Твои не родные

В этот момент Егор схватил меня за ворот платья и легко разорвал от горла до пояса. Я дернулась, как от удара...

– Имел как шл*ху, которой ты и оказалась! И буду иметь, когда, где и как захочу!

Я схватилась за края платья на груди, прикрываясь, глотая слезы, задыхаясь прошептала:

– Не будешь! Шлюхи дают сами, а я никогда не позволю добровольно! Никогда!

Увидела, как вспыхнули его глаза, и сильнее сжала разорванный корсаж платья. Наивная… думала, что это отрезвит то животное, которое проснулось в нем и жаждало моей крови, боли и слез. Ярость распаляла Егор еще сильнее, я видела это по голодному блеску глаз, по пульсирующей венке на шее...Как же мне хотелось вцепиться в ворот его футболки и умолять прекратить безумие, но вместо этого я обреченно прокричала:

– Лучше убей! Я не стану твоей шлюхой! Никогда!

Не после того, что было между нами. Получив все, невозможно смириться с крошками. Даже хуже, я бы сравнила это с грязью, которая осталась после всего светлого и красивого...

Егор рывком перевернул меня живот, вдавливая в постель. Я пыталась вырваться, но он сжимал мои плечи железной хваткой.

– А чьей шл*хой будешь? Кому дашь добровольно?

Почувствовала, как он сорвал с меня обрывки платья и закусила губу. – Какое это теперь имеет значение? Кому угодно! Я же шлюха! – всхлипнула и закусила губу, почувствовала, как по щекам катятся слезы, вцепилась в простыни. Видимо, кому угодно, кто сильнее, чем я! Но гораздо больнее он бил меня словами. Наотмашь, до крови. Не по лицу, а по сердцу.

Почувствовала, как он схватил меня за волосы и перевернул на спину. Теперь я видела его горящий взгляд, бледное от ярости и дикой страсти лицо. Нет, это было не то желание, которое я видела раньше. Это был голод, жажда моей крови и унижения. Желание сломать.

– Перед кем угодно не получится. Будешь моей шлюхой! Или позвать своих ребят? Они тебя жалеть не будут.

Это было больно, намного больнее всего, что он делал со мной, больнее любого унижения. Егор прижал меня за горло к постели, и я услышала, как он расстегивает ширинку. Сама не знаю, как сделала это, но я ударила его по лицу, а потом закричала, глотая слезы:

– Позови! Ты примешь участие? Или будешь смотреть, как они меня при тебе?

По щекам текли слезы, и я почти не видела его лица, во мне поднималась волна ненависти. Впервые по отношению к нему...и к себе. Нет, он не любил меня...это я придумала себе образ и влюбилась в чудовище.

– Ты сама решили свою участь, шл*ха!

Он отпрянул от меня, а я задыхалась в ожидании. Я вся сжалась, подтягивая ноги к груди и обхватывая себя руками за колени, прикрывая наготу. Егор несколько секунд смотрел на меня и вдруг ушел, хлопнула дверь, и я вздрогнула.

Я смотрела ему вслед затуманенным слезами взглядом и дрожала. Не смог... значит, не смог. Облечение и в тот же момент ослепительная боль от всех тех слов, что ещё резали мое сознание и звучали в голове.

Слезы катились по щекам, я вытирала их тыльной стороной ладони и смотрела на дверь. Потянулась за обрывками платья, сжимая блестящую материю дрожащими руками, и в этот момент услышала топот ног за дверью...



ГЛАВА 19



Дверь распахнулась, и я с ужасом увидела четверых мужчин. Один из них запер дверь, а трое других смотрели на меня. Я прижала платье к себе, чувствуя, как холодеет все внутри.

– Как думаешь, он ее отымел перед тем, как отдать нам? – спросил один и засмеялся. Я сжала свои плечи так сильно, что мне стало больно.

– А похер! Хотя, скорее всего, нет... а то б мы сейчас трахали труп. Офигенный подарочек. Ангел умеет порадовать иногда.

Второй тоже рассмеялся и шагнул ко мне. От ужаса мое сердце почти не билось. До меня постепенно доходил смысл происходящего, и я начала задыхаться. Мне хотелось заорать, но я не могла. Один из них протянул руку и тронул мои волосы, я отпрянула, но он сжал их в кулак и рванул меня к себе.

– Не дёргайся, сука! Не зли нас! Если хочешь, чтоб мы были нежными с тобой, – он засмеялся, а я смотрела на их лица, и мне казалось, я потеряю сознание от ужаса. Меня отдали им. Он отдал меня им! Без тени сомнения! Как вещь! Он не просто чудовище...он...я не могла дышать от осознания, насколько была слепа.

– Эй! Странная херня! Подожди! Что-то здесь не так! – сказал третий, но его слова проигнорировали, тот, что сжимал мои волосы, рывком поднял с постели и, удерживая одной рукой за волосы, другой обвёл овал моего лица.

– Не надо, – прошептала я, – пожалуйста, не надо!

Но он меня не слышал, он осматривал мое тело и облизал губы.

– Красивая игрушка. Люблю ломать красивые вещи! Кто первый, а? Кинем жребий?

– Ты в прошлый раз был первым! – сказал кто-то, а я вцепилась в руку, которая чуть ли не вырывала мои волосы с корнями.

– Кидай жребий! – он смотрел мне в лицо, потом склонился ко мне и лизнул мою щеку, от омерзения я зажмурилась, ощущая, как по щекам катятся слезы. Меня начало тошнить. Я почувствовала, как он трогает мою шею, ключицы, и меня трясло, я всхлипнула и попыталась откинуть его руку, но в этот момент он сжал мои волосы ещё сильнее, заставляя запрокинуть голову.

– Угомонись, сука. Будешь дёргаться – мы сделаем это одновременно.

Я обезумела, мне кажется, я перестала соображать, потому что вцепилась в его лицо ногтями, отталкивая от себя. Я не сдамся им. Пусть лучше убьют меня. Сейчас. Почувствовала сильный удар по лицу, и голова закружилась, а перед глазами пошли темные круги, я обмякла в его руках. Только не это, не слабеть...иначе я не смогу сопротивляться.

Я погрузилась в кровавый туман, слышала голоса, чувствовала удары, когда сопротивлялась, прикосновения рук, которые сминали и причиняли боль, но ещё больше – омерзение, граничащее с агонией. Мне хотелось, чтобы они сначала меня убили. Пусть убьют, пожалуйста, я не хочу потом с этим жить. Я сойду с ума. Они толкали меня из рук в руки, трогали мое лицо, тело, игрались как с мышкой, как с мячом, который передают по кругу. И это только начало их развлечений, я понимала это умом. Я сопротивлялась, дралась, царапалась, но это вызывало лишь приступы хохота. Они специально больше не били, понимая, что я потеряю сознание, а им было интересно, чтоб я все чувствовала, мой страх, слезы и крики. Вот чего они хотели.

Потом услышала громкий треск, но даже не отреагировала, потому что в этот момент один из них толкнул меня на колени, надавив на плечи и удерживая за волосы. Мне кажется, они вырвали мне клочья волос. Затуманенным взглядом я видела, как чьи-то руки расстёгивают ширинку.


Я не сразу поняла, что происходит, пока не увидела, как один из этих зверей зажимает окровавленное лицо, услышала хруст костей, они двигались молниеносно, незаметно для моего глаза, я впервые видела такую скорость. Уже через несколько в комнате не было никого кроме Егор, я смотрела на него затуманенным взглядом, захлёбываясь слезами. Я ничего не чувствовала в этот момент. Меня била истерика от пережитого ужаса. Он что-то прокричал мне, схватил за плечи и швырнул на постель. Я просто закрыла глаза...мозг отказывался принимать происходящее. Мне кажется, это был первый момент, когда я сломалась. У меня не было сил сопротивляться.

Когда Егор опрокинул меня на постель, я закрыла глаза, погружаясь из одного ада в другой. И я не знаю, что хуже: они или он...Как не жутко осознавать, но пусть это были бы они, они бы истерзали мое тело, но не трогали сердце и душу...а он рвет мне сердце...это жутко, этой боли я не перенесу. По щекам беспрерывно катились слезы. Я не сопротивлялась, мне казалось, что я просто не могу пошевелиться, все тело свело судорогой от напряжения и от ожидания новых побоев. Я зажмурилась так крепко, что болели веки, я не хочу видеть его лицо в этот момент, я вообще больше не хочу ничего видеть. Хочу ослепнуть и оглохнуть, а еще лучше – умереть до того, как Егор сделает это со мной... с нами. С теми «нами», которых, как мне уже казалось, и не было раньше.

Почувствовала прикосновения к щекам, зажмурилась еще сильнее, но касания были осторожными, пока я в друг не поняла, что он вытирает мои слезы. Егор приподнял меня и прижал к себе, рывком, тело заболело, и я вздрогнула в его руках.

– Что же я делаю? Что же я делаю? – его голос доносился как сквозь вату, а потом я почувствовала, как он целует мои волосы, лоб... с каждым прикосновением губ мое сердце начинало биться быстрее... неконтролируемая реакция, дикая по своей сути после всего, что он сделал со мной... но этот срывающийся голос, лихорадочные касания его дрожащих рук, губ, хриплый шепот, заставляли меня реагировать...только становилось еще больнее. – Что же ты с нами сделала?

Я приоткрыла глаза и посмотрела на него...наверное, это был один из тех моментов, когда я не видела страшных глаз чудовища, готового порвать меня на куски, я видела в них отражение моей боли, отчаяние, какое-то дикое безумие. Превозмогая боль в горле, на котором, наверняка, остались синяки от пальцев тех ублюдков, я хрипло спросила:

– Что ТЫ с нами ...делаешь?

Сознание постепенно уплывало и меня морозило. Я только хотела смотреть в его глаза, чтобы понимать, сожалеет ли он о нас... так, как я сожалею. В этот миг я видела, что да...он сожалеет, я знала это на подсознательном уровне, той непередаваемой интуицией, которая тянется тонкой нитью от него ко мне...очень хрупкой, готовой порваться в любую секунду. Я чувствовала, что теряю сознание от слабости...но продолжала смотреть ему в глаза, пока полностью не погрузилась в какой-то зыбкий и липкий туман...



***



Эта дрянь согласна быть хоть чьей-то шлюхой! Хочет попробовать все прелести этого пути, она получит это. После этого все будет кончено для всех. Для нее, для меня, для того, что происходит. Я залетел в гостиную, оглядывая псов, находящихся там. Их было четверо, они пили и, похоже, что уже давно.

– У меня есть для вас подарок, – рявкнул, привлекая их внимание. – Та шлюха наверху, вы можете сделать с ней все, что захотите, – они удивленно уставились на меня. – Сейчас же, еб***е вы ублюдки!

Когда до них дошел смысл моих слов, на лице каждого из них появилось хищное выражение лица. Не заколебавшись, они сорвались с места, и пошли на верх.

Я взял бутылку, стоящую на столике. Сел на диван, делая глубокий вдох-выдох. Теперь можно про неё забыть. Всё кончено.

Закинул ноги на столик, допивая бутылку. Шум, доносящийся сверху, раздражал. Грубый хохот, всхлипывания, гулкие удары. Опустил ноги, крутя бутылку в руке и всматриваясь в стекло. Снова всхлипы и удары. Сердце в груди замирало от этих звуков на мгновение и снова неслось вскачь. Пытался вчитываться в слова на этикетке, но все внимание было сосредоточено на доносящихся сверху звуках. Я прекрасно был осведомлен с тем, как мои ребята обращались со шлюхами. Моё треклятое воображение отлично демонстрировало то, что они сейчас проделывали с ней. Как они дотрагиваются до её белой кожи своими погаными пальцами, прикасаются к ней своими мерзкими лапами. Бутылка в моей руке треснула. Моё дыхание перешло из спокойного в затрудненное. Бл***ь, нужно дождаться, когда это все закончится и тогда я смогу жить дальше. Встал с дивана, дотягиваясь до другой бутылки. Но воображение меня не слушало. Будто находясь там, наверху, я видел, как они сжимают своими лапищами её округлую грудь с аккуратными сосками... Сделал глоток... Видел, как они дотрагиваются до её плоти, которая принадлежала до этого только мне. Бутылка улетела в окно, с грохотом разбивая его. Ах, да, ещё она отдалась своему мужу, предала меня, а потом сказала, чтобы я отдал её своим псам. Тело сотрясало мелкая дрожь, требующая успокоения. Я не должен вмешиваться. Жизнь должна вернуться в прежнее русло, а с ней этого никогда не произойдет. Картинки того, как они входят в её тело, кончают в неё, заполнили мою голову. Я зарычал, опрокидывая диван. Не понимая, что делаю, взлетел по лестнице, выбивая дверь.

Дверь разлетелась от моего удара, открывая для меня то, что рисовало мое воображение. Их руки были повсюду на её теле. Один усадил её на колени перед собой, расстегивая ширинку.

Секунда – и мои руки сворачивают его голову.

– Это моя бл*дь! – закричал, ударяя второго кулаком в лицо, ломая его кости.

– Никто не смеет прикасаться к моим вещам! – схватил третьего за шкирку, отшвыривая к лестнице.

Повернулся к четвертому, но его уже не было в комнате. Воздуха катастрофически не хватало. Посмотрел на неё, стоящую на коленях, с разбитым затравленным лицом.

– Ты моя шл*ха, и обслуживать будешь только меня, – схватил за плечи, кидая на кровать, одновременно отрывая пуговицу на джинсах.

Ярость пылала во мне так ярко, что я не видел ничего вокруг, кроме её тела, из-за которого я слетел с катушек. Перевел взгляд на её окровавленное лицо. Из-под её закрытых век сбегали слезы, смешиваясь с кровью. В груди все моментально сжалось. От нежного личика, того, что свело меня с ума, не осталось ничего. Только синяки. Я позволил каким-то ублюдкам сделать это с ней. Ублюдкам, которые не имеют на неё никакого права. Я провел большим пальцем по её щеке, вытирая слезу. Она не реагировала на моё прикосновение, только сильнее зажмурила глаза. Чёрт, я добровольно отдал её на съедение этим тварям. Ужас обрушился на меня, показывая весь тот кошмар, который я собирался сделать с ней. Наклонился к ней, обнимая за плечи и осторожно усаживая к себе на колени.

– Что же я делаю? Что же я делаю? – прижал её к себе, целуя в волосы, лоб. – Что же ты с нами сделала? – откуда-то изнутри начала распространяться дрожь при воспоминании о том, каким счастливым был я с ней. Как эти зажмуренные глаза светились счастьем при каждом моем появлении, как она бросалась ко мне в объятия.

Медленно я целовал её лицо. Оставил осторожный поцелуй на каждом веке, поцеловал раны на щеках, подбородке, слегка дотронулся до её губ.

Каждое прикосновение к ней отзывалось болью в груди. Не должно быть на её нежной коже таких страшных следов. Убью каждого, кто причинил ей боль! Убью! Целовал её лицо снова и снова, задержав дыхание, боясь причинить ей новую боль.

Она приоткрыла заплывшие глаза, посмотрев на меня усталым, наполненным болью взглядом. В ее глазах было столько отчаяния и муки, которые отозвались во мне немой безысходностью, сковывающей тело тяжелыми цепями.

– Что ТЫ с нами делаешь? – хрипло спросила она.

Ее слова эхом отзывались в моей голове. Глаза цвета моря пристально смотрели в мои, не моргая, пробираясь на самую глубину, выискивая ответы на все свои вопросы. Я чувствовал, как она разрывает не затянувшиеся раны в моей груди, заставляя их снова кровоточить. Я словно был ею загипнотизирован. Наблюдал, как ее взгляд тускнеет, пока веки полностью не закрылись, и она безвольно повисла в моих объятиях.

Она была такой маленькой и хрупкой в моих руках. Я смотрел и не понимал, почему позволил кому-то еще дотронуться до нее. Из оцепенения меня вывела вспышка памяти, где она уже не была моей, а отдавалась другому, смеясь надо мной.

Меня снова затрясло от этих воспоминаний, как и от осознания того, что не могу ее убить. Я осторожно положил ее на кровать, прикрыв одеялом, и вышел за порог.



ГЛАВА 20



В который раз за последние дни меня лихорадило из-за нее. Даже алкоголь не лез в глотку. Я сидел в своем кабинете, закрыв глаза руками, пытаясь выкинуть из головы картинку нашей с ней последней встречи. Её слабый обвиняющий шепот звенел в ушах громче любого ультразвука. Пустой взгляд снова и снова прожигал черную дыру во мне. Распорядившись, чтобы снова установили дверь в её комнату, я отправился на поиски тех ублюдков, что посмели поднять руку на нее. Как я и ожидал, они сбежали из логова. Распорядился доставить их ко мне и закрылся в своем кабинете. Снова и снова воспоминания о том, как я держал её в руках, целовал, прижимал к себе, подтачивали мое стремление пойти в комнату наблюдения и убедиться, что она все ещё дышит. Выкурив пачку сигарет, я поднялся с кресла, поддался этому зову. Осознание того, что она такая хрупкая, снова лежит без сознания уже во второй раз за последние дни выжгла все остальные мысли. Я не заметил, как стоял перед её дверью, так и не дойдя до комнаты наблюдения.

Чёрт, надо валить отсюда. Если она очнулась и увидит меня, то может прийти к неверному выводу. Бл***ь, даже если она находится в сознании, единственной мыслью у нее будет бежать как можно дальше от меня. А если её организм не выдержал того, что с ней случилось, и она больше никогда ни о чем не подумает?

Я распахнул дверь, замирая в дверном проеме. Она лежала на кровати в том же положении, в каком я оставил её. Синяки и ссадины стали только ярче. Я подошел ближе, наблюдая, как слегка поднимается ее грудь. Она дышит. Поняв это, я понял, что сам не дышал, пока не убедился в этом.

Я сел на край кровати, наблюдая за ней. Если оставить её в таком состоянии, то выкарабкиваться ей придется очень долго. Я не смогу видеть её и не содрогаться от пережитого нами ужаса.

Пусть отлежится. Завтра здесь будет самый лучший врач.