Твои не родные

Я смеялась, пока он не схватил меня под руку и не прошипел:

– Мне плевать, какая ты. Я свое все равно получу.

И он получил, спустя несколько часов после того, как мы приехали в отель из аэропорта, спиртное уже выветрилось из меня. Я думала, алкоголь отключит все чувства, я думала, мне будет все равно, но это было хуже. Это было противно до тошноты, до омерзения. Он меня избил. Почти сразу, как мы попали в номер гостиницы. Его гостиницы. Бил жестоко, ногами, кулаками в лицо, рвал на мне одежду. Я могла кричать сколько угодно, и никто бы не посмел вмешаться. Я сопротивлялась так долго, как могла, пока совсем не ослабла. Майкл привязал меня к постели, а я лежала и смотрела в зеркальный потолок заплывшими от слез и побоев глазами в одну точку, пока он стягивал с меня остатки одежды, целовал мое омертвевшее тело, покрытое синяками, трогал, касался, сжимал, а меня тошнило, и слезы катились по щекам. Я ненавидела нас обоих. Его за насилие, а себя за то, что позволяю этому происходить. Осквернять меня. Пачкать мое тело, которое я хотела отдавать и дарить другому мужчине. Лучше бы прикончил.

Он долго возился со мной, потому что я словно превратилась в труп, который, к сожалению, все чувствует и понимает. Когда Майкла наконец-то смог взять меня, я повернула голову на бок и закусила губы до крови, чтобы не зарыдать в голос от резкой боли и унижения. Я слышала его сопение, возню на мне, чувствовала липкие прикосновения, запах, влажные поцелуи и стоны. Я ждала, когда это закончится. Он шептал мне слова любви, а меня тошнило все сильнее, мне хотелось его убить, я видела в зеркале над постелью его ритмично двигающиеся ягодицы, свои распахнутые ноги и хотела умереть. Нет, мне уже не было физически больно, Майкл больше не зверствовал, я ничего не чувствовала вообще. Мое тело онемело, зато внутри меня выворачивало и скручивало от презрения к нему и расползающейся гадливости.



Когда он наконец-то содрогнулся в последний раз и откинулся на подушки, я закрыла глаза, к тому моменту слез не осталось. Майкл попытался притянуть меня к себе, но я отпрянула от него как от прокаженного. Он отвязал мои руки от поручней постели, и я завернулась в покрывало, свернулась на краю постели в позу эмбриона.

– Как хочешь... хочешь так, пусть будет так. Ничего. Если надоедят побои, начнешь давать добровольно. Никуда не денешься.

Нет! Больше он ко мне не прикоснется, не то я убью его или себя, третьего не дано.

Мне хотелось пойти в душ, чтобы смыть с себя его прикосновения, но разве это что-то изменит?

С памяти я всего этого не смою. Никогда. Завтра наши свадебные фото появятся в газетах, и их увидит Егор... Завтра он возненавидит меня. Хотя в тот момент я даже не предполагала, насколько.

Я вообще не предполагала, что за Ад меня ждет, и что я совсем ничего не знаю о боли. Сейчас это не боль, это так, отголоски. Существует иная, та, после которой меняется сознание, и ты мечтаешь о смерти.

Я все же встала с постели, шатаясь, опираясь на стену и пошла в душ, долго терла тело мочалкой, пока я не разрыдалась там, под холодной водой, обессиленная и опустошенная. Грязная. Такая вся грязная. Я надела тонкую белоснежную комбинацию и повернулась к зеркалу, посмотрела в свои расширенные глаза, покрасневшие от слез. На багровый кровоподтек на щеке. Цветы в волосах смотрелись чудовищно, как символ предательства, как мерзкое напоминание о каком–то ритуале, не свадьбе. О жертвопЕгоршении. Насилие – это самое ужасное, что мужчина может сделать с женщиной…но я знала, что приду в себя и от этого. Я не могла думать лишь об одном – Егор…он не поверит. Он будет считать меня предательницей и воровкой. Он никогда меня не простит.

Когда вернулась в кровать, Майкла уже спал. Я снова легла на край постели и закрыла глаза. В следующий раз я просто убью его. Не знаю, как, но я это сделаю.

К утру провалилась в сон, в тяжелый кошмар, в котором я тонула и захлебывалась в собственной крови. Я даже не предполагала, насколько вещим он был...

Меня разбудили крики Майкла. Я подскочила на постели и увидела, как несколько мужчин тянут его, окровавленного, по полу номера к дверям за волосы. В тот же момент меня схватили и заткнули рот кляпом, скрутили руки за спиной и толкнули на пол, на колени, удерживая за вывернутые запястья так, что от боли из глаз искры посыпались. Я мычала и дергалась, но меня пнули под ребра носком сапога. Я смотрела вниз, на свое разодранное свадебное платье, и по телу прошла дрожь ужаса.

– Заткнись, сука! Ну что, все обчистили? Нашли у него бабло?

– До хрена, было чем поживиться, нас не обманули.

Их было шестеро. Все в кожаных куртках, темных очках. Трое пинали Майкла, когда тот пытался подняться на ноги, один обчищал ящики и шкафы, второй, видимо, их главный, курил сигарку и смотрел на Майкла, потом кивнул в мою сторону:

– Девку забирайте и уходим. Наснимал достаточно, фотограф хренов?

– Хоть выкладывай в сеть и продавай. Первая брачная ночь. Она в бельишке прозрачном, он голый со стояком. Готов для новых свершений, да, мачо? Хотел трахать ее с утра? Отдам Ангелу – пусть любуется, он любит такую херню. Я б девку по кругу пустил.

Я смотрела на мужчин расширенными от страха глазами и не могла пошевелиться. Это какой-то кошмар наяву. Кто они? Что им нужно от нас? Это похищение? Майкла швырнули на колени и ударили ногой в лицо, когда он попытался что-то сказать, я услышала хруст сломанной переносицы и меня скрутило пополам.

– Давай его кончим, а? Нахер тянуть его за собой? Я бы его пристрелил и в воду, рыбкам на съедение.

– Приказано везти живым. Девку не трогать, за нее Ангел бабла отвалить обещал и дури.

Приедет лично на перегон за ней. Так что лапы и член держи при себе. Хочешь – оттрахай ее мужа!

Он захохотал, а я содрогнулась от отвращения, когда увидела, как один из мужчин, приподнял голову Майкла за волосы и слизал кровь с его лица, потом повернулся к главному:

– Да ну на хер, я не по этой теме, а вот сучку я бы трахнул, красивая тварь.

– Она Ангелу зачем-то нужна, может, потом и даст трахнуть. Все, давай! Повезли! Времени в обрез.

– Вам заплатят! Вам заплатят! – всхлипывал Майкл, и я старалась не смотреть на его окровавленное лицо и заплывший глаз. Мне даже стало его жаль, когда тот, главный, с сигаретой, ударил снова кулаком в челюсть и Майкл захрипел.

– Заткнись, урод! Нам уже заплатили!

Мужчина замахнулся ногой, и я зажмурилась, но удара не последовало.

– Я заплачу больше! – последний всхлип, который я услышала от моего мужа, потом возня, стоны и его вытащили из номера.

– Так, вырубите его, чтоб не скулил в дороге, – крикнул вдогонку главный, – завяжем им глаза. Девку везите к остальным шлюхам, а его отдельно, пусть повисит на цепях. Следите, чтоб не сдох, у Ангела на него свои планы. Освежует живьем аристократишку, как он любит... как скот, а мы попируем.

Я почувствовала, как защелкнули наручники у меня на запястьях и как мне завязывают глаза... От дикого ужаса все тело свело судорогой, от страха казалось, что сердце разорвется.



ГЛАВА 15



Она заполнила меня всего. Мысли, чувства, пространство. Казалось, что впервые в жизни в мои легкие начал поступать кислород, позволяя вдыхать полной грудью воздух, а не ядовитую гарь, которая питала меня все эти годы. Каждое ее слово, прикосновение, запах заставляли меня улыбаться, забывая обо всем. Я жадно вбирал в себя все наши мгновения вместе, зная, что человеческая жизнь сгорает как спичка. Мне нравилось наблюдать, как она ест, умывается, какие забавные корчит рожицы, когда чистит зубы или наносит макияж. И просто сходил с ума от вида спящей Марины. Твою мать!


Спящая... она была похожа на неземное существо, посланное впустить свет туннель моей черной души. Тихое дыхание, теплая нежная кожа, покрывающаяся мурашками под моими пальцами даже во сне, сладкий запах, заполнивший весь дом, пропитавший всю мою одежду и впитавшийся в каждую пору на моем теле. Я сходил с ума. Мне было на***ть на все, что происходило вокруг. Каждое утро, перед рассветом, когда мне нужно было покидать нашу уютную постель и мою спящую девочку в ней, внутри меня что-то обрывалось. Я боялся оставлять её, боялся, что стоит мне выйти за порог и что-то может разрушить наш миг счастья. Всю ночь, после того, как она засыпала, я готовил себя к этому моменту, когда мне нужно будет оставить её на целый день. Нет, я не думал, что она снова уйдёт. Она выглядела такой счастливой и дарила мне столько любви, которой я не испытывал за всю свою жизнь. Но мир, в котором я жил, не оставлял место слабостям, а она стала моей ахиллесовой пятой, моим крептонитом, которым могли воспользоваться против меня. Дела группировки решались на автопилоте, мысленно каждую секунду нашей разлуки я находился рядом со своей нежной девочкой. На протяжении всего дня я сжимал в руке телефон, ожидая её звонка, не выдерживал и звонил сам, просто для того, чтобы услышать её голос. И каждый вечер, спеша обратно домой, я пЕгорсил ей подарки, заглаживая то, что заставлял её быть одной с утра до вечера. То, как она прыгала ко мне в объятия, обрушиваясь на меня с поцелуями, как маленький смерч, были для меня самыми счастливыми моментами. Я подхватывал её на руки, срывая всю одежду. Необходимость чувствовать её всеми возможными способами превращала меня в одержимого. И, только получив все возможные доказательства того, что между нами все в порядке, я отводил её на ужин или в любое другое место, куда она хотела.

Наблюдая за облаками через иллюминатор самолета, представлял Марину, которая с нежной улыбкой на губах следила за небом и ждала моего возвращения. Впервые в жизни я чувствовал, что меня ждут. Мне не терпелось очутиться на земле и сжать своего Котенка в объятиях, вдохнуть любимый ванильный запах её волос и забыть обо всем мире, утонув в её глазах цвета моря.

Проплывающие за окном белые барашки скапливались в пушистые белые сугробы, напомнив сладкую вату, которую мы ели с МаЕгорй в парке.

В тот день, разделавшись с работой пораньше, позвонил своему Котенку, чтобы была готова выйти из дома. Забрав у наших ворот, даже не задумываясь о направлении, привез Марину на набережную. Солнце уже спускалось к линии горизонта, окрашивая небо в розовые цвета, а мы не спеша прогуливались по берегу поедая мороженое и сахарную вату.

«О чём ты мечтала в детстве? – решил, что пришло время узнать побольше о жизни девушки, которая осветила своей улыбкой мой мир, до меня.

Аня прислонилась головой к моему плечу, вглядываясь вдаль, а я любовался ее длинными ресницами и блеском в светлых глазах.

– Я мечтала уехать отсюда. Мечтала о семье.

Она посмотрела на резвящихся в песке малышей, на счастливые парочки с колясками и, подняв голову, заглянула мне в глаза:

– Я хотела иметь много детей. Да, я мечтала, что у меня будет два сына и дочка....А сейчас... я бы хотела, чтобы все мои дети были похожи на тебя.

Снова прислонилась к моему плечу.

Аня говорила о семье, и её глаза светились от счастья. Та нежность, с которой она посмотрела сначала на детей, строящих песочные замки и надежда, с которой заглянула мне в глаза, говоря о том, что хочет моих детей... В это мгновение моё сердце забилось с удвоенной скоростью. В груди защемило от счастья, которое подарили её слова. Должно быть, я походил на идиота, молча улыбаясь, не в силах произнести ни слова. Казалось, начну говорить – и захлебнусь от счастья. Как я мог предположить, что она просто избалованная девчонка, думающая о тряпках и развлечениях? Это все не о ней. Моя Аня самая настоящая и искренняя девушка из тех, что я встречал. Мне не требовалось прислушиваться к своим чувствам, чтобы узнать о том, как велико её сердце и как много любви она сможет дать мне и нашим детям. В этот момент все "возможно" о выполнении своего изначального плана исчезли. Осталась только она и я, остальное не имело значения.

– Если у нас будет девочка, то она обязательно должна быть похожа на тебя, – наконец-то нашел силы заговорить. Наклонился и поцеловал мягкие розовые губы Котенка.

Она вдруг остановилась, и я остановился. Ветер трепал ее светлые волосы, и мы смотрели в глаза друг другу. Аня обхватила мое лицо теплыми ладонями:

– Я люблю тебя, Егор. Я с каждым днем люблю тебя все сильнее...мне больно дышать от мыслей о тебе».



***



Я отодвигал визит к её отцу настолько, насколько это было возможным. Павел продолжал давить на меня, требуя результатов. Меня же вся эта история уже порядком достала, но мысль о своих братьях приводила в чувства, заставляя стремиться к разрешению этой проблемы. Асадов требовал личной встречи для обсуждения положения дел.

Рассчитывая управиться со всеми заморочками за двое суток, я поцеловал спящую Марину и вышел за дверь.

Визит к Павлу дал не тот результат, на который мы рассчитывали. Объяснил ему, какие последствия влечет за собой его еб***е упрямство и херова преданность. Дал Хавьеру отмашку на запуск информации об Павле в прессу и сел на самолет. Во время полета представлял, как в следующий раз буду лететь домой вместе со своей девочкой.

Как только прилетел, набрал номер Марины, но механический голос ответил, что абонент недоступен. Страх закрался мне под ребра, расползаясь холодными щупальцами по всему телу. У меня оставались ещё кое-какие дела, требующие моего внимания. Но после нескольких попыток дозвониться до неё снова и снова и получая тот же ответ, я направился в аэропорт, не прекращая попыток. По дороге сделал звонок Хавьеру, требуя узнать причину, почему она не отвечает на мои звонки. Неизвестность сводила меня с ума. Неужели кубинцы узнали о моей связи с дочерью Асадова и решили тем самым надавить на меня? А что, если её просто сбила машина? Мысли, одна страшнее другой, возникали в моей голове. Образы безжизненного, холодного тела Марины не хотели сменяться в моей голове. Людишки, снующие туда-сюда в аэропорту, выводили из себя. Приближаясь к выходу из терминала, крем глаза уловил газетный. киоск, пестреющий одним и тем же снимком. Моя девочка в свадебном платье под руку с этим слизняком... её бывшим женихом. Глаза заволокло пеленой, удары сердца ускорились. Не может быть! Это, должно быть, какой-то старый снимок. Подошел ближе к киоску, хватая первый попавшийся журнал с этим фото.

Крупные желтые буквы кричали на меня с фотографии "Тайное венчание Марины Асадовой и Майкла…". Внутри что-то оборвалось, громко разбиваясь.

Я хватал одну газету за другой, раскидывая их по полу. На каждой из них, словно неоновая вывеска, сияла эта чертова надпись. Сердце долбилось в груди со скоростью света. Продавец что-то орал, но я не слышал. Все звуки доносились, будто через вату. Почувствовал в кармане крутки вибрацию. Механически вытащил телефон, увидев имя Хавьера.

– Лучше бы тебе сказать, что херовы газеты врут, – прокричал в трубку, выходя из оцепенения.



***

Я подгонял таксиста как мог, но этот идиот полз не быстрее черепахи. Вышвырнул водителя из машины, занимая его место, вдавливая педаль газа в пол, сжимая пальцы вокруг руля до хруста. Дорога плыла перед глазами.

«Я купил два рожка мороженого, передавая один из них Марине. На её лице сияла улыбка, будто я подарил ей самый долгожданный подарок. Не медля ни секунды, она накинулась на него.

– Никогда не понимал этой страсти женщин к мороженому, – усмехнулся, обняв за плечи и прижимая к себе. – Кажется, его ты любишь больше всего на свете.

Посмотрел на её губы, измазанные сливками. Провел по ним пальцем, стирая мороженое и облизывая его со своей руки.

– Больше всего? – хитро усмехнулась она и вымазала мое лицо мороженным. – Нет! Не мороженное!

Прежде чем я успел отреагировать, она приподнялась на носочки и слизала мороженное с моих скул:

– Я люблю тебя и мороженное на тебе.

До появления Марины в моей жизни я никогда не понимал, как можно наслаждаться такими глупостями, как спокойные прогулки, тихие разговоры и совершенно казавшееся неуместным раньше ребячество. Наблюдая, как чем-то подобным занимается кто-то из моих ребят, хотелось сразу же ударить их, чтобы привести в чувства. Но рядом с ней все оказалось естественным и безумно приятным.

– Пожалуй, десерт из тебя и мороженного понравится и мне, – дотронулся своим рожком до её носа, сразу же слизывая его с неё. – Кажется, это теперь моё любимое блюдо, – провел мороженым по её подбородку, дотрагиваясь губами до нежной кожи».

Долетев до нашего дома... Бл***ь, «нашего»! В одно мгновение оказался в квартире. Я выбегал из одной комнаты в другую, пытаясь найти какое-то объяснение. Все вещи Марины были на местах. Присутствовал легкий беспорядок, но выглядело все так, будто она только что вышла из дома, намереваясь вернуться. Вбежал в спальню, окидывая её взглядом. Сейф был раскрыт на распашку. Заглянул внутрь, папки, компрометирующей Павла, не было. Схватил дверцу, сворачивая её. Чёртов гребаный идиот, даже не закрывал на замок сейф, наивно доверяя этой суке! Которая спала со мной только из-за своего гребанного папаши! Зарычал, вырывая сейф из стены, выкидывая его в окно!

– Тварь! – забежал в ванную, осматривая её, уже не надеясь найти никакого знака от неё. От гнева дышать было не чем.

– ААААААААА! Мелкая Тварь! – кулаком разбил зеркало.