Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы

Взяв кургузыми пальцами снимок, Степан Иванович долго всматривался в изображенную на нем женщину. Потом медленно, но как-то неуверенно кивнул:

– Вспоминаю вроде… И чего?

– Слушай, парень, чего-то ты нам тут голову морочишь, – внезапно вмешалась жена Колотырина. – То говорил, что за дядю своего хлопочешь, которого Степан будто бы знает, а то про какую-то Ольгу спрашиваешь. Что за Ольга? Ну-ка отвечай быстро!

Руслан набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул:

– Я сказал неправду, чтобы вас не расстраивать. Степан Иванович, моя мама Ольга Андреевна Нильская родила от вас сына Мишу, вот его, – он ткнул пальцем в фотографию.

– А! За алиментами пожаловал! – заорала Колотырина. – И как только у людей совести хватает! Сама шлялась с кем ни попадя, пригуляла ребенка неизвестно от кого, а мой Степан теперь давай карман открывай да за чужие грехи расплачивайся! Не выйдет! А ты, кобель безродный, – она замахнулась половником на мужа, который машинально пригнулся, – опять за свое? Господи, да есть ли хоть одна баба в области, на которую ты еще не залез?

– Ты это… потише! – гаркнул в ответ Колотырин. – Чего несешь, дура? Да еще при мальце. Это все когда было-то? Он про шестьдесят первый год спрашивает, а сейчас восемьдесят четвертый идет, даже если какая девка от меня и родила тогда, так ребенок уж взрослый давно. И вообще, это все еще до тебя было.

– Нам алименты не нужны, Мише в июне как раз двадцать два исполнилось, – успел вставить Руслан. – Он даже в армии отслужил.

– О, вишь? – Корявый палец Колотырина в назидательном жесте взвился над деревянным покрытым клеенкой столом. – Алименты ему не нужны. А чего ж тогда тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы вы поехали со мной в милицию и заступились за Мишу.

– Эка! И чего ж он натворил, этот твой Миша?

– В том-то и дело, что он ничего не натворил. Его убили, а теперь говорят, что он пьяный был, приставал и затеял хулиганскую драку. А я знаю, что это неправда, Мишка не такой, он не мог драку затеять, он вообще тихий был всегда, добрый такой, за слабых заступался. И неправда, что он был пьяный, он никогда не пил. Я говорил в милиции, но мне не верят.

– Ишь ты, какой у меня сын, оказывается, – с удовлетворенным видом покачал головой Колотырин. – И добрый-то он, и за слабых заступается. А мамка-то ваша что же? Почему в милицию не пойдет?

– Да она ходила, ее сто раз вызывали.

– И чего?

– И ничего, – вздохнул Руслан. – Твердят одно и то же: напился и устроил хулиганскую драку. Я потому и пришел к вам, Степан Иванович, миленький, дорогой, пожалуйста, поедемте туда к ним, к следователю, к судье, и вы им скажете…

– Да чего он скажет-то? – снова вмешалась жена Колотырина. – Он этого Мишку твоего в глаза не видал. Может, это вообще не его сын. С чего это он должен все бросить и ехать незнамо куда, за какого-то хулигана заступаться?

– А и поеду! – загрохотал Степан Иванович, поднимаясь из-за стола и отшвыривая стул. – И нечего мне указывать! Я тебе не вещь, чтобы ты меня по своей воле из угла в угол переставляла!

– Не поедешь! – завизжала жена. – Не пущу!

– А я сказал – поеду! И все! И точка!

– Не поедешь! Думаешь, я не знаю, чего ты ехать намылился? Тут тебя участковый знает, раз покажешься на улице выпивши – снова в ЛТП загремишь! А там никто тебя не знает, там тебе раздолье водку-то хлебать! Денег нет – украдешь или отнимешь у кого, как в тот раз, когда тебя за грабеж осудили. И опять нажрешься как свинья! Ты ж урод какой-то, ты ж меры не знаешь, или ограбишь кого, или морду набьешь, в вытрезвитель попадешь, а оттуда – прямиком в суд и в тюрьму. Не пущу!!! – истошно вопила Колотырина.

Руслан, вжав голову в плечи, придерживая рукой очки и пытаясь быть как можно менее заметным, потихоньку пробирался к двери, стараясь не попасться под руку размахивающей половником разъяренной женщине. Степан Иванович схватил стул и кинулся на жену, выставив вперед деревянные ножки. Руслану показалось, что сейчас одна из ножек попадет ему прямо в лоб, он зажмурился в ожидании неминуемого удара, но стул просвистел совсем рядом. Одним прыжком мальчик добрался до стола, схватил мамину фотографию и пулей вылетел из дома, на бегу едва успев прихватить свои спортивные тапочки. До конца улицы он бежал босиком, потом сбавил скорость, обулся и поплелся к площади перед поселковым Советом, где останавливался автобус, на котором можно было доехать до Камышова. Столько сил было потрачено на то, чтобы найти этого Колотырина, Мишкиного отца, и все напрасно! Даже если бы жена не возражала и отпустила Степана Ивановича ехать вместе с Русланом, сам Руслан вряд ли взял бы с собой этого пьяницу. Оказывается, он и за грабеж сидел! Ну разве можно такого приводить в милицию, чтобы он заступился за Мишу? Только хуже будет. А он так надеялся… Наверное, мама знает, что из себя представляет Мишкин отец, потому и не хотела говорить ему, Руслану, ни как его зовут, ни где он живет. Ей и в голову не приходило, что для Руслана такие задачки – как семечки, он уже давно взрослый, умный и самостоятельный, и если от него что скрывают, так пусть напрасно не стараются, он все равно правду узнает. Она и про отца Руслана ничего не рассказывает, известно только, что отцы у мальчиков разные. Ну ничего, нужно будет – Руслан и своего папашу найдет, выяснит, кто он такой и чем занимается. Невелика проблема, и не с такими справлялся.

Он твердо решил не говорить маме, что разыскал Колотырина и ездил к нему. Зачем говорить? Только волновать зазря. Август, каникулы, в школу ходить не надо, можно целыми днями пропадать в лесу, на речке, с ребятами гонять в футбол, смотреть кино в клубе. Да мало ли занятий найдется для четырнадцатилетнего пацана? Утром убежал – к ночи прибежал, грязный, голодный – и все нормально. Мама ни за что не догадается, где он был и что видел. И не нужно ей знать. Ругать она Руслана, конечно, не станет, он ведь ничего плохого не сделал, не украл, не обманул, но разве приятно ей будет узнать, что ее сын встречался с Колотыриным и своими глазами увидел, во что превратился человек, которого она когда-то любила? А ведь наверняка любила, потому что иначе разве стала бы от него Мишку рожать?

Руслан Нильский был надежным хранителем чужих тайн. И к своим четырнадцати годам, как ни странно, понимал, что знать правду нужно и интересно, но совсем не обязательно о ней говорить во всеуслышание.





* * *


Сколько он себя помнил, рядом всегда был Мишка, старший брат. Тихий, немногословный, он мог часами сидеть неподвижно в каком-нибудь уединенном месте на берегу речки или бесцельно бродить по лесу. Ни грибов, ни ягод не собирал, рыбу не удил, просто ходил медленно или сидел, думал о чем-то своем. И с Русланом он всегда был ласков, брал его с собой в лес и на речку, рассказывал сказки и всякие страшные истории, читал ему вслух, когда сам Руслан еще в школу не ходил. И мама Мишку хвалила, говорила всем, что у нее не сыновья, а подарки судьбы, один – спокойный и надежный, с ним маленького оставить не страшно, второй же, младший, такой разумный и послушный, что его с кем ни оставь – беды не наделает.

Мальчики были совсем разными, старший – замкнутый и какой-то немножко вялый, весь погруженный в свои мысли, младший – энергичный и любознательный, во все нос сует, обо всем знать хочет, со всеми дружит и обожает большие компании. Старший, Михаил, – темноволосый, с тонкими мелкими чертами лица, высокий и ладный, младший же, Руслан, светленький, конопатенький, невысокого росточка и в очках. Видит-то он неплохо, близорукость у него не очень большая, он даже и без очков может читать и по улице ходить, но вот болезнь глаз у него все-таки есть, и при этой болезни ему противопоказаны серьезные физические нагрузки. Сначала никто об этом не знал, и Руслана на уроках физкультуры заставляли наравне со всеми бегать, прыгать через «козла» и перекладину, взбираться вверх по канату. Получалось у него плохо, и если нормативы ГТО по бегу он еще кое-как выполнял, то прыгнуть через «козла» не мог – хоть умри. Над ним смеялись одноклассники, учитель физкультуры качал головой и велел приходить на дополнительные занятия после уроков. Руслан приходил, но даже в пустом спортзале, без этого отвратительного улюлюканья и свиста, которым обычно сопровождались его «сольные» выступления на матах, он все равно не мог подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы перемахнуть через снаряд. И только два года назад, когда он с мамой ездил отдыхать в Кисловодск, врач-окулист в санатории сказал про эту болезнь и посоветовал отвезти Руслана на консультацию к какому-то профессору в Иркутск. Вот этот-то профессор из Иркутска и поставил диагноз, согласно которому Руслану Нильскому полагается постоянное освобождение от занятий физкультурой. Пожалуй, это был один из самых счастливых дней в его жизни. Конечно же, он продолжал и бегать, и прыгать сколько душе угодно, но ведь одно дело – в компании друзей и на природе, и совсем другое – в школьном спортзале под пристальными взглядами одноклассников и учителя, выставляющего оценки.

И все равно, невзирая на все отличия в характере и на восьмилетнюю разницу в возрасте, братья Нильские были очень близки. Младший чувствовал ласковую заботу и бережное отношение старшего и платил ему преданной и горячей любовью. И теперь, когда какой-то пьяный подонок ни с того ни с сего убил Мишу и прикрывается себе в оправдание тем, что якобы Миша первым начал к нему приставать и затеял драку, душа Руслана не может успокоиться и смириться. Этот убийца, этот негодяй по фамилии Бахтин – какой-то начальник из Кемерова, поэтому ему все верят, начальникам всегда верят, даже если они бессовестно врут. Он-то остался жив, как он скажет, так в милиции и запишут, а про Мишу никто не скажет, потому что он уже умер и не может сам себя защитить и рассказать, как все произошло.

Больше всего Руслана сердила та позиция, которую заняла мама.

– Не нужно ворошить это, сыночек, – говорила она сквозь слезы, – Мишеньку этим не вернешь, только нервы истреплешь. Ведь в милиции есть его характеристики и из армии, и с работы, чего ж больше? Больше мы с тобой ничего сделать не можем.

Да, действительно, в уголовном деле были подшиты характеристики, в которых сказано, что потерпевший Нильский Михаил Андреевич (обоим сыновьям мама дала отчество по имени собственного отца) был дисциплинированным, аккуратным и исполнительным, политически грамотным и морально устойчивым, взысканий не имел. Но, с точки зрения следователя, это вовсе не означало, что он не мог напиться и начать буянить.

– Это часто случается как раз с теми, кто вообще не пьет, – говорил он Ольге Андреевне. – Выпьют с непривычки слишком много и теряют над собой контроль. Сплошь и рядом бывает.

И хотя судебно-медицинская экспертиза показала наличие алкоголя в крови Михаила Нильского, Руслан не верил. Заключение поддельное, это же очевидно, Мишка не мог быть пьяным. А эксперт так написал, потому что ему велели, позвонили из Кемерова дружки – заступнички убийцы Бахтина, запугали или подкупили медика, он и написал, что ему приказали. Такая мысль, конечно, не могла самостоятельно родиться в голове у четырнадцатилетнего Руслана, это ему подсказал подслушанный разговор между мамой и одним дяденькой из исполкома райсовета, где мама работала в отделе жилищно-коммунального хозяйства. Дяденька как раз и говорил о том, что правды не доищешься, потому что тот убийца, Бахтин, начальник какого-то центра, а раньше был на комсомольской работе, у него связи влиятельные очень, как они следователю скажут – так и будет.

– Наверняка вина Бахтина куда более серьезна, но если отвечать за убийство по полной, как говорится, программе, то можно загреметь на пятнадцать лет, а если еще окажется, что это было убийство из корыстных побуждений, например, деньги хотел отобрать или машину, то вообще высшую меру можно схлопотать. А за обоюдную драку много не дадут, – объяснял маме ее знакомый сотрудник.

До остального Руслан додумался сам, даром, что ли, всю сознательную жизнь ничего, кроме детективов, не читал. И про Шерлока Холмса, и про комиссара Мегрэ, и про Эркюля Пуаро, и про инспекторов Гурова, Лосева и Тихонова.


Спустя два месяца негодяя Бахтина осудили за убийство Михаила Нильского на восемь лет. Руслан вместе с матерью сидел в зале суда и слушал, как говорят неправду про его любимого брата. Нет, не в пьяной драке, затеянной Мишкой, было дело. А в чем? Ничего, он разберется. Пусть не сейчас, пусть только потом, когда вырастет, но он разберется. Он все расставит по своим местам, и вот тогда сволочь Бахтин получит по заслугам. Сколько бы лет ни прошло, а он, Руслан Нильский, своего добьется.





* * *


Свою первую головоломку Руслан сложил, когда ему было всего десять лет. В тот день он вместе с закадычным дружком, отпетым двоечником и хулиганом Витькой Смелковым, прятался между зданиями, неподалеку от школы, чтобы выследить их общего врага Хорькова и наканифолить ему физиономию. Они выбрали для засады удобное место в кустах и расположились, приготовившись к ожиданию. Внезапно Витька шарахнулся куда-то в сторону.

– Ты чего? – спросил Руслан, с трудом удерживая друга за рукав форменной курточки, чтобы тот не упал.

– Мамка моя идет, – прошептал Витька. – И как раз в сторону школы. Вот черт, неужели опять директриса вызвала? Она вчера грозилась, когда меня со второго урока выгнали.

– А может, она и не в школу идет, – резонно предположил Руслан. – В ту сторону знаешь сколько всего? И универмаг, и поликлиника. Может, она в поликлинику идет.

– Слушай, – взмолился Смелков, – погляди, а? Мне нужно точно знать, потому что, если она в школу пошла, тогда я лучше сразу к бабке пойду ночевать, а то дома под горячую руку как раз и попаду.

– Ладно, – легко согласился Руслан, выскользнул из кустов и на приличном расстоянии двинулся следом за Витькиной мамой Зоей Николаевной.

Он понимал волнение друга, ведь Витькин отец был чрезвычайно скор на расправу и за каждое замечание в дневнике или двойку лупил сына нещадно, а коль дело доходило до вызова родителей к директору, то наказание следовало более чем суровое, включавшее в себя, помимо побоев, лишение денег на кино и мороженое (примерно на неделю) или грустные одинокие посиделки в сарае на все воскресенье. Положение мог спасти только побег к бабке, отцовой матери. Переночевав у нее и явившись домой лишь на следующий день, Витька обычно заставал гневливого отца несколько поостывшим. Наказание при этом, разумеется, не отменялось, однако в руке, наносящей удары, уже не ощущалось истинного энтузиазма. Поэтому Руслан с пониманием отнесся к просьбе друга выяснить, не в школу ли направилась его мать.

Сначала было похоже, что она и впрямь идет в школу, однако в том месте, где нужно было свернуть в проулок, чтобы через несколько шагов оказаться прямо перед школьным зданием, Зоя Николаевна никуда не свернула, миновала поликлинику и зашла в универмаг. Руслан собрался было вернуться назад, в засаду, и доложить перепуганному Ваське, что опасность миновала и «торпеда мимо прошла», однако вспомнил, что обещал брату Мишке заскочить после уроков в этот самый универмаг, чтобы купить ему в отделе канцтоваров клеенчатую обложку для книг. Миша часто брал книги в библиотеке и обращался с ними очень бережно, обязательно оборачивал в газетку, а теперь вот решил купить специальную обложку, потому что, как он объяснил Руслану, во-первых, в таких обложках уголки книг не затрепываются, а во-вторых, там есть такая специальная ленточка, которая используется вместо закладки, и это очень удобно, так как обычная закладка все время куда-то теряется или выпадает.

Отдел канцтоваров находился в самой глубине торгового зала, и Руслан начал торопливо пробираться между прилавками. В отделе посуды он как раз и наткнулся на Витькину маму, которая стояла в очереди за чашками. Чашки были невообразимой красоты, огромные, пузатые, расписанные красными с золотом цветами, и к ним продавались такие же блюдечки. Руслан невольно остановился, чтобы полюбоваться этим пиршеством красок на белоснежном фарфоре.

– Не занимайте очередь! – проплыл над прилавком голос продавщицы. – Осталось всего десять штук.

– По одной давайте! – заволновалась очередь. – Некоторые по две, по три берут, безобразие… Девушка, не продавайте больше одной чашки в одни руки!

Все стоящие в очереди принялись оглядываться, завертела головой и Зоя Николаевна, и Руслан поспешно ретировался, пока она его не заметила. Купив обложку для Миши, он вернулся к дрожащему от страха Витьке.

– Нормалек, – сообщил он, подкрепляя свои слова движением руки, – твоя мамка в магазин пошла, в очереди стоит. Хорек не пробегал?

– Нет пока.

Они благополучно дождались появления ненавистного Хорькова, надавали ему портфелями по спине и по плечам, взяли с него клятвенное обещание, что он больше не будет болеть за «Динамо» и не станет носить футболку с динамовской символикой, потому что все уважающие себя ученики средней школы должны болеть только за «Спартак», и больше ни за кого, и, удовлетворенные, разошлись по домам.

Было это примерно в середине мая, вскоре после Дня Победы. А в конце мая всем ученикам раздали табели с оценками за год. У Витьки Смелкова напротив строчки «поведение» стояла четверка. Это было приятной неожиданностью.

– Забыла, наверное, что с урока меня выгоняла, – шепнул, улыбаясь до ушей, Витька.

После уроков они еще немного поиграли в школьном дворе и собрались расходиться.

– Погоди, я в туалет сбегаю, только не уходи без меня, – попросил Руслан товарища, бегом направляясь в школьное здание.

Через несколько минут он, спокойный и довольный, шел через длинный коридор первого этажа от туалета к выходу, когда распахнулась дверь кабинета химии и оттуда выглянула учительница.

– Мальчик! – позвала она.

Руслан остановился и вопросительно посмотрел на нее.

– Вы мне?

– Тебе, тебе. Сбегай, пожалуйста, в учительскую, возьми журнал восьмого «Б» класса и принеси сюда.

– Сейчас!

Учительская была на втором этаже, Руслан, перескакивая через ступеньку (быстрее, быстрее, там же Витька ждет!), промчался по лестнице и ворвался в комнату, куда ученикам обычно вход был строго запрещен.

– Извините, пожалуйста, учительница химии просила принести журнал восьмого «Б», – выпалил он на одном дыхании.

И только после этого огляделся. В учительской пили чай с тортом, учитель физкультуры, как обычно, из стакана в мельхиоровом подстаканнике, учительница литературы – из коричневой керамической кружки, а классная руководительница третьего «А» класса, того самого, где учились Руслан Нильский и Витька Смелков, – из потрясающей пузатой чашки, расписанной красными с золотом цветами.

– Возьми сам, Нильский, вон на той полке все журналы стоят, – лениво пропела классная руководительница, видно, торт был вкусным, чай горячим, общество приятным, короче, вставать из-за стола ей явно не хотелось.

Руслан отнес журнал и вернулся на улицу, где его терпеливо поджидал Витька.

– Чего так долго? – Он обиженно засопел. – Я что, нанимался тебя тут ждать?

– Извини, – примирительно произнес Руслан, – меня химичка на полдороге поймала, попросила журнал из учительской принести.

О своих наблюдениях, а уж тем более о быстро сложившихся выводах он ничего Витьке не сказал. А через несколько дней случайно встретил свою классную руководительницу на базаре, куда мама послала его за творогом.