Тупо в синем и в кедах

* * *


Директор школы опять собирал родителей, потому что на собрание пришли чиновники из гороно. Наши родители, мой отец, отец Вики, отец Хэттера надели пиджаки и галстуки и от имени всех заявили опять, что их дети отменяют свой выпускной вечер и вместо этого все собранные деньги отдают для твоего лечения и реабилитации, а также для лечения и реабилитации других тяжелых детей. Господи боже, мне так понравилось это хорошее слово «реабилитация». Это значит, ты и другие тяжелые дети где-то будут отдыхать и восстанавливать силы. Будут радоваться, читать книги, слушать музыку и болтать с друзьями.

Мы все ждали во дворе, что они решат. А Хэттер сказал, ага, щас! они там что-то за нас решают, и прорвался на собрание. Вошел и с ходу сказал, что вы взрослые люди, а мусолите непонятно что, «можно-нельзя». Нам решать, что делать. Вы у нас спросите. Хотим мы выпускной вечер или нет.

– И тогда, – сказал Хэттер, – мы точно запомним наш выпускной бал на всю жизнь, по крайней мере, будем относиться к самим себе с уважением, – так сказал Хэттер, а мы подглядывали и подслушивали из-за полуоткрытой двери. И когда он так сказал, мы в коридоре все – два класса – все зашумели и захлопали. И наши родители, учителя наши, наша химичка Горпина Димитровна, историчка Оксаночка, Пауль Францевич, биологичка, Ирочка-англичанка и практически все-все учителя, которые у нас в классе преподавали, вышли к нам в коридор. А в зале остались только чиновники, директор и завучи. А наша классная, конечно, тоже была с нами. Хотя ей ведь несладко. Она только приседала от страха, прижимала ладонь ко рту и переживала, что ей попадет за плохое воспитание ее выпускников. Слушай, Лиза, разве мы плохо воспитаны? Я так не думаю.





* * *


Не понимаю одного, Лиза, почему ты никому об этом не рассказала?! Если бы Кубрина случайно не проговорилась в туалете, поправляя свой адский макияж, и я бы не знала! Лиза!

Группа из Викиного окружения придумала новый флешмоб. Детско-сопливое: «Прости», «Прости, мы пошутили». Они пишут тебе записки и думают, как их тебе передать. Дуры! Вай мэ, какие пустые круглые дур-ры! Но не все. Многие из Викиного окружения очень раскаиваются. И отказываются от участия в выпускном не потому, что боятся наказания. А потому, что наконец поняли… Мы специально собирались в школьном дворе говорить об этом. Кричали до хрипоты. Вика рыдала ужасно. Рена морозилась, мол, она вообще не знала, вот цена их дружбе с первого класса. Остальные просто дебильно стояли, молчали, девицы плакали, дуры такие. Если бы мы знали… Если бы мы знали, то никогда… Нас выгнал сторож, пригрозил, что вызовет полицию.

А может, и надо было вызвать полицию. И во всем признаться. Обезьяны. Толпа. Помнишь, мы с тобой читали об одиночестве в толпе? «…когда безумно всем хохочется». Вай мэ, как же тяжело без тебя сейчас, Лизочек, как за тебя тревожно.





* * *


Мы уже поняли, что гороно и дирекция страшно нервничают, когда видят, что все выпускники собираются в школе и о чем-то или тихо говорят, или спорят. Тогда мы стали собираться на стадионе. А вчера к нам на стадион пришли лицеисты из всех трех выпускных классов лицея. Это вообще, Лизка! Их, оказывается, организовали ботаны нашего «А» и вашего «Б» классов. Не знала, что наши ботаны – такая организованная мощная сила. Они где-то вместе на олимпиадах и конференциях научных встречались с лицеистами, вот лицей и присоединился к нам. Там один есть Давид, он победитель региональных конкурсов по праву, он все законы знает наизусть, разбирается во всем, очень умный. Он сказал, что гороно и дирекция школы не имеют права указывать нам, проводить или не проводить выпускной. А они опять, в который раз, собрали наших родителей и сообщили, что насчет бала, ресторана и прочего это мы как хотим, но шествие и торжественная церемония не отменяются и должны состояться, поэтому мы все должны идти колонной из школы на центральную площадь, там достойным будут вручать медали, аттестаты нам отдадут в школе, в актовом зале. И потом мы можем уходить домой.

Интересно, а если мы не подчинимся, нам не дадут аттестаты?





* * *


Все, кто купил костюмы и платья, сдали их в магазины. Все, кто шил, – повесили фотографии нарядов в интернете. Это принципиально – мы так договорились. Вика поместила в интернете на продажу пять роскошных платьев. Три уже купили, Вика привезла деньги прямо в больницу, отдала Илаю для самого необходимого, потому что твои родители от денег отказываются. А Илай сам связывается с твоим врачом и все уже купил, и отдал медсестрам. Дмитрий Михайлович и Ксения только повторяют: «Дети, что вы делаете, дети, что вы делаете!» А мы им отвечаем, что все делаем правильно. Калбатони Полина тоже так считает, что правильно.





* * *


Каждое утро мне звонят: «Дышит?» Вместо «здравствуй» спрашивают. Лиза, ну давай я уже отвечу утвердительно. Я хочу ответить: дышит! Ты даже не представляешь, как ты можешь нас всех порадовать.

Мы с лицеистами опять собрались накануне выпускного на стадионе. Обо всем договорились, куда приходим, где собираемся. И когда расходились, слушай, Лизок, Давид, который законы знает, ну ты помнишь, я писала, потом отдельно тебе про него расскажу по секрету, он вдруг спросил:

– Стоп! А в каком прикиде мы завтра идем на площадь?

И кто-то из ботанов ответил:

– Как всегда. Тупо в синем.

– И в кедах!





* * *


Дорогая Лиза!

Сегодня вечером мы долго стояли под окном реанимации. Илай и Хэттер где-то раздобыли лестницу и клеили на окно, напротив которого ты лежишь, яркий желто-синий автобус. Мы мечтаем, чтобы ты открыла глаза, чтобы ты задышала сама, чтобы ты увидела окно, а там – yellow-blue bus. Ты будешь довольна. Правда же?

Дыши, Лизка, ну пожалуйста, дыши!


А еще, Лиз, я прочла у тебя здесь, в дневнике, про ангелов. Про земных ангелов. Ты, конечно, права, дорогая: они разные. Они могут быть толстыми и лукавыми, добродушными и наивными, маленькими и любопытными, решительными, ответственными, мудрыми, бесстрашными. Некоторые даже слишком много курят или плачут от переживаний. Одно у них общее – они ангелы. А еще ангел может быть высокой худой девочкой с короткой стрижкой и прозрачными сверкающими глазами, моей любимой подругой по имени Лиза Бернадская.

Помнишь, как Мистер Гослин расчихался у нас на кухне от маминых пряностей, помнишь? И прадедушка мой как сказал ему: э, ицоцхле, Мишико дорогой!

Помнишь? Ицоцхле, Лиза дорогая, – говорит тебе наш прадедушка от всего сердца. И все наши тебе передают – ицоцхле. Это волшебное слово, слушай, Лиза, оно значит одновременно «благодарю» и «живи».

Лизка, живи. Очень тебя прошу.

Мы все с тобой. Все.





* * *


Здравствуй, Лиза! Сегодня ты…



Апрель 2018 г.



Автор благодарит за помощь друзей, врачей, учителей, учащихся и студентов.

Спасибо, Марина Калараш, Валерий Калараш, Людмила Грушко, Пауль Пшеничка, Нина Гончарова, Ангелина Томулец, Тинико Мжаванадзе.

Спасибо, дети, – Маша, Лена, Артем, Дима.





Леди чертополох

Избранные рассказы




Не покидай меня, Дзундза!




Однажды мы выдавали замуж мою старшую сестру Лину. Это случилось абсолютно неожиданно. Из другого города ездил к нашей Линке ее друг Аркаша со звонкой фамилией Дзундза. Он звонил из автомата: мол, я приехал, выходи. А к нам домой прийти – ужас! – он так стеснялся. А мама приглашала, мы же все хотели посмотреть на Линкиного Дзундзу. Мама говорила: «Познакомь нас! Ты что, – подозревала мама, – ты что, нас стесняешься?» А папа добавлял, что мы же – интеллигентная семья. Благодаря маме. И что он, Дзундза Аркадий, еще будет этим гордиться. Да-да… да-да…

И был как-то осенью дождик. И холодно. Линка простудилась. Тут вдруг телефонный звонок: Дзундза. Лина ему говорит – дождик, холодно. И с одной стороны, она хотела бы видеть Аркашу, а с другой стороны – ее мама не пускает, потому что температура. А Дзундза растерялся: к нам зайти боится – что же делать? И Лина наша пошутила, умная: «Тогда уже женись!»

Пошутила и забыла. А Дзундза расценил это как приказ. Через неделю он неожиданно позвонил. Но не по телефону, а в нашу дверь. Линка вся в мыле – она Каролину, собаку нашу, купала – открыла… И стоял там Дундза, такой торжественный-сияющий-праздничный, с букетом и двумя родителями – мамой и папой Дзундзами.

Мы, конечно, были в ужасе. Мы ведь ни сном ни духом. Линка возилась с Каролиной. Я на кухне чистила клетку, где жил волнистый попугайчик Терентий, мама мыла посуду после обеда, а папа, как всегда, пел свою любимую песню про «я могла бы побежать за поворот, только гордость не дает» и налаживал удочки на зимнюю рыбалку. И так под папино пение мы мирно переругивались на тему: почему все в доме должна делать именно мама, – и у каждого был свой аргумент. У Линки – собака, у меня – попугай, у папы – песня. И вот нагрянули Дзундзы…

Сначала я даже обрадовалась. Наконец-то мы увидим Линкиного избранника. Ой! Он оказался такой симпатичный, такой застенчивый, что сразу уронил в прихожей большой керамический горшок с деревом алоэ. И алоэ шлепнулось на пол, и мокрая наша собака Каролина собрала на себя всю вывалившуюся из горшка землю. И попугай наш Терентий заорал: «Подсекай!» Мы все выбежали в прихожую и толкались там, от неловкости дотаптывая бедное, похрустывающее под нашими ногами алоэ. Мама Дзундза была в красном пальто, огромная, как гренадер. А папа наоборот – мелкий и с усами. Мама Дзундза басом сказала стишок, что у нас товар – у них купец. И подмигнула, вручив маме коробку с тортом. И все остальные неловко захихикали, умиленно наклоняя головы то к правому, то к левому плечу. Гостей повели в дом. Мама Дзундза топала громко и уверенно – бух-бух! – большими, как у пожарного, ногами, папа же Дзундза передвигался суетливыми перебежками – топ-топ-топ, топ-топ-топ – как муравей, стараясь никому не мешать и не привлекать внимания.

И тогда я поняла, что Аркаша – в папу. И это мне очень понравилось.

Через несколько минут мы все ошалели еще больше, потому что выяснилось, что Дзундзы к нам приехали почти навсегда. Ну то есть с ночевкой. Положение, как всегда в нашей семье, спасла мама. Ну как она придумывает мгновенно такие слова, как она умеет все смягчить – недаром папа гордится, что у нашей мамы голубая кровь! А в нас с Линкой мамина интеллигентность вымерла еще в детском саду. (Так всегда добавляет папа.) Мама привела Аркашу и Аркашиных родителей поселиться в нашу с Линой комнату, где папа за минуту до этого разбирал удочки и орал песню про девичью гордость. Аркаша, как только вошел, конечно, сразу зацепился за рыболовный крючок и, пытаясь выбраться, накрутил на себя половину очень ценной папиной лески, заодно затянув в круговорот и своего папу Дзундзу. Так они вертелись, пыхтели, стыдливо улыбаясь, кланяясь и извиняясь, пока папа не схватил острый нож и под визг особо слабонервных – то есть меня – разрубил узел и выпустил Дзундз на свободу. Мама и Лина побежали на кухню готовить ужин, Аркаша вызвался им помогать, а мы с папой плотно сели в комнате с гостями, потому что надо же кому-то выяснить, в какую семью Линка замуж идет.

Оказалось, в ужасную: папа Дзундза работал дантистом, а мама Дзундза преподавала математику в школе. (Как я ненавидела зубных врачей и математику!) И если папа Дзундза молчал, то мама Дзундза разошлась, обнаружив свежего слушателя – моего папу, и убеждала, что у нее математику знают все. И потом, когда она сказала, что даже в «пьятом классе дети высчитывают семенерку в четыренадцатой степени», я под видом «сейчас-сейчас» побежала на кухню шептать Лине про «семенерку в четыренадцатой степени», но там было не до меня. Там бинтовали Дзундзу-младшего. Аркаша успел залезть в клетку к Терентию, нашему попугаю, и тот больно, до крови, укусил Аркашу за палец. И чего полез? Наш попугай на тот период был влюблен в колокольчик. Обычный такой рыбацкий колокольчик – наш папа ему подвесил для развлечения. А что удивительного? Я, например, читала о том, как гусь ухаживал за садовой лейкой, и сама лично была знакома с индюком, очарованным старой пуховой подушкой. Такой был изумительной красоты индюк с гордым профилем ацтека… А Терентий оказывал знаки внимания колокольчику, кормил его зерном, изюмом, пел ему песенки и любовался возлюбленной (-ным?), склонив набок свою буйную головушку. Кстати, у нашего попугая была еще одна страсть, из-за которой мы закрывали Терентия в клетке не только на задвижечку, – он ее легко открывал, – но и на прищепку. Дело в том, что Терентий обожал сидеть в теплом картофельном пюре. В центре тарелки. И если вдруг клетку забывали закрыть, Терентий во время нашего обеда вылетал и купался в чьем-нибудь пюре, заедая купание котлеткой и овощами.

В тот день, когда Дзундзы приехали сватать нашу Лину, на ужин, как назло, готовили картофельное пюре. Естественно, в суете, бинтуя Аркашу, накрывая на стол, попутно отпихивая вывалянную в земле все еще мокрую Каролину, забыли прищепить Терентия. Он возился не долго, чтобы открыть свою клетку, – ровно столько, чтобы пюре чуть-чуть остыло. Терентий вылетел как раз тогда, когда опрокинули третью рюмочку за родителей и чтоб был мир во всем мире, и мама разложила по тарелкам горячее – фрикадельки и картофельное пюре. Никто не заметил, как Терентий летает над столом, примериваясь, – он же маленький. Мамы обсуждали варианты свадебного меню, Аркаша беседовал с Линой, папа вдохновенно рассказывал папе Дзундзе, какая рыба на что клюет. Терентия засекла только я, но поздно… Попугай со всего размаху бухнулся пузом прямо в центр тарелки папы Дзундзы. Тот, вежливо кивая моему папе, обнаружил непрошеного гостя и сначала пытался незаметно вилкой спихнуть попугая. Но Терентий же не муха. У него вообще наш семейный характер: он не только настойчив, но и жизнелюбив. И тогда старший Дзундза смирился и наперегонки с попугаем стал поглощать салат и фрикадельки. Я завороженно следила, кому же больше достанется… Болела за Дзундзу – он явно проигрывал. У Терентия всегда был отменный аппетит. Наконец попугай наелся и, пригревшись в остатках пюре, вздремнул под разговоры. И Дзундза-папа аккуратно доел, что осталось, деликатно возя вилочкой вокруг картофельного островка, где сидел осоловевший Терентий. К тому времени его увидели уже все, но, к моему удивлению, мама Дзундза, хоть и была учителем математики, искренне всплеснула ладонями и ахнула басом: «Какая прелесть!» Наша мама сидела с бледным вытянутым лицом и делала мне страшные глаза, чтоб я водворила Терентия в клетку.

Крик ужаса мы с мамой услышали одновременно, когда разливали чай, – Лина пошла в свою комнату за детскими фотографиями. Мама глазами приказала мне бежать и выяснить. Я побежала… Картина была ужасной! Каролина, наша болонка, чумазая, мокрая и счастливая, уютно свернувшись, спала прямо на пальто мамы Дзундзы – на новом красном пальто, небрежно брошенном в кресло.

Ой-ой-ой! И это было еще не все. Не все. Пальто – мелочи. Что пальто… Мы с Линой тихонько унесли его к родителям в спальню, а потом ночью Лина и мама вычистили его. Пальто – ерунда.

Страшное дело – мы забыли совсем о главном. Мы! Совсем! Забыли! Про кота!!!

Это была моя и только моя вина. Я обожала свою сестру. И искренне хотела ей счастья. И ужасно боялась, что ее не возьмут замуж за Аркашу из-за меня. Ведь папа сказал, что девушки – это такой товар, что надо отдавать, пока его просят.

Так вот, я прикормила уличного кота. И у него, у этого кота, появилась бессовестная привычка по ореху взбираться на окно нашей с Линой спальни. Обычно вечерами или позже он бродил по подоконнику туда-сюда, гремел жестью, подвывал и бодал головой стекло. Короче, те гости, которые оставались ночевать в нашей комнате, переживали по ночам незабываемые впечатления (если мы забывали их предупредить). Комната-то была на втором этаже…