов, восстановил разбитые углы и плиты. Щели замазывались цементом, недостающие части плит формировались заново, проблемные участки укреплялись. Одни восторженно приветствовали такую своевременную и давно назревшую работу. Другие в гневе называли это «евроремонтом», который оказался совершенно не к месту в таком сооружении. Масштабная очистка и реставрация стен, в результате которой были безвозвратно утеряны оригинальные элементы постройки, вызвала возмущение не только в лагере «пирамидиотов», но и в научном мире. Многие полагали, что те разрушения, которые были нанесены пирамиде за тысячи лет, стали неотъемлемой частью её истории и, возможно, их следовало оставить нетронутыми. Но он без колебаний принял на себя ответственность. Он всегда был тверд и последователен в своих убеждениях. Именно это и позволило ему добиться многого.

Многочисленные награды, признание заслуг, учёные степени, авторские работы – чего только не было в списке его регалий! Его имя было записано на компакт-диске, отправленном с исследовательским модулем на Марс. В каком-то году по результатам опроса ему довелось войти в сотню самых влиятельных людей на планете. Он запросто встречался со знаменитостями и президентами. Чего ещё было желать? Другой бы на его месте спокойно почивал на лаврах, довольный и пресыщенный жизнью. Но он не находил себе места. Внутри он ощущал незаполненную пустоту; он пытался, но не мог опереться на достигнутые свершения, с его точки зрения не было ничего, чем бы он мог заслуженно гордиться.


Став иконой, узнаваемым символом, он вдруг остро почувствовал, насколько всё это зыбко и недолговечно, как быстро всё это будет забыто. Стоит только ему уйти со своего поста, исчезнуть с канала «Дискавери» – и вскоре он будет забыт, потерян. Проведя всю свою жизнь рядом с памятниками ушедших поколений, он, как никто другой, чётко осознавал для себя, в чём именно заключается секрет бессмертия. Это не мумии, не обелиски. Не иероглифы, выбитые в граните. Это нечто совершенно другое. Наверное, память, запечатлённая в вечности. Твоё имя, повторяемое веками. Что для этого нужно? Древние знали этот секрет. Знает его и он. Достаточно лишь прикоснуться к вечности – и она тебя никогда не отпустит…

В чём-то он был безусловно успешен; постоянные раскопки и исследовательская работа давали ему то ощущение науки, которого он так страстно желал. Но в чём-то он слепо терялся в догадках, не мог ухватить ускользающую нить, ведущую к открытию. Всё чаше и чаще он ловил себя на мысли о том, что вся его бурная деятельность – это лишь игра на везение, пустое перелопачивание грунта, блуждание в потемках. Так можно было вообще ничего не делать, а просто сидеть и ждать, когда после очередного сильного дождя песок обнажит свои секреты. А он хотел хотя бы один раз прийти к цели своим путем, ощутить восторг от истинного открытия, которому предшествовало божественное озарение или его личный гений. Но время шло, а это всё никак не случалось. В его мечтах было найти могилу Клеопатры. Но для этого ему пришлось бы осушить берег моря. И вдруг возникает идея искать гробницу на берегу! И эта идея приходит в голову какой-то исследовательнице из Южной Америки! И здесь его опередили!

Ему уже за шестьдесят. Сколько ещё осталось? Уже шестьдесят… Когда ему было сорок, он так же думал, сколько ему осталось и так же думал, что время ещё есть. А его не было никогда. Надо ещё многое успеть. Нельзя останавливаться. Он не хотел остаток своей жизни провести в роли простого экскурсовода, раздающего свои книги высокопоставленным гостям, соизволившим посетить пирамиды.

Сомнения и предположения, которые мучили его всё время пребывания в этой должности, теперь только укрепились. Он не просто верил – он почти знал. Но как узнать наверняка? Что, если Геродот был прав? Как-никак, он был ближе всех к свидетелям… К жрецам… Его источники среди египтян могли сохранить память прошедших поколений. Египет уже угасал, от былого величия остались одни только камни и надписи на стелах, но знания ещё сохранялись, они просто не могли исчезнуть бесследно. Ведь кое-что из историй Геродота получило неожиданное подтверждение в последнее время. Так, недавно в Сахаре были найдены следы потерянной армии персидского царя Камбиса Второго, рассказы о которой все принимали за легенду. А Геродот-то, оказывается, был прав – армию действительно поглотили пески пустыни!

Если он ошибается, и раскопки закончатся ничем, то его оппоненты не упустят такого шанса вдоволь поиздеваться над его неудачей. Они только и ждут момента, чтобы лишний раз напомнить всему миру о его просчетах и неудачах. Помнится, когда после нескольких дождливых дней разрушилось правое плечо Сфинкса, в этом обвинили не кого-нибудь, а именно его. Дело дошло до официальных обвинений. Как будто он сам отколол это плечо, чтобы отвлечь внимание всего мира от сенсационных находок в пирамиде!

А если он окажется прав? При одной только мысли об этом у Заида вскружило голову… Если он окажется прав, то открытие такого масштаба взорвёт весь мир! Гробница Тутанхамона после него покажется просто детской песочницей! Он получит безоговорочную власть над плато! Его авторитет в научном мире наконец-то обретёт заслуженное признание именно в качестве учёного-первооткрывателя, а не администратора-распорядителя, коим он сейчас является. Человек, дающий разрешения на раскопки, никогда не войдёт в учебники истории. А исследователь, открывший миру одну из его сокровенных тайн, сам обретёт бессмертие, прикоснувшись к вечности…

Вот только как проникнуть на такую глубину без разрушительного воздействия? Пришлось бы неизбежно закрыть плато для туристов. А это, в свою очередь, породило бы бурное возмущение всех тех, кто кормится вокруг Пирамид и Сфинкса. Огромная, невидимая на первый взгляд индустрия туризма, десятки обслуживающих отраслей, сотни тысяч занятых, огромные деньги, миллиарды долларов. Все эти чертовы сувенирные лавки, фабрики папируса и погонщики верблюдов… Не бог весть какая сила, но тут же поднимется мышиная возня, начнутся звонки, интриги, разговоры. А здесь, в Египте, одного телефонного звонка вполне может быть достаточно для далеко идущих последствий. Затаскают ведь по судам, лишат возможности нормально работать. Даже его, личность такого масштаба, запросто могут приговорить к тюремному сроку за какую-нибудь запятую в бумагах. Нет, надо действовать по-другому, проявить хитрость и осторожность…

Но если он не может сделать всё сам, то почему бы не использовать одного из этих «пирамидиотов»? Благо от них нет отбоя, сами просят о встрече. И мистер Джон тут как нельзя кстати, просто посланник небес. За время пребывания в Америке Заид много слышал о нём. Такой человек – самый подходящий кандидат. Пусть он сделает за него всю грязную работу. Нужно всего лишь подтолкнуть его в нужном направлении, подсказать ему маршрут и глубину туннеля. Указать ему на один из домов, выставленных недавно на продажу. Отличный дом, расположенный в нужном месте, просторный подвал, крепкая железная дверь. Дверь, от которой у него есть ключ… Пойти на небольшие уступки, оставить открытой решётку, запирающую нисходящий проход, может быть, даже отключить систему видеонаблюдения, – всё это он мог сделать совершенно спокойно, не опасаясь никаких последствий. Никто и не заметит. Затем обрушить туннель, представить их злодеями. Наверху их будет поджидать полиция, из туннеля им никуда не деться. Пусть тогда говорят всё что угодно! Кто поверит прожжённому авантюристу, за которым охотится Интерпол? Да никто!

Договориться с Джоном не составит большого труда. Заид считал себя прирождённым дипломатом. По молодости он даже хотел пойти в этом направлении, стать юристом или адвокатом. Но стал археологом.

А так как это территория древностей, то первым в туннель войдёт он. Полиции будет достаточно тех улик, что останутся снаружи. Им вполне будет достаточно того, что они получат в свои руки Джона и его команду. Живых или мёртвых. Хотя, конечно же, живых – ведь он только закроет им выход из туннеля.

Даже если он окажется неправ, и туннель ни к чему не приведёт, то всё равно это будет отличный повод требовать увеличения своих полномочий. Используя такой вопиющий случай проникновения в охраняемый памятник древности, можно будет настоять на отселении части домов, объявить территорию вокруг Гизы закрытым районом. И здесь уже никто не посмеет ничего возразить против, ибо его аргументы будут несокрушимы! А далее он может продолжить раскопки и всегда сказать: «Видите – близость города опасна!»

Она была опасна всегда. Неизвестно, когда и кем была снята прекрасная облицовка пирамид. Их первоначальный облик был навсегда утерян. А ведь когда-то пирамиды были идеально ровными, в изумительной облицовке из гладко отшлифованных известняковых плит. Её остатки чудом сохранились на вершине Хефрена. Неизвестно, кто и когда разрушил вершину Хеопса.

Двести лет назад город был в двенадцати милях от плато. Сто лет назад у подножия пирамиды робко ютилось несколько домишек. Сейчас же Каир готов был проглотить Гизу, и даже пески пустыни не могли уменьшить его аппетит. Цивилизация неуклонно надвигалась с востока, беря пирамиды в кольцо новостроек и шоссейных развязок.

Всё это могло быть утрачено безвозвратно. А сколько бесценных шедевров уже навсегда было потеряно из-за глупости и недальновидности предшествующих поколений! Сто лет назад любой желающий мог договориться с правительством и получить концессию на проведение раскопок. Таких желающих было немало, и вскоре искатели сокровищ перекопали всё плато, грубо, бессистемно, по принципу «здесь яма – там яма». Они искали только артефакты, совершенно не заботясь о научной стороне дела, выбрасывали и вывозили с грунтом предметы, не имевшие, по их мнению, материальной ценности. Жители близлежащей деревеньки Кафр-эль-Харам вообще сделали раскопки своим семейным бизнесом на протяжении многих поколений.

Кроме того, с каждым годом стремительно поднимается уровень грунтовых вод. Ещё немного – и Сфинкс подмочит лапы. А потом начнётся неизбежное разрушение, и всё будет безвозвратно потеряно уже в ближайшие десятилетия. Трудная для понимания картина – испепеляющее солнце пустыни сверху и подступающая вода снизу. Ему пришлось принимать срочные меры против этой невидимой угрозы. Вокруг Сфинкса были просверлены шурфы для замера уровня грунтовых вод. «Пирамидиоты» с замиранием сердца ожидали, что опущенные вниз видеокамеры покажут миру неизвестные помещения и подземные ходы. Но там ничего не было. Но разговоров от этого не стало меньше. «Что-то сверлили… Что-то искали… Наверняка, что-то нашли, но, как всегда, скрывают!» Заид усмехнулся. Уж он-то точно знал, чем занимались его люди на плато. Благодаря его усилиям были установлены насосы, которые ежедневно перекачивали до 7000 кубометров воды.

Пирамиды всё ещё были той границей, последним рубежом, разделяющим цивилизацию востока и первозданную пустыню запада. С востока жилые кварталы уже вплотную подобрались к плато. И только с запада, со стороны пустыни, ещё сохранялась видимость нетронутой вечности. Пустыня казалось такой же, как и тысячи лет назад. Если бы не мачты электропередач, которые виднелись вдали… Миллионам жителей Каира не хватало места под солнцем, и древние камни были досадным препятствием на пути к его расширению. Городу тысячи минаретов, крупнейшему мегаполису Африки и всего арабского мира уже давно было тесно в своих пределах.

Да и всему Египту едва хватало места под солнцем. Это в Канаде или в России нетронутой земли на сотни километров, а здесь, в Египте, каждый клочок у Нила – на вес золота. Места для строительства катастрофически не хватает, то и дело приходится предотвращать попытки граждан обосноваться на местах раскопок. То устроят кладбище на месте древнего храма, то начнут добывать гипс в неположенном месте. Зная то безразличие, с которым большинство его соотечественников относилось к древнему наследию Египта, Заид не без основания полагал, что пирамидам грозит смертельная опасность. Пирамиды были в осаде. Если не охранять их, то, вполне возможно, завтра какой-нибудь делец или политик предложит разобрать и перенести их в другое место, как это уже было с храмом Рамзеса II в Абу-Симбеле. И тогда сам предмет истории станет бессмысленной профанацией, жалкой копией оригинала.

Но эпоха великих открытий ещё на завершена! По крайней мере, для него. Он, Заид, готов был внести свой вклад в историю и встать на защиту пирамид! Он был готов на многое. В этот решающий момент его эмоциональность уступила место трезвому расчету. Он был спокоен и собран как никогда. Заид нисколько не сомневался, глядя на экран ноутбука, на котором точками были отмечены места расположения зарядов – всё уже было давно решено, осталось только нажать на кнопку. Заид посмотрел на часы. По его расчетам, у него была ещё одна минута времени. Он взял телефон и набрал номер.

– Полицейское управление слушает…

– Я хочу сообщить о готовящемся взрыве на плато Гиза. Террористы находятся в подвале одного из домов. Запишите название улицы и номер дома…

– Кто говорит?

Заид бросил трубку. Дело сделано. Теперь нужно активировать заряды. Это было совсем несложно. Зелёные точки на экране моргнули, и цвет их стал красным. Отсчет времени пошёл. Заид поправил шляпу и быстро направился к двери.

То, что должно было случиться – случилось, и он нисколько не сожалел об этом. Теперь он знал точно – когда он вернётся сюда снова, он вернётся уже полноправным Хозяином Гизы и Хранителем Пирамид!





Дом Бога




«Кто входит в него, тот безопасен…» (Коран 3:97)



В одну из ночей 186 года39 халиф Гарун Аль-Рашид вместе со своими сыновьями, Абдаллахом и Мухаммедом, прибыл в священную Мекку – город, чьё величие и святость были отмечены ещё задолго до рождения последнего из Пророков. В отличие от других немногочисленных городов засушливой Аравии, обречённых сопоставлять своё процветание и безопасность в зависимость от удачной торговли и могущества населявших их племен, Мекка, по какому-то особому повелению, из глубины веков пронесла и сохранила свою изначальную сакральность и мистическую избранность, тем самым обретя заслуженное место в сердце каждого правоверного как духовная столица ислама, родина величайших святынь и символов мусульманского мира. Сюда, в эту поистине Мекку, стремились все, чьим долгом и предписанием было поклонение этим святыням, чьи мысли и желания во время молитвы были обращены в их сторону, все те, кто надеялся и верил заслужить прощение, прикоснувшись к ним. Здесь, перед лицом всемогущего Бога, были равны и халифы, и их подданные, и богатые, и бедные, – все, облачённые в одинаковые одеяния паломников, имели равные возможности обратиться к Нему с молитвой.



Мекка возникла перед ними совершенно внезапно. Со всех сторон окружённая горами, она была незаметна в своей долине. Происхождение этого города также было скрыто во мраке веков. Его изначальное имя было Макораба, но это не единственное из его имён. Всевышний в своём Коране называл Мекку одиннадцатью разными именами. Расположенный среди голых обрывистых скал в небольшой долине, город не мог бы рассчитывать на процветание и изобилие, не случись ему возникнуть на месте древних караванных троп, что и определило его будущее выгодное положение. С давних времён две непримиримые силы – кочевники пустыни и жители соседних орошаемых долин – сталкивались в борьбе за влияние над Меккой; здесь заключались военные и политические союзы, выдвигались и исчезали племена и их языческие боги. И чем больше этих богов находило своё пристанище в Мекке, тем больше покровительства и защиты получал город от воинственных сынов пустыни, не признававших над собой никакой власти, кроме неосознанной высшей.

В их природе, обусловленной самим суровым окружением этих мест, не было заложено ни малейшего признака повиновения и подчинённости кому бы то ни было. Жизнь в пустыне выдвигала на первое место личные качества воина: выносливость, смелость, обострённое чувство долга и чести. Каждый день всё могло перемениться в их немудрёном укладе: недостаток припасов вынуждал совершать хищнические набеги, скудность пастбищ заставляла двигаться всё дальше и дальше, меняя пески на степи. В результате вся их организованность ограничивалась лишь рамками своего рода-племени.

В то же время их соседи, жители плодородных земель и речных долин, обладавшие задатками государственности, ещё за тысячи лет до них смогли построить великие города и цивилизации. Кочевникам это было безразлично, они вполне были довольны своим недосягаемым положением в сердце пустынь и предпочитали извлекать плоды из такого выгодного соседства. Так же, как это делали их отцы и деды, они могли внезапно появиться из ниоткуда на своих «кораблях пустыни», совершая набеги на поселения или караваны, и так же бесследно раствориться в породивших их песках. Рассеянные по огромной пустынной территории, кочевники-бедуины были неподвластны внешним завоеваниям и представляли из себя могучую, но пока ещё разрозненную силу. Веками эта энергия, не находившая себе применения среди безжизненных скал и пустынь, накапливалась и ждала только своего часа, чтобы, вдохновившись общей идеей, вырваться наконец за пределы полуострова и явиться миру в новом, решительном виде.

Но тогда ещё никто не мог бы предположить, что источником этой силы, началом её движущих идей будет древняя Мекка. В то время как на севере Аравийского полуострова бушевали страсти и многочисленные пограничные племена усиливали свой натиск на соседние великие державы – Персию и Византию, на более спокойном юге история шла своим чередом. Ещё в библейские времена эти земли были отмечены как обители древних княжеств, не оставивших, однако, после себя ничего, кроме величественных развалин и преданий. Одно из таких преданий гласило о существовании гигантской плотины, поставленной защищать долину от горных потоков. Плотина эта, считавшаяся одним из чудес света, однажды прорвалась, и бурные воды хлынули с гор, сметая всё на своем пути. Это великое бедствие опустошило страну и надолго привело её в упадок, вызвав к тому же исход населявших её племён. Но куда более значительным бедствием для этих мест стало отнюдь не мифическое, а вполне реальное событие, порождённое естественным ходом истории. Заключалось оно в следующем: со временем традиционные торговые маршруты, проходящие из Йемена в Палестину, под неблагоприятным внешним воздействием отклонились в сторону моря, и натоптанные веками караванные тропы, дающие хлеб и монету жителям этих мест, постепенно пришли в запустение и неумолимо стали заноситься песками. Для жителей страны, чьё благополучие и процветание всецело зависело от удачной торговли, трудно было найти более печального обстоятельства, чем это.

А пока не случился этот столь неожиданный и губительный для многих исторический поворот, Мекка продолжала накапливать духовную силу и завоёвывать авторитет среди арабских племён. И главной причиной её силы, тем центром притяжения, вокруг которого тысячи лет вращалась скрытая энергия этого народа, был древний храм, построенный ещё в незапамятные времена, говорят, что до самого Потопа. Эта простая четырехугольная постройка в форме куба без каких-либо излишеств и вычурных украшений, так же просто и называлась – Кааба, что означает «Куб». В Кубе не было ничего выдающегося с точки зрения выразительного искусства. Он не являл собой шедевр архитектурного стиля и уж тем более не поражал людей своими громадными размерами по примеру памятников античности. Но сила его заключалась в простоте. Ничто не могло бы столь же тонко задеть души простых кочевников, чуждых роскоши и благолепия, нежели эта простая для понимания форма. Но это была всего лишь форма, а истинное величие этого места, его содержание, было скрыто в преданиях, окружавших его.

Древнейшие из них относят строительство Каабы к тем временам, когда изгнанные из Рая и разлучённые Адам и Ева, после двухсот лет скитаний встретились здесь, среди этих гор. Сами эти горы, само это место были первыми из сотворённых Господом земных твердей. Тогда Адам, в знак признательности к оказанной им милости, возвёл на этом месте первый на Земле алтарь, первый дом Бога. Он простоял здесь вплоть до Потопа, был смыт бушующими водами и вновь отстроен не без помощи архангела Джабраила. Для народа, привыкшего относить своё происхождение ко временам Адама, такое предание не казалось чем-то удивительным, оно только подтверждало их притязания на свою древнейшую избранность. С тех пор храм ещё неоднократно бывал перестроен по разным причинам; менялись материалы, размеры, но оставалась неизменной его сущность.