Трущобы Империй

— На повестке дня стоит прежде всего вопрос борьбы за свои права. Ни для кого не секрет, что Гражданская Война очень крепко стимулировала промышленность северных штатов и доходы фабрикантов выросли в разы. При этом доходы рабочих упали почти в четыре раза — как из-за взлетевшей инфляции, так и из-за поставки дешёвой рабочей силы, в основном из чернокожих и ирландцев.

— Ирландцы на одном картофеле живут, — прозвучал крик из зала, — их можно нанять дешевле, чем негров! И хрен ты им объяснишь про солидарность!

— Солидарность!? — В задних рядах вскочил явный ирландец, — после картофельного голода нашим возвращаться некуда! А ещё могу напомнить, что к ирландцам власти относятся намного более жестоко. Хуже, чем к неграм! Там, где англосаксов и немцев увещевают, уговаривая разойтись, в ирландцев сразу стреляют! И в тюрьмы кидают по малейшему подозрению, дела даже не пытаются фабриковать!

Загомонили, зашумели… успокоить делегатов удалось не сразу. Коммунисты в президиуме призвали плотнее сплотить ряды, не обращая внимания на национальные и расовые отличия, но судя по нервному смеху ирландских делегатов, в это никто не верил.

— Клин вбивают, — прошептал наклонившись Фред, — не эти, понятно дело, а заводчики. Отдельно ирландцы, отдельно немцы. Но и немцы тоже… вроде как интернационалисты на словах, но очень уж упорно гнут свою, немецкую линию.

— Землячества, — так же негромко ответил Алекс.

Глаза друга горели, англичанин воспринимал происходящее, как нечто увлекательное. Попаданец же… вот никак ему не удавалось начать воспринимать всё это серьёзно. Из уроков истории, интернета и ТВ он смутно помнил, что рабочее движение зародилось в Америке, и… на этом всё.

Особого интереса нет — так, желание разобраться, что же такое современный марксизм, профсоюзное движение и… можно ли при этом получить какую-то выгоду лично для себя?

Цинично… вот только в нём опять проснулось то отстранённое состояние, когда люди вокруг не воспринимались людьми. Манекены, исторические персонажи, материализованные призраки… кто угодно, но не люди.

Опять начали давить воспоминания о родных и друзьях, загнанные вглубь. В глазах появилось выражение глубокой тоски, выраженной настолько явно, что это заметили в президиуме. Впрочем, что там заметили и каковы последствия, он узнает потом…

Перешли к вопросу призыва…

— Мистер Смит, можете ли вы что-то сказать по этому поводу, — задал Дуэ неожиданный вопрос.

— Это война богатых, в которой сражаются бедные, — ответил Алекс, встав с места. Едкую реплику оценили, одобрительно хлопая и свистя. Попаданец молча раскланялся с залом и сел, толкать речи нет никакого желания.

Брякнешь ещё что-то… Одно дело, озвучить мысль, витающую в воздухе и поддерживаемую так или иначе большинством. Длинные же речи опасны тем, что легко войти в раж — по крайней мере, такую особенность бывший студент знал за собой.

Тему призыва обсуждали недолго и сошлись на том, что он Не по совести.

— Ежели хотят воевать за справедливость, так пусть и воюют те, кто считает эту войну такой, — встал один из ирландских делегатов, — мы её такой не считаем.

— Война за отмену рабства всегда справедлива, — перебил его Зорге.

— Да? Почему тогда рабство отменили только в Южных Штатах? — С явной иронией спросил ирландец, — или это совсем другое дело?

— Другое, — невозмутимо парировал Зорге, — мы прекрасно понимаем, что Линкольн далёк от идеалов человеколюбия, но он вынужден идти в правильном направлении. Медленней, чем хотелось бы всем нам, но в целом его Республиканскую партию можно назвать наиболее отвечающей интересам рабочего класса.

— Мистер Зорге, — с трудом сдерживая гнев, начал ирландец, — я понимаю, что вы мыслите стратегически — даже не на годы, а на десятилетия вперёд! Но что нам делать сейчас? Как кормить детей? Именно Республиканская партия Линкольна ведёт войну, на которую объявили призыв всех, кто не способен заплатить триста долларов. Промышленники Севера, почти поголовно состоящие в Республиканской партии или поддерживающие её, наживаются, а мы… Да что я буду говорить!? Все присутствующим хорошо известно, что доходы фабрикантов после начала войны выросли многократно, а доходы рабочих — упали почти в четыре раза!

В зале раздался одобрительный гул, ирландцы и немногочисленные присутствующие здесь англосаксы поддержали выступление. Немцы же по большей части встали на сторону Зорге.

— Тишина! Тишина в зале!

Сломав молоток и сорвав горло, членам президиума всё-таки удалось успокоить зал.

— Хорошо, мистер О,Брайан, — обратился к выступавшему Дуэ, — что вы предлагаете?

— Идти своим путём, что же ещё?

Ирландец развёл руками и огляделся — дескать, ну все вы слушали, какой глупый вопрос. Алекс невольно восхитился — мужчина держал толпу мастерски, на уровне Жириновского, только без эпатажа последнего.

— Конкретней, — не сдавался Дуэ.

— Конкретней? Хорошо… Почему мы должны поддерживать республиканцев? Потому, что Линкольн в перспективе более прогрессивный политик? Может, пора начинать отстаивать собственные интересы здесь и сейчас, без оглядки на далёкую перспективу? Если всё время глядеть вдаль, можно просмотреть происходящее у себя под носом. Лицо О,Брайена приняло неожиданно ехидное выражение, и он процитировал, прикрыв глаза:

— Горизонт — это воображаемая линия, в которой небо соединяется с землей и которая удаляется от нас по мере того как мы пытаемся к ней приблизиться. Может, пора сосредоточиться на Здесь и Сейчас?

— Политическая воля, выражаемая неуклонно и последовательно, принесёт много больше, чем рывки за сиюминутными интересами, — отчеканил Вейдемейер холодно и непримиримо, глядя на оппонента сощуренными глазами.

— Так вам в Большую Политику хочется играть, — протянул ирландец, — масштаб подавай… Спорить не буду, дело нужное. Но вот что нам делать сейчас?

Прения оказались интересными, Алекс и не ожидал, что политика может быть такой захватывающей. Он осознавал, что это скорее из-за нехватки зрелищ, особенно болезненного для человека из двадцать первого века. Сказывалась и сопричастность к чему-то серьёзному.

Фред и вовсе аж горел, для него выступления делегатов актуальны. Выходец из трущоб постоянно сталкивался с несправедливостью мира, а тут люди, которые пытаются бороться с этим!

Выйдя из помещения, парни отошли в сторонку и… быстро стряхнули с себя азарт сопричастности, понимающе переглянувшись.

— Мистер Смит, — Алекс повернулся на звук девичьего голоса, удивительно мелодичного. Перед ним стояла очаровательная девушка лет шестнадцати. Округлое лицо с маленьким аккуратным носиком, затенённые длиннющими тёмными ресницами большие серые глаза, и рыжеватые волосы — типичная ирландка, только что очень хорошенькая. И какая-то… славная.

— Я Лира О,Брайен, мой отец выступал сегодня, с гордостью за родителя сказала она, — как вам наше собрание? Вы ведь ещё придёте?

— Да, — Алекс закивал, не отрывая взгляда от засмущавшейся девушки, — обязательно приду.


Короткая беседа быстро прервалась потоком выходящих из здания людей и Алекс приподнял цилиндр, прощаясь с девушкой.

Идя к конке, он несколько раз оглянулся, пытаясь поймать девушку взглядом. Но толпа надёжно скрывала её, и Кузнецов пару раз споткнулся о выбоины в мостовой, не упав только потому, что его подхватывал Фред.

— Какие у неё глаза, — мечтательно сказал парень, — ты видел, Фред?!





Глава четырнадцатая




— Ангард, — скомандовал Жермен, и Алекс привычным движением поправил фехтовальную маску, вставая в позицию. Последовал выпад француза — нарочито медленный, попаданец легко парировал его. Далее последовала серия таких же нарочито медленных движений француза, завершением которых стал укол в маску.

— Чёрт, — выдохнул через полчаса мокрый от пота парень, стягивая маску, — ведь всё понимаю, скорость у меня выше, но не могу!

— Думать, — улыбнулся француз в прокуренные, жёлтые от табака усы, — думать надо. Фехтование — это как… шахматы со шпагой, только здесь ты должен реагировать моментально, нет времени думать над каждым ходом.

— Полезное умение, — признал Алекс, — наверное и в обыденной жизни не лишнее.

— Ни в коем случае не лишнее! — У Жермена аж брови поползли наверх, он вообще на диво эмоционален внешне. Но попаданец не раз улавливал, что под маской канонического француза скрывается совсем другая личность.

Небольшого роста, вёрткий, похожий на обезьянку суетливыми движениями, бывший офицер французской армии опасен. Из маленьких бесцветных глазок немолодого мужчины, скрывавшихся под косматыми бровями, глядела Смерть. Когда он переставал активно гримасничать, сосредотачиваясь на чём-либо, это хорошо заметно… и страшно. По обмолвкам можно понять, что он прошёл едва ли не все войны, в которых участвовала Франция.

Привычно натянув маску чудаковатого старичка, в очередной раз принялся объяснять — как полезно фехтование в бою и в обыденной жизни. Не то чтобы Алекс не запомнил с первого раза… но если учителю это нравится, то почему бы и не послушать?

По его словам, фехтование полезно везде — от постельных игр, до кулинарии и бизнеса. Доля истины в этих утверждениях имелась, умение просчитать своего противника за считанные секунды всегда пригодится.

Занимались на конюшне неподалёку от дома француза — благо, жил он в том же районе, что и парни. Не самое лучшее помещение, но особого выбора нет. В Нью-Йорке спортивные клубы имеются, но достаточно немногочисленные. К тому же делятся они достаточно резко — на плебейские, где занимаются банальным мордобоем по большей части весьма сомнительные личности, и аристократические, куда актёрам путь заказан. Так что приходится снимать угол в конюшне по два цента за урок.

— Ничего, — сдержанно похвалил Жерар учеников, — ты, Алекс, уже не совсем деревянный, раньше-то на марионетку походил, дёргался так же. Теперь же фехтуешь не хуже драгуна-первогодка, только что кисть слабовата, нормальный палаш не потянешь, не твоё. Можешь натренировать, разумеется, но для этого не один год понадобиться. Фред… талантлив, больше добавить нечего. Я бы с тобой позанимался всерьёз, все данные имеются.

Парни быстро пе6реглянулись и англичанин кивнул.

— Конечно, месье Жерар, я согласен.

— Вот и славненько, — с явственным облегчением сказал пожилой мужчина, — на тех же условиях.

Обтерев торсы влажными полотенцами, и поменяв рубахи с нижним бельём, друзья оделись, распрощались с наставником и отправились домой, обсуждая недавнюю тренировку.

— Талант… это здорово, — протянул Алекс, — нет, не завидую, если что!

— Да я и не думал! — Возмутился Фред, смешно поднимая брови и округляя глаза.

— Да знаю… прости, само вырвалось. У меня к спортивным достижениям или физическим кондициям вообще зависти нет. Вот если кто-то умён, да учиться умеет… тут да. У самого мозги есть, но ленив.

— Есть такое, — усмехнулся друг, перепрыгивая через лужу, — учишься ты так, что аж пар из ушей, но видно, что через силу. Ты учёбу как тяжёлую работу воспринимаешь.

— Ты заметил, как на тебя один из конюхов пялился? — Сменил тему Алекс.

— Да… не в первый раз уже. Думал сперва, что содомит какой, хотел уже поговорить с ним на эту тему — вдумчиво, с кастетом, — англичанин агрессивно хрустнул пальцами, содомитов он не любил отчаянно. В трущобах процветали всяческие пороки и Фред насмотрелся… Да что говорить, если даже попаданец успел увидеть самые неприглядные стороны человеческой жизни, хотя в трущобах жил по сути всего ничего. И то… от педерастии до педофилии и инцеста, нередко всё вместе…

— Тут что-то другое, — задумчиво ответил Алекс, — он на тебя смотрел, как будто… да, на знакомого. Может, твоего отца знал? А теперь видит, что похож вроде, но подойти не решается — ты ж сейчас одет прилично, не отребье какое из трущоб. Как воспримешь попытку конюха познакомиться, бог весть.

— А… да что гадать! — Фред решительно развернулся назад к конюшне, — давай-ка спросим, да и всё.

Несколько минут быстрым шагом и вот они снова в конюшне.

— Парни, где этот ваш… долговязый такой старикан, со следом ожога на щеке, — поинтересовался попаданец.

— Жжёный-то? — Насторожился чернявый конюх средних лет, с роскошными усами с проседью, свисавшими вниз и пышностью соперничающими с беличьими хвостами, — а зачем вам?

— Пф… бить не будем, просто вопросы возникли. Можешь позвать?

В воздух взлетела центовая монетка, опустившись в ладонь конюха. Усатый дематериализовался так шустро, что попаданец аж глаза протёр — вот был человек и нет его… А, ясно, меж тюков сена проход.

— Я Алан, — хрипло сказал прихромавший Жжёный, — чего вам, господа хорошие?

— Да вот, решили поинтересоваться, — бодро начал Кузнецов, разминая пальцы, — что же ты это на моего друга пялишься, когда он переодевается.

Старик возмущённо открыл рот… закрыл…