Танец огня
Часть 26 из 51 Информация о книге
ГЛАВА 14 Он оставил ее одну в Башне Ветров первой ночью. Дверь Башни стекла закрылась за ним, и Лин смотрела, как доски двери мерцают, словно под водой. И дверь пропала, остались камни в стене. Выходом была только вторая дверь, что вела в ее комнату. Захир Алкавар успел сказать кое-что напоследок: — Не благодарите меня, леди Амаристот, — сказал он. — Мы такие, какие есть. Вы — Придворная поэтесса Эйвара, а я — первый маг Майдары. Я дал вам шанс намеренно. Вы так и не смогли проверить свои чары. Теперь можете. — И, возможно, смогу помочь тебе, — сказала она. Они стояли близко, даже ближе, чем нужно. Она замерла. Он склонил голову. — Есть шанс. Валанир Окун верит, что у вас большой потенциал, он мне это говорил, и я не сомневаюсь. — Я даже не знаю, чего ищу. — Я знаю. Я помогу, как смогу. Но пока что позволь себе быть тут. Ты берешь свое. И так начнутся открытия. И что-то говорит мне, что ты найдешь то, что я упустил в Захре. Кусочек головоломки от нашей тени. Она сидела в каменном кубе, одном из многих в Башне. Свеча была у ее локтя, озаряла бумагу перед ней, и все. Волны бились снаружи. Весна была на острове. Она была тут лишь раз до этого — осенью. А еще Валанир приводил ее туда и сделал Пророком. Но, как и подарок Захира Алкавара, то воспоминание было вне времени и пространства. Пустая бумага дразнила ее, как неприступная гора. Эти насмешки могли стать темой для стихотворений. Страх был понятен: мелочь отличала великие, хорошие и посредственные песни — и этот элемент нельзя было вызвать приказом. Как и с горой, ей нужно было пробовать, попытки будут проваливаться. Но если отвернуться, она до конца дней будет думать о том, что могла бы сделать. Было поздно. И на острове тоже. Как могла подняться луна, если место застыло во времени? Нужно спросить у Захира. Но так он вытащит карты и записи, чтобы объяснить ей, и она поняла, что лучше не знать, как это работает. Не важно. Она была тут, с музыкой ветра и моря, с реальностью чернил и бумаги. Тут она могла ночью отыскать слова. * * * Алейра Сюзен нахмурилась, глядя на пророчество, что Захир изобразил своей изящной рукой. Она сидела за столом в комнате за магазином, ее волосы были заколоты, открывали длинные серьги из красных и синих бусин, что звякали, когда она поворачивала голову. Лин не могла сесть, волнуясь, она переминалась с ноги на ногу, расхаживала по комнате, пока торговка работала. Она сверила копию с оригиналом. Все было в порядке. Было утро, Лин почти не спала. Она вышла из темного прохода Башни Ветров почти на рассвете, вскоре ее разбудил гонг храма. Она прекрасно помнила, даже во сне, о страницах, что оставила на столе в Башне. Она словно оставила там кусочек себя. Ничто не случилось за ночь, чары не проступили, лишь несколько слов, словно она ждала все время только их. Она писала ночами в Тамриллине, чтобы не спать. Но это было другим. На нее всегда давил груз обязанностей — рядом с королем в зале совета, на встрече с политиками. Она лишилась кое-чего важного, что было даже у низких поэтов: шанса сочинять в Башне ветров. Если чары придут к ней через искусство, то именно там. Он хотел ей помочь. Она не могла ощущать себя обязанной Захиру. Такое отношение между ними было неприемлемо. Он сам это понимал. Алейра издала раздраженный звук. — Что такое? Торговка покачала головой. Она была недовольна. — Все, как ты сказала, — сказала она. — И как говорили маги. Угроза с севера, — она сжалась, подперла челюсть руками. — Не понимаю. Лин ощутила облегчение, но Алейра не захотела бы видеть это. Она убрала радость с лица. — Уверена, тому есть объяснение. Может, джитана нашли новую силу. Женщина подняла голову, ее глаза пылали. — Объяснение есть… да. Осталось его найти. Север велик, леди Амаристот. Не только джитана могут быть угрозой, — она снова посмотрела на пророчество. — Я хочу внимательнее изучить его. Оставите его мне? — Конечно, — быстро сказала Лин, радуясь покончить с тревогой. Она вздохнула и опустилась на подушку. — Скажите, — сказала она, — почему вы зовете их джитана? Я не слышала, чтобы кто-то еще их так называл. Алейра села прямо, опустила пророчество на стол. Она вдохнула и медленно выдохнула. — Кто дает народу имена? — сказала она. — Джитана всегда так назывались. Но те, кто изгнал их на край земли, назвали их танцующими с огнем, услышав истории путников. Так и с галицийцами. — Я не знала. — Редкие знают, — сказала Алейра Сюзен. — На востоке когда-то давно, еще до власти Рамадуса, был город. То был великий город Галиции, и многие из моего народа укрылись там. Вы же знаете, как мы там оказались? Лин опустила взгляд, впервые затрудняясь ответить. — Я слышала… там было… проклятие. — Наш дом был на острове. Но посреди осени океаны забрали его. Многие люди погибли. Те, кто сбежал на кораблях… эллениканцы и алфиняне презирали тех, кто верил в Безымянного бога. И остров был доказательством, что они прокляты, и океан хотел проглотить их. Так навсегда и запомнили. Что нас прозвали галицийцами в честь не нашего города, и вскоре нас изгнали из Галиции, выдумав причину. Говорили, нам суждено вечно бродить без дома, и это было напоминанием, что всем правит Бог с тысячью имен. А для изгоев нет места. — Это большая ошибка, — сказала Лин. — Я бы исправила ее, если бы могла. Как назывался ваш народ? Алейра покачала головой. — Это утрачено. Воды поглотили все, все записи. И это было очень давно. Лин заметила гнев женщины в разговоре. Она не упоминала семью. Никто не горевал бы, если бы джитана перерезали ей горло. Лин знала, что галицийцев постоянно убивали, особенно во время войн между провинциями. Она стыдилась, что не знала больше. — Я рада узнать то, что вы рассказали, — сказала она. — Хоть это и больно. Но теперь я знаю. — Вы — женщина высокого положения, — сказала Алейра. Ее лицо смягчилось. — Важно, чтобы вы знали все, что происходит в мире. Однажды от этого может зависеть жизнь. Лин смутилась, но не понимала, почему. Было неприятно знать, что кто-то может зависеть от ее знания или неведения. — У меня есть еще вопрос, — сказала она. — Я недавно говорила кое с кем и… это странно. Он заявляет, что отряды, что помогали Юсуфу Эвраяду в завоевании Кахиши, были… — она замолчала, думая, как это звучало. Но Алейра терпеливо ждала, и Лин продолжила. — Он сказал: «Они не были людьми». Он не сказал больше… но вы знаете о магии. Уверена, знаете больше меня. — Они не были людьми, — Алейра склонила голову, словно ее звали. Она напоминала птицу. — Так он сказал? Но они напоминали людей, да? Иначе в отчетах было бы что-то упомянуто. Значит, солдаты выглядели как люди, но не были ими, — Алейра покраснела. — История будет выглядеть иначе, если это так. Ученые отдали бы глаза ради доказательств. — О чем вы? — Как думаете? — щеки торговки пылали. — Значит, Юсуф Эвраяд, великий завоеватель, объединивший провинции Кахиши, был черным магом, или такой работал на него. * * * Она шла по Проходу Книготорговцев к реке, позволяя себе задерживаться у полок с книгами снаружи. Многие книги были не на ее языке, даже не на языке Кахиши, но вид все равно восхищал и вызывал сожаление — еще столько можно было изучить, даже с богатой жизнью. У нее не было смысла возвращаться к книгам, к новым знаниям. Но она не могла прекратить. По пути она заметила, как торговцы развешивают цветные фонарики. В гавани их было еще больше — фонари украшали путь к реке. Это напоминало ей ночь Маскарада середины лета в Тамриллине — один из важных моментов ее жизни. Она увидела, как мужчины собирали доски, изящно вырезанные, украшенный золотом. То, что они построили, было размером с небольшую баржу, но не могло плыть по воде. И тут она вспомнила слов Захира Алкавара, он бегло упоминал Пир Нитзан. Лин повернула на Путь воды в сторону площади у Ворот соколов. Путь был долгим, может, было бы мудрее добраться на транспорте, но она радовалась независимости. И она хотела убедиться, что сущность Алейры скрыта. Политика двора была опасностью, которая не должна была задеть Алейру, невинную торговку. Хотя невинная было не лучшим словом — румянец Алейры Сюзен, пока она думала о королевском скандале, был близок к похоти. Она ненавидела Юсуфа Эвраяда из-за джитана. Может, и по своей причине? Лин не знала, что случилось, что Алейра сиротой оказалась в крепости Изменника. Она и не думала спрашивать. То была ее тень. Но Лин не знала, были ли это ее мысли. Тень. Райен сбросил ее с лестницы под музыку смеха их матери. Его кулак летел в ее челюсть. Он медленно резал охотничьим ножом кожу ее ладони. И последний день, когда она видела его, когда он связал ее и вырезал на груди знак кровью для магии. Этой тьмой нельзя было делиться с миром. От этого такая тьма не рассеется. Она была с ней. — Есть история, — сказала негромко Алейра, копаясь среди книг. — Да, — она вытащила том в потертой кожаной обложке и нашла страницу. Лин опустила взгляд, но не знала этот язык. Она посмотрела на торговку с новым восхищением. Лин знала только свой язык и могла читать на кахишском. — Самарянская история, — сказала Алейра, глядя на текст. — Мужчина хотел отомстить королю за смерть сына. Мальчика несправедливо приговорили к смерти. Мужчина, Салман, знал, что против короля идти можно только с армией. Конечно, он ее собрать не мог, он был простым ремесленником. Но были чары… и тут становится неясно, — Алейра поджала губы. — Нет подробностей, как Салман призвал армию. Мне нужно еще поискать. — Буду благодарна. — Не стоит, — Алейра громко закрыла книгу. — Если так Юсуф все завоевал, я хочу знать. * * * Башня манила ее вернуться тем вечером. Так ощущалось, и она ответила на зов. Сумерки опустились на остров за окном, Лин обмакнула ручку в чернила и с зарождающейся мелодией в голове начала писать. День был полон дел. После похода в город она встретилась с Гароном Сенном, который доложил о кое-чем интересном. Похоже, днем, угощаясь финиками, инжиром и оливковым хлебом, Тарик ибн Мор встретился за закрытыми дверями с послом Рамадуса. Лин заметила мужчину при дворе: худого, с узким умным лицом, его звали Бакхор Бар-Гиора. Светлые волосы — галицийские, наверное. Они были на многих важных постах в Рамадусе. — И? — сказала она Гарону. — О чем они говорили? Они снова были в комнате Гарона, в этот раз горели свечи, близился вечер. Только что прошел совет с Элдакаром, магами и разными придворными, представлявшими визирей; пока не было новостей из Алмирии, но атаку ожидали в любой момент. Мансур Эвраяд ждал подкрепления от визиря Мивияха в ближайшее время. Но Захир пылко говорил, что это не поможет, судя по тому, что он видел в Башне Стекла. Эта атака будет куда страшнее предыдущих. Элдакар согласился, что для защиты Алмирии нужно больше людей. Хотя Тарик не поднимал в этот раз дело Рамадуса, судьбоносная ошибка Элдакара ощущалась в комнате. Без поддержки воинами только позорная капитуляция могла привлечь помощь Рамадуса. А у Майдары была гордость. И Лин покинула комнату, ощущая груз дел Кахиши на плечах. Проблемы Эйвара были мелкими, по сравнению с этим, тут дела были ужасно запутанными. От происходящего возникло напряжение. И теперь, по словам Гарона, прошла тайная встреча Тарика и посла Рамадуса. — Откуда мне знать, о чем они говорили? — он был возмущен. — Но сама встреча важна. Я узнал, только потому что следил за его комнатами — о ней не сообщали. И Бар-Гиора вошел в боковую дверь. Встреча явно была личной. — Хорошо, — сказала Лин. — Молодец. Но мне нужно знать, что они говорили друг другу. — Рамаданские комнаты под сильной охраной, — сказал Гарон. — Но, думаю, я мог бы узнать что-то из бумаг Тарика. Вряд ли они часто встречаются. Должна быть некая переписка. — Хочешь сказать, что его покои без охраны? — Они заперты, — сказал Гарон. — Охрана? Только когда он там. Для трона важен маг, а не его вещи. И скоро пир Нитзан. — И? — Это время, когда маги будут не в городе во время ритуалов, — объяснил Гарон удивительно терпеливо. — Хорошее время для моего хода. Я попробую поискать. Я подружусь с Тариком… может, узнаю, где он прячет письма, — его улыбка напомнила, какой он. — Замки меня не остановят, миледи. — Не удивлена, — сказала она, скрывая отвращение. — Хорошо. Таков план. Ты обыщешь его комнаты во время Нитзана. * * * За столом в Башне эти тревоги — о войне в Алмирии, интригах Гарона Сенна — утихли. Если честно, ей было плевать на них. Это не было важно. С каждым днем она была ближе к бездне, она знала это; так что могло быть для нее важным? Днем она старалась исполнить долг, ночью… Ее ночи стали важнее всего.