Трущобы Империй

— Обо мне?

— Ни слова, — ответил англичанин пару минут спустя, дочитав статью, — грязью поливают, но больше театр и мистера Вудфорта.

Друг снова зашуршал газетами…

— Ага! Вот демократическая New York Herald, что тут… Пьеса, обнажившая чувства… бла-бла… глупые красивости.

Алекс подавил усмешку, Фред стеснялся красивостей, особенно словесных. Даже прочитать вслух трогательный стишок ему неловко. Хотя если учесть, что пару раз попаданец наблюдал, как брутальный выходец из трущоб шмыгает носом и вытирает выступившие слёзы в такие вот моменты…

— Хорошо пишут, — подытожил он наконец, — тебя не слишком хвалят, больше мистера Вудфорта. Дескать, смелое решение, обнажившее проблемы нашего общества.

— Пусть, — отмахнулся немного задетый Кузнецов, — чего-то в этом роде я ожидал. Да в общем-то, они правы — это смелое решение мистера Вудфорта. Не решись он поставить такую пьесу, ничего бы не было.

— И поострее бывало, — возразил Фред горячо, — у нас половина пьес про Благородных бандитов.

— Примитив. Беспризорники, швеи по два цента в час и трёхсотдолларовые люди куда страшней — это о социальной несправедливости. Не о некоем бандите, а о Системе, с которой нужно что-то делать.

Алекс замер…

— Вот же дерьмо, — выругался он поражённо, — это получается, я теперь чуть ли не революционер?!

Не то чтобы он боялся политики… хотя боялся, чего себе-то врать!? Бунты и стачки в Нью-Йорке считались обычным делом. После начала Гражданской, промышленность Севера начала бурный рост, одновременно стартовала инфляция. И без того невысокая оплата рабочих превратилась в нечто смехотворное, оскорбительное на фоне сверхприбылей промышленников.

Не будешь отстаивать свои права, с голоду помрёшь… Так что всевозможные профсоюзы полны решимости, а жизнь политизирована до крайности. К удивлению попаданца, в Нью-Йорке живут самые настоящие марксисты, пользующиеся большой популярностью. А ещё больше Алекс удивился, когда при поверхностном изучении этого явления понял — это какие-то другие марксисты… Кузнецов с почти своей пьесой с размаху вляпался в политику.



Первый выход из дома прошёл… неловко.

— Мааам! — Раздался истошный крик, — мистер Смит вышел, мистер Колон тоже!

Начался шум и галдёж, захлопали двери и окна, обитатели дома высыпали поддержать новоявленных кумиров. Вдобавок, молва почему-то приписала ранение Алекса неким наёмникам богачей, которым не понравилось, как Смит с Колоном рыскали по Нью-Йорку В поисках правды.

Услышав эту версию, парни переглянулись с диким видом, что по мнению жильцов, только подтверждало нелепую версию.

— А как тебе песня эта на ум пришла? — Шамкал древний старик у Фреда, держа его за рукав.

— Так вот, — неопределённо отвечал парень, мучительно краснея.

— … мистер Смит, а вы можете попросить за мою Аннабель, чтоб её в театру взяли?

— … да я завсегда, Фред, ты только скажи, — разорялся нетрезвый приказчик.

— Что б я ещё…, — только и смог произнести англичанин, когда они наконец оторвались от соседей. К их превеликому облегчению, таких сценок больше не было. Судя по всему, мега-звёздами парни стали исключительно для соседей, которых впечатлил сам факт, что добившиеся признания люди живут рядом.

На полпути к театру Бауэри Алекс смог разговорить друга.

— Ладно тебе, — неловко начал он. Фред глянул косо и промолчал, — если песня не моя, то какая разница, кто из нас станет автором? Настоящего автора нет в живых, имени его не помню, национальности тоже. Что её никто другой не слышал, гарантирую, а тебе надо хоть немного имя делать. Я вот пьесу, ты песню…

— Ты хоть пьесу сам, — пробурчал друг недовольно.

— Какое сам?! Компиляция обычная, просто начитан, потому легко получилось.

— Да почти все пьесы — компиляция, — отмахнулся Фред, немного поднатаскавшийся в театре специфических знаний, — всё равно ты писал. Хоть как-то… Не надо мне больше чужой славы, договорились?

— Договорились, — Кузнецов с облегчением пожал руку, — но если вдруг будет НАДО, ты обещаешь подумать. Ладно?

— Если ОЧЕНЬ, то обещаю, — скривился тот, — но вот… чтоб в известность меня поставить — ты автором стал… не надо больше.

Попаданец кивнул неловко, но о случившемся ничуть не жалел. Пусть и неудобно перед другом, но его нужно как-то… повышать в звании. Одно дело — актёр на эпизодических ролях, и совсем другое, если этот актёр ещё и сочиняет яркие песни. Честно это или не очень… но Фреда можно подтянуть на уровень повыше — туда, где другие гонорары и другие возможности.



На волне успеха пьесу Ваши боги ставили каждый день в течении почти двух недель. Публика в театре Бауэри ломилась, каждый раз аншлаг. Алекса и Фреда стали узнавать на улицах, а главное — гонорары выросли!

Фред отныне числился в основной, а не вспомогательной части труппы, получая за каждый выход в Богах по полтора доллара. Совсем немало за пусть и яркую, но всё-таки эпизодическую роль! Стало больше и других ролей, причём не кушать подано, а повыше.

Пусть у него не наблюдалось особого таланта, да и опыта маловато, но зато нет алкоголизма и пристрастия к кокаину, столь обычного в актёрской среде Нью-Йорка. Да и не только актёрской, кокаин на удивление дёшев и при этом хорошо вставлял, так что кокаинисты встречаются как среди богемы, так и среди нищих побирушек.

А талант… рядом попаданец, который и сам не великий актёром, но обладает квинтэссенцией актёрского опыта за полтора века вперёд. Так что справлялись потихонечку, и всё бы хорошо… Но спектакль, и без того далеко неоднозначный, начали откровенно политизировать как сторонники, так и противники.

Достаточно проходной спектакль, держащийся по большей части на непривычных режиссёрских находках из будущего и запоминающейся песне, стал неким символом. И… Алексу стало страшно — сейчас перед ним появилась ВОЗМОЖНОСТЬ.

Сейчас он мучительно думал: приглашение в Коммунистический клуб, подписанное его основателями — Фридрихом Зорге и Иосифом Вейдемейером… стоит ли туда идти? Засветившись там, получает репутацию однозначно левого, социалиста. Опасная репутация в САСШ… Отказавшись придти, попаданец сливает свою славу самым бездарным образом. А второго шанса может и не появиться…






Глава тринадцатая




В Нижний Ист-Сайд, где и проводилось собрание Коммунистического клуба, стекалось много народа, выглядящего нетипично для небогатого, но достаточно приличного района.

— Многовато немчиков, — с ноткой раздражения сказал негромко Фред, перекинув зубочистку в уголок рта.

— Район-то немецкий, чего ты ожидал? Да и среди коммунистов немцев — чуть не половина, если не больше.

— Так-то оно так, — последовал неопределённый ответ, — но мигранты…

— А мы кто? — Ёрнически усмехнулся Алекс, поправляя на ходу щегольский цилиндр — очередной подарок, — я англосакс вообще сомнительный, да и у тебя предки явно из разных мест Европы.

— Не напоминай! — Хохотнул на глазах успокаивающийся Фред, уступая дорогу дородной немолодой матроне с целым выводком детворы, степенно плывущей по замощённому брусчаткой тротуару, — просто я считаю, что нам скорее что-то более американское нужно, а не АРС.

— Мы пока ни в какой Союз не вступили и не вступим, — отрезал Алекс, тут приподнимая головной убор и с сахарной улыбкой раскланиваясь со знакомым, — улыбаться будем всем, но следовать только своей выгоде.

Разговор часто прерывался, потому как народу в одном из микрорайонов, прозванного Маленькой Германией, многовато. Приходилось то уступать дорогу выводкам мамаш с детишками, то большим компаниям шумных работяг, пахнущих свежим алкоголем с самого утра. Долю хаоса добавляли и повозки, доставлявшие товар в многочисленные лавки.

По случаю воскресения и собрания Коммунистического клуба, который местными жителями воспринимался как свой, едва ли не домашний профсоюз, на улицах большая часть жителей. Значительная часть невольно подслушанных разговоров так или иначе касалась предстоящего собрания. Попаданцу ничуть не мешало, что большая часть обрывков фраз на немецком.

Район небогатый, но чистенький и сравнительно благополучный, хотя бывшему студенту он не слишком-то понравился. Вроде бы всё неплохо, но не лежит душа.

Пару раз уточнив дорогу, они подошли к большому зданию, украшенному причудливой, но безвкусной лепниной, в котором сняли помещение коммунисты. Достаточно типичное здание из тех, что сдаются в аренду под собрания, свадьбы или иные мероприятия.

Здесь их уже ждали как почётных гостей.

— Герр Смит, — пророкотал неожиданным басом тщедушный мужичок в тирольской шляпе, приподнимая оную, — герр Колон.

Дальше он начал проговаривать пункты предстоящего мероприятия на плохом английском.

— Не утруждайтесь, — прервал его Алекс на немецком. Тиролец просиял и перешёл на хох-дойч с отчётливым тирольским акцентом.

— Вы из наших?! — Вплёл он вопрос.

— Чуть-чуть, — улыбнулся Алекс. Почему бы и не сделать людям приятно, если тебе лично это ничего не стоит? Дальше он повторил всё ту же историю о немецком предке, что и миссис Швепс. Тиролец покивал сочувственно и Алекс окончательно перешёл для него в разряд цивилизованных людей.

— Мистер Колон тоже, — поспешил добавить попаданец, — схожая история, только несколько более печальная — даже языка не знает.

— О! — Немец сентиментально похлопал Фреда по плечу, для чего ему пришлось встать на цыпочки, — ничего, ничего… Может, хоть дети…

Как почётным гостям, им предоставили сидячие места в первом ряду, на что Фред облегчённо выдохнул, он отчаянно боялся попасть в президиум собрания.

— Весь цвет, — пробормотал Алекс, оглядывая президиум. Иосиф Вейдемейер, Фридрих Зорге, Адольф Дуэ, ещё с десяток немецких и десятка два англосаксонских профсоюзных деятелей. В первых рядах сидели деятели помельче, ну а зал заполняли делегаты от вовсе уж мелких профсоюзов.

Народ по большей части простой, из работяг. Но хватало и таких как Алекс с Фредом — в сюртуках и цилиндрах. Все или почти все они знакомы друг с другом хотя бы шапочно, так что по залу, рассчитанному на триста мест, шёл гул. Профсоюзные деятели переговаривались и перекрикивались, обменивались сплетнями и последними новостями. Толпа воняла луком и чесноком, выпивкой и табаком, одеколоном и бриолином.

И тут кто-то опознал актёров…

— … польщён знакомством с вами, — ответно раскланивался Алекс, рядом что-то похожее бубнил Фред.

— … ваш талант…

— … что вы, что вы! Рабочие — вот соль Земли, — рассыпался в ответных комплиментах попаданец. Причём комплименты в общем-то искренние, он считал людей дела настоящей солью земли, будь то работяги, земледельцы или инженеры.

Актёры же и прочие парикмахеры… когда очень давно Алекс задумался: что будет, если неведомый вирус выкосит представителей профессионального шоу-бизнеса? Да в общем-то ничего… в самодеятельности полным-полно талантливых людей, через пару-тройку лет театры и эстрада почти не будут отличаться от привычных.

За исключением балеты и оперы, Искусство не заметит потери бойцов. Скорее наоборот… по крайней мере, моральный климат в шоу-бизнесе станет куда как здоровее.

А вот если вдруг вымрут технари… тех же медиков-любителей полно, вот только лечиться у них как-то не тянет. Ну а понятия физик-любитель и вовсе абсурдно.

В этом нет никакого самоуничижения, к актёрской профессии попаданец относился исключительно как к способу заработать денег. Если вдруг предложат заняться, к примеру, торговлей — бросит без раздумий. Актёрские и режиссёрские амбиции в нём присутствовали, но исключительно на уровне Если за что-то берёшься, делай это хорошо.

Наконец президиум заполнился и председательствующий Зорге постучал молотком. Стучать пришлось долго, понятия о дисциплине у делегатов оказались самые зачаточные. Так что вскоре члены президиума принялись орать. Такое поведение понятно и делегаты успокоились, рассевшись на своих местах, продолжая переговариваться через головы.

Неожиданно оказалось, что в зале находятся посторонние, в основном местные активисты, которым не хватило авторитета для становления делегатом. Но пришли и жёны, дети из тех, что постарше. Прогонять не стали, отнеслись как к привычному злу. В итоге люди стояли в проходах, довольно тесно — по прикидкам Алекса, любопытствующих набралось немногим меньше, чем официальных профсоюзников.

— Гха! — Зорге громогласно прокашлялся и начал: