Танец огня

Этерелл присвистнул и отвернулся к столу.

— Драматично. Из тебя выйдет хороший поэт.

— Хватит, — Дорн пытался не звучать умоляюще. — Что с тобой? Ты ведь не думаешь, что за Элиссаном Диаром… или Мариком… стоит следовать?

Миг. Ему показалось, что ладонь Этерелла сжалась на столе.

— Я ни за кем не следую, Дорн Аррин, — его ледяной тон Дорн ощутил спиной. — Следи за языком. Ночью в лес не ходи, — Этерелл сложил листок, на котором писал, и встал. Его лицо сочеталось с тоном голоса. — Я больше не могу тебя защищать.

Дорн не помнил, что ответил, он злился, но и ощущал себя брошенным.

Теперь он сидел на кровати, смотрел на озеро и ощущал себя удивительно пустым. Словно он уже готовился к этому мгновению. Может, он готовился к нему с того дня, как Этерелл вырезал морского конька. Стоял в свете солнца. Дорн смотрел, как деревья на берегу раскачивает ветер, как невидимая рука струны лиры. Их мелодия доносилась до него.

Ты не думал о приключении? Так говорил друг об избранных. А потом говорил, что не хочет такого.

Еще неделю назад щеки его друга не были впавшими. И глаза не блестели лихорадочно, как у Марика Антрелла. Это было от чар, что убивало избранных одного за другим.

«Я больше не могу тебя защищать», — слова мужчине. Хоть и простому по происхождению. Его уязвили эти слова, заставили ощутить себя маленьким.

Общение с высшими кругами заставило Этерелла Лира стыдиться дружбы с Дорном? Или было что-то еще?

А если он знал? И хотел защитить Дорна?

В любом случае, Этерелл с пониманием рисковал собой по своим причинам.

Дорн хотел, чтобы это было правдой. Он напомнил себе о других неопровержимых фактах про его друга и себя. Он не мог допустить желаниям скрыть правду. Это было для людей, что жили в рамках истории. Дорн сочинял истории и пел их, а не жил в одной из них. Его мысли должны оставаться ясными, без туч самообмана. Он верил, что это означало быть поэтом. Не работать с магией. Видеть и плести куплеты из жизни. Даже если правда жизни ранила.

Так почти всегда и было.

«Я ни за кем не следую, Дорн Аррин», — сказал Этерелл. Дорн еще не видел в нем такой жестокости. Ее вытащило то, что сжигало его плоть.

Было странно, что Этерелл хотел учиться у архимастера Диара. Казалось, его друг невольно увядал от его власти. Хоть изображал послушание.

Было что-то еще. Дорн обнаружил, что бренчит на лире, песня зазвучала по привычке. Старая песня о славном бое, которую учили на первом курсе. Дорн сжал инструмент крепче. Так он ощущал себя собой.

Его правда была открыта. Что бы ни чувствовал к нему Этерелл Лир, Дорн не мог допустить его смерти. Он не знал, мог ли остановить это, но для него было важно попробовать. Он играл песню о кровопролитии и победе, пытаясь призвать силы, хотя сам невольно ощущал иронию. Он мог погибнуть, если опасность была такой, как он думал. Это будет его песне в мире. В мрачном мире, где его дом рассыпался, а ним и его искусство и человек, которого он любил.

Дорн закрыл глаза и напевал тихо слова, чтобы его не подслушали.

В тот алый день бок о бок они пали в кровь.

Но встали, став еще сильнее,

Ведь не пришло еще их время.

* * *

— В этом году будет иначе.

— О чем ты?

Они стояли перед зеркалом в комнате Сендары. Оно было большим, отражало их обеих по пояс. Рама была из алебастра с узорами в виде лесов и садов. Джулиен смотрела на раму, на силуэты птиц и цветов, фонтанов и деревьев, а не на свое отражение. На раме зеркала висел подарок Этерелла — странное существо под названием морской конек.

Сендара расчесывала волосы перед ужином. Они падали огненными волнами на ее спину. Ее губы дрогнули, и ямочки появились на щеках, но она не показала зубы. Она смотрела на эффект в зеркале.

— Лотерея, — сказала она. Улыбка стала ухмылкой. — Лучше не ходи в ту ночь.

— Что за лотерея? — Джулиен не нравилось задавать вопросы, особенно когда Сендара ухмылялась, но это было лучше неведения. Сендара Диар опустила гребень и вздохнула.

— Я забываю, как мало ты знаешь. Каждый раз на Манайе есть случайная жертва. Старый ритуал. Веками он был без значения. Но теперь…

— Чары вернулись.

В глазах Сендары было удивление или подозрение.

— Так ты была внимательна.

— Да, — сказала Джулиен и добавила смелее. — Я заметила, что избранные твоего отца заболевают от одного.

Но реакции не было. Сендара лишь пожала плечами. Она продолжила расчесывать волосы. Сжимая пряди посередине, она сильнее, чем стоило, чесала концы. Она хмурилась от усилий.

— Не все люди могут выдержать требования силы.

— А мы? — сказала Джулиен. — Нам ни на что не хватит сил.


— Ясное дело, это образно.

Так мог сказать ее отец. Но такое заявление было бы провокативным. Но Джулиен все же спросила:

— А Этереллу… хватает сил? Ты не переживаешь за него?

— Во многом ему сил хватает, — сказала Сендара. — Но ты не захочешь слушать про это.

— Почему ты хочешь, чтобы я держалась подальше от Манайи? — было важно не забывать о тебе. Ей нужны были знания Сендары, чтобы понять, что происходит, и она была готова терпеть боль. Хотя теперь, раз Сендара говорила ей не ходить на фестиваль, девушка явно решила, что они не будут петь вместе.

— Я так сказала? — Сендара повернулась к Джулиен. Ее лицо было нечитаемым. — Может, тебе стоит прийти. Давным-давно они приносили в жертву откормленную отцу. Или теленка, — Сендара посмотрела на живот Джулиен. — Ты бы подошла для этого.

Джулиен застыла. Она ожидала разное после вспышек враждебности Сендары, но не это. Это было нереальным, как ночь под звездами, но в противоположном значении. Джулиен спросила:

— Это из-за моих слов… об избранных?

— Нет, Джулиен, — Сендара поджала губы. Она держалась как королева, выносящая приговор. — Я начинаю понимать, что мне нужна… более образованная компания. Твое неведение и бедность… начинают надоедать. У меня важный момент образования. Я не могу отставать. А из-за тебя мне приходиться замирать, ты не можешь вынести мой успех. Ты смотришь… как тень.

Джулиен отпрянула на шаг, другой. Она ошибалась насчет Сендары Диар, но и насчет себя. Она думала, что подойдет к вопросу о Манайе, об избранных, как к головоломке. Отрешенно. Но она не была отстраненной. Она встала на пути, и ее словно пронзило холодным тонким ножом в грудь.

Бедность. Все силы шли на то, чтобы сдержаться. Но рана кровоточила. Было глупо скрывать то, что было ясно: ее не хватало.

Как тень.

Джулиен потянулась к ручке двери, желая придумать, что сказать. Чтобы выглядеть гордо, достойно. Но идей не было. Ее сердце было птицей со сломанными крыльями, ходило по кругу. Коридор без окон словно манил ее, она принадлежала его полумраку.

Она обернулась у двери. Сендара смотрела с опаской, словно Джулиен могла укусить. Но она все еще держалась гордо, вскинув голову, словно ей было все равно.

Джулиен сказала с дрожью, которую презирала:

— Я не вернусь, — и закрыла дверь.

* * *

— Я хочу домой, — сказала она в ту ночь Валаниру Окуну в комнате в башне. Она куталась в одеяло, но все еще дрожала. — Когда это кончится. Я не могу тут оставаться.

— Джулиен, сядь, — он звучал нежно, и ей хотелось плакать. Нет, она плакала. Джулиен с ужасом поняла, что слезы катились по ее щекам. Стул был твердым под ней. Она сжалась в одеяле, но не могла согреться. — Это место жестоко с тобой, — сказал Валанир Окун. Сострадание в его словах было таким неожиданным, что повернуло нож в ее груди. Слез полилось больше. Она закрыла лицо, смущаясь. Эмоции были раной. Она кровоточила. Ее понимала даже тут, что была жалким подобием поэта. — Хотел бы я утешить, — сказал Пророк. — Я знаю, ты хочешь учиться тут. Я не знаю, как тебе это дать.

— Вы не могли бы учить меня? — она подняла голову. Временно забыла о слезах.

— Джулиен, я… — его лицо расплылось от неуверенности или ее слез. — Я кое-чего не сказал. Я… только не пугайся.

— Не могу обещать.

Он рассмеялся.

— Верно. Но попробуй, — его глаза сияли, как огни. Но за этим Джулиен видела тяжесть. — Чары, что я попробую завтра… я не знаю, что будет. Они убивали… это я знаю. Использование связи между Пророком и тем, кто его сделал. Я хочу использовать завтра связь… но иначе, — он замолчал. Огонек трещал в камине, посылая в воздух рубины искр. Звук должен быть веселым, но Джулиен ощущала холод еще сильнее, чем раньше.

— Иначе, — прошептала она. — Вы… — она продолжила с надеждой. — Хотите дать жизнь?

Он рассмеялся.

— Это похоже на мою ученицу.

— Но… дать жизнь…

— Да, — сказал он. — Сложнее, чем убить. Я не знаю, что нужно, чтобы дать. Прошу, пойми, я делаю это по своей воле. Наша леди заплатила достаточно. В основном, из-за меня, — он слабо улыбнулся. — Я не говорил союзнику… не знаю, как он отреагирует. Я убедился, чтобы он уберег тебя. Но… если так пойдет, я не смогу тебя обучить, Джулиен. Тогда мудрее будет отправиться домой. Когда Придворная поэтесса вернется, встреться с ней в Тамриллине. Она… хоть и не всегда такой кажется, добрая.

— Как? — сказала Джулиен. Кулак сжимал ее грудь. Он не знал, что придется отдать. — Как вы остаетесь таким… спокойным?

Он пожал плечами.

— Есть шанс, что этого не будет, — сказал он. — Может, с меня не возьмут плату. Или… я подведу ее и не справлюсь. Надеюсь, нет. Пойми, Джулиен… я беру ответственность за свои действия. И все.

— Нет, — она сжала его руку, удивив себя. Он был теплым, хоть кольцо с лунным опалом было прохладным. — Это не все. И весь Эйвар будет горевать.

— Ты слишком юна для этого, — сказал он, но неясно, о чем. Он убрал нежно руку и опустил на свое колено. Лунный опал сиял разными цветами в глубинах. — Не старь себя раньше времени, Джулиен Имара. У тебя еще многое впереди. Иди домой, когда все кончится, и живи. Это правильно. Обещаю.



ГЛАВА 16