Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми»

– Готово!

Экипаж забрался в танк.

– Потихоньку трогай, – скомандовал Павел.

Михаил подал танк вперед. Трос натянулся, как струна, и немецкий танк тронулся с места. Экипаж дружно закричал: «Ура!»

Так они и заявились в расположение части. Павел, высунувшись по пояс в открытый люк, ловил восторженные и удивленные взгляды своих танкистов и пехоты.

Спрыгнув с брони, он доложил командиру роты:

– Экипаж подбил «немца» T-IV. Немцы сбежать попытались, так мы их из пулемета… А танк на буксире приволокли.

Лицо Пашки расплылось в улыбке. Улыбнулся и командир:

– Давай посмотрим, что ты за трофей притащил.

Оба обошли трофейный танк. Командир роты сразу увидел оба попадания.

– Чего же ты осколочным в него стрелял?

– Так он за хату уползал, в укрытие. Я боялся не успеть.

– Все равно молодец! Надо комбату доложить. У нас еще таких трофеев не было. Отдыхайте.

Экипаж отцепил от трофея буксирный трос, и все пошли на кухню.

Видимо, командир роты доложил комбату о трофее. Вечером в роту пришел политрук, собрал личный состав роты и произнес зажигательную речь. В конце заявил:

– Бейте врага, как экипаж сержанта Стародуба! – И пообещал представить экипаж к наградам. Но то ли он забыл о своем обещании, то ли время для наград было неподходящее – наши отступали по всем фронтам, но награды Павел не дождался. А ему так хотелось хотя бы медаль получить, скажем – «за боевые заслуги» или «за отвагу». Не за награды он воевал, просто старался исполнять свой воинский долг – есть такое понятие для настоящего мужчины; но все же было бы приятно.

После этого случая в роте и даже в батальоне Павла стали узнавать.

– Смотри, это же тот сержант, что немецкий танк трофеем взял, – говорили за его спиной.

Первые несколько дней такое внимание к собственной персоне Пашке льстило, но затем он стал раздражаться. Чего на него пальцем показывать, он же не слон в зоопарке!

Немцы напирали здорово, и нашим все время приходилось отступать. Шестая армия Ф. Паулюса, усиленная четвертой танковой армией Г. Гота, вышли на оперативный простор, в степи между Доном и Волгой. Для наступающих танков – самая подходящая местность: ни лесов, ни болот, и частям Красной Армии укрыться негде. Вырытые наспех окопы и капониры с воздуха просматривались отлично. В воздухе почти все время висели самолеты-разведчики «Фокке-Вульф 189», прозванные солдатами «рамой» за сдвоенный фюзеляж. Летал он высоко, ни одна зенитка достать не могла. Солдаты знали: где висит «рама» – жди беды. Самолет этот был как злой предвестник. После его полета налетали эскадрильи «лаптежников», и начиналась ожесточенная бомбежка. И если пехотинцы могли зарыться в землю, то куда спрячешь в степи танки или другую боевую технику? Артиллеристы, танкисты, транспортники – все несли большие потери. С воздуха немцев поддерживал четвертый воздушный флот под командованием зенитного аса, генерал-полковника Вольфрама фон Рихтгофена.

В середине июля несколько дивизий РККА попали в окружение в районе Миллерова, а 23 августа 14-й танковый корпус немцев прорвался к Волге севернее Сталинграда, отрезав 62-ю армию от остальных сил Сталинградского фронта. Обстановка складывалась тяжелая. Если немцы возьмут Сталинград, то этим они перережут важную водную артерию – Волгу, по которой на нефтеперерабатывающие заводы поступала легкая бакинская нефть. Кроме того, с падением Сталинграда Советский Союз нес большой урон в глазах союзников.

По данным же разведки, был еще один важный фактор. После падения Сталинграда на стороне Германии в войну вступила бы Турция.

Город надо было удержать любой ценой. В это время вышел приказ Сталина № 227, прозванный на фронте «Ни шагу назад». И 30 августа приказом Ставки создается Донской фронт под командованием К. К. Рокоссовского. На фронт было отправлено семь свежих, полностью укомплектованных дивизий.

Вот туда, в состав Донского фронта, под командование К. К. Рокоссовского, и выделили танковую бригаду, где служил Павел. Бригада к тому времени потеряла почти половину танков и третью часть личного состава. Но в это тяжелое для страны время каждый танк, каждый самолет были на счету. По слухам, Сталин сам распределял танки на фронте.

Танк Павла двигался маршем по грунтовке в составе своей роты. Для рассредоточения, чтобы не попасть всем батальоном под удар вражеской авиации, другие роты шли по другим дорогам. В принципе танкам дороги и не нужны, для них степь не хуже дороги, лишь бы глубокие овраги путь не преградили.

Рота растянулась в движении, потому что из-за впереди идущего танка поднималась пыль. Видимости не было никакой. Вероятно, именно эти клубы пыли и привлекли к себе внимание немецких пикировщиков. за ревом танкового мотора услышать их было невозможно.

Справа от дороги, рядом с впереди идущим танком взметнулся взрыв.

Первой мыслью у Павла было: «На мины наткнулись!» Но мина взорвалась бы под гусеницами, а не рядом.

– Остановка! Все из машины! – скомандовал он.

Приказ был выполнен моментально. Танк остановился как вкопанный. Экипаж выбрался из открытых люков, танкисты бросились в разные стороны.

Танк Павла был замыкающим, и Павел видел, как машины его роты пока идут вперед. Он бросился в танк и натянул шлемофон:

– Товарищ Пятый! Авианалет! Над нами «лаптежники»!

Но в наушниках – только треск.

Впереди грохнул взрыв, за ним – еще. С ревом выходя из пике, над «тридцатьчетверкой» промчался «Юнкерс-87».

– Сунцов! Это Стародуб! – открытым текстом закричал Павел. – Воздух!

Впереди раздался еще один взрыв.

Павел высунулся из люка. Далеко впереди горели дымным пламенем два танка его роты. А сверху пикировал еще один самолет, причем Павлу показалось, что пикировал прямо на него. Как он выскочил из башни, Павел даже не вспомнил. Стремглав кинулся в сторону, где призывно махал рукой Михаил – он с экипажем укрылся в свежей воронке от авиабомбы.


На фронте существовало твердое убеждение, что в одну и ту же воронку снаряд или бомба дважды не попадают.

Павел прыгнул в воронку, скатился на дно. Он запрокинул голову и увидел, как от пикировщика отделилась бомба. Нарастал свист, леденящий душу и парализующий волю.

Павел закрыл руками уши. Оглушительно грохнуло, причем совсем недалеко. На укрывшийся в воронке экипаж посыпались комья земли.

Немецкие самолеты построились цепочкой и улетели. Павел удивился. Налет закончился быстро, скорее всего у немцев закончились авиабомбы.

Экипаж, отряхиваясь и отплевываясь, выбрался из воронки.

Танк, который шел впереди, лежал на боку, опрокинутый взрывом. Немец немного промахнулся: бомба легла неподалеку, и взрывной волной тяжелую боевую машину подбросило, как щепку.

Из ложбинок и воронок стали появляться танкисты.

– Ничего себе! Пять метров в сторону, и танку был бы каюк! – удивлялись танкисты.

Видимых повреждений перевернутый танк не имел, и его решили поставить на гусеницы. Прицепили буксирным тросом к Т-34 Павла, и Михаил дернул.

Трос натянулся, как струна, гусеницы скребли землю. Перевернутый танк качнулся, потом упал на обе гусеницы. Удар был такой, что Павел почувствовал, как дрогнула земля.

Оба экипажа стали осматривать пострадавшую машину и, к своему удивлению, повреждений не нашли, даже двигатель сразу завелся.

Оба танка двинулись вперед – надо было узнать, живы ли экипажи сгоревших танков.

Когда они подъехали к голове колонны, там уже стояли экипажи двух уцелевших танков. Едва экипаж Павла выбрался из машины, как они увидели – головы танкистов обнажены, шлемофоны бойцы держали в руках.

– Кто? – спросил Михаил.

– Экипаж командира роты Сунцова и экипаж Кузьмина.

Несколько минут они постояли молча. Сгоревшие танки еще чадили, исходя смрадным дымом. Краска на машинах обгорела, и башенные номера прочитать было невозможно.

– Что делать будем? – спросил командир одного из танков, сержант Супрунов.

– Приказ выполнять! – жестко ответил старшина Ивлев. – Поскольку я здесь старший по званию, командование ротой принимаю на себя. По машинам!

Поредевшая колонна из четырех танков поползла дальше. Только от места бомбежки далеко уйти не удалось. Вдалеке, из-за пригорка, показались немецкие танки – Павел разглядел их в прицел. Угловатые башни не оставляли сомнений, хотя крестов видно не было. Дистанция для стрельбы была слишком большая.

– Принять боевой порядок! – услышал Павел приказ.

Танки, следовавшие колонной, расползлись по фронту, образовав жиденькую цепь. «Один, два, три», – начал считать Павел вражеские танки.

– Шестнадцать! – подвел он итог. – Это же по четыре на один наш!

Танки быстро сближались. У немцев не выдержали нервы, и они начали стрельбу первыми. Однако снаряды их пока не причиняли урона. Они рвались рядом. А если и попадали, то рикошетами. Только резкий удар по броне ощущался.

Павел приник к прицелу. Судя по сетке дальномера – пора! Он навел пушку по горизонтали.

– Остановка!

Танк встал. Павел поправил наводку, выстрелил. В прицел было видно, как снаряд высек искру из башни T-IV и срикошетил.

– Бронебойным!

Клацнул затвор пушки.

– Готово!

Павел едва коснулся маховика, поправляя прицел. Выстрел! На этот раз вполне удачно.

Немецкий танк остановился, изо всех его щелей повалил черный дым.

– Есть один! Бронебойный!

– Командир, нельзя стоять, подобьют! – закричал Михаил.

Танк дернулся вперед, и на место, где он только что стоял, угодил снаряд. И правда, не на полигоне же он, надо маневрировать.

Михаил вел танк короткими зигзагами. На поле уже горели три немецких танка.

Павел поймал в прицел еще один танк.

– Остановка!

Танк замер. Михаил поправил прицел и нажал педаль спуска. Выстрел! Немецкий T-III крутанулся на месте и остановился, подставив борт.