Там, где нас не ждут

Знакомое состояние ярости заполнило меня целиком и выплеснулось в яростном вопле, что однажды уже покидал моё горло, правда в нём сейчас больше присутствовала жажда крови и убийства, чем тогда.

Смельчак, что совсем недавно хотел отпилить бобику уши, ойкнул, резко гадостно запахло, чудо с открытым ртом разжало руки и, быстро развернувшись, с диким криком бросился по тропинке во тьму, к дороге.

– Я же тебе говорил, не вмешиваться – как-то совсем спокойно сказал бобик.

–Тузик, но ведь они его убили бы!

– А теперь это придётся делать тебе!

Я опешил, а ведь, и правда, что теперь делать с пигмеем? Я от досады ударил себя по коленке и, так как палец на правой руке сильно жгло, отключил охранный комплекс.

– А вот теперь точно придётся убивать, он же тебя увидел! – бобик перетёк в живое состояние, неспешно подошёл к пигмею, нависнув над ним, головой почти касаясь головы канна. Снова гнусно завоняло.

– Бобик, отойди от него. Не видишь, ему и так хреново, он там сознание от страха не потерял?

– Нет, крепкий попался, скулит только и обгадился немного, а так живчик. И что ты с ним собираешься делать? Заметь, вмешаться в его судьбу и поменять русло реки судеб, ты решил сам, тебе уже не отвертеться, а теперь надо решать с ним. Я вижу только два пути. Первый самый простой, прирезать, потом я его поглощаю, и ты получаешь очередные навыки, всего лишь раз чикнув ножичком по шее. Как тебе такое решение, а?

– Неплохо, и я уже почти готов согласиться, тем более этих тварей ненавижу, сам себе удивляюсь, почему решил вмешаться и помочь ему остаться в живых? Пока в живых! – посидел, подумал – и всё же, какой второй вариант?

– Второй, говоришь? Простой в решении, но не простой в исполнении. Он может принести тебе клятву на крови, но он должен этого захотеть, причём очень сильно захотеть. По сути, он станет твоим вечным рабом, любой твой приказ для него закон, и будет обязателен к выполнению, любой. Он будет тебя защищать, даже ценой собственной жизни, потому что если ты погибнешь, умрёт и он, причём, очень страшно умрёт. Но это накладывает и на тебя определённые обязательства – беречь себя, не рисковать понапрасну, заботиться о нём и так далее и тому подобное. Поверь, ещё то удовольствие! Он будет к тебе привязан и бегать за тобой, как на верёвочке. Ты не сможешь его оставить дольше двух дней, чтобы он тебя не видел, и расстояние между вами не может составлять более пятидесяти лиг. Но в этом есть и свои плюсы. Вы сможете общаться между собой мысленно, как мы с тобой, чувствовать друг друга, если один куда-то пропадёт, второй будет знать куда именно. Но самое неприятное – это эмоции, пока не научишься закрываться ментально, будешь переживать все эмоции своего раба. Как тебе такой вариант?

– Послушай, а пигмей слышит сейчас нас?

– Естественно, я ведь не закрывался!

Я подошёл к лежащему телу. Старый, морда сморщенная, весь какой-то дряхлый, и рубище на нём мятое, грязное, замызганное. А вот взгляд… взгляд несломленной личности, сильной, волевой. Н-да, иметь такого в рабах себе дороже. Но и убивать…я конечно их ненавижу, но чтобы хладнокровно убить его? Уже не смогу. Пусть сам решает.

– Эй, тело! Слышишь меня? – обратился я к пигмею – мотни головой если слышишь.

Грязное недоразумение закивало головой, как маятник.

– У тебя два варианта. Какие, ты уже слышал. Я и так вмешался в твою жизнь, вернее смерть, теперь, что с тобой будет дальше, решишь сам. Захочешь умереть, кинжал вон лежит. Если выберешь второй вариант, чего мне собственно не хочется, то Великий скажет, что делать. Подумал? Так каково ваше решение, милостивый государь? Ответ, быстро!

На лице у старика появились слёзы. Он, наверное, не понимал, как ребёнок может так командовать. Ничего, пусть привыкает, мы и не так ещё могём!

– Второй! Я должен жить, у меня не закончены дела, не выполнены клятвы и есть обязательства. Там, за порогом, меня не примут! Даже в качестве раба, но я должен жить, и сам прерывать жизнь не буду. Хочешь, убей меня сам, я ведь вижу, что ты нас каннов ненавидишь – зло, смотря мне в глаза, прорычал мой первый раб.

– Как скажешь, ты сделал свой выбор! – и, уже обращаясь к рядом стоящему бобику, сказал: – Какие наши действие дальше?

– Снимайте рубахи, мне нужны ваши предплечья. И предупреждаю, будет очень больно. И, малыш, ничего не бойся и не удивляйся. Если хочешь, закрой глаза. Но тогда пропустишь весьма интересное зрелище.

Я отошёл на противоположный край алтаря, чтобы раздеться, уж больно сильно вонял старый пигмей, снял перевязь с ножами, вытащил томагавки из-за пояса, скинул футболку.

Пигмей разделся ещё раньше и стоял теперь на коленях, обхватив свои хлипкие плечи трясущимися руками, его била крупная дрожь и хотя вокруг была ночь, но было тепло, замёрзнуть он не мог, значит, от пережитого его так колотит.

Бобик устроился посередине алтаря, уселся на задницу и, запрокинув голову назад, закрыл глаза. Настраивается, наверное. Мы с пигмеем молчали, ожидая, когда пёс очнётся от своей медитации. Прошло немногим более часа. Когда бобик очнулся, посмотрел на нас так, не очень хорошо, как смотрят учёные на подопытных кроликов. Мне сразу стало дурно от предчувствий, вот же, экспериментатор хренов, ведь он это никогда не делал, как загорелся, глаза сверкают, пасть раскрыл, язык вывалил, только слюна не бежит!

– Налюбовался, малыш? – с подколкой спросил бобик – не боись, я почти уверен в успехе.

"Вот-вот, именно, что почти!!" – с запоздалым страхом подумал я.

Но было уже поздно, бобик оказался около меня, и сказав:

– Замри, не бойся и не дёргайся! – так, между делом, вонзил свои клыки мне в верхнее левое предплечье.

" Боже! Как больно!" – мысленно заорал я, стиснув зубы, но взгляда от пасти бобика не отводил. Между тем, бобик накладывал плетение прямо через зубы, проталкивая его мне в руку. Боль почти ушла, оставляя место жжению, которое увеличивалось по мере погружения в меня заклинания. Форма паутинки намертво впечаталась в мозг, что сильно удивило меня. Ведь я никогда не хвастался своей дырявой памятью, а тут такие достижения. Однако! И тут же в голове щёлкнуло – "навык Быстрого Изучения", ах вот он как работает. Понятно!

Операция длилась долго, порядком измучив меня и вытащив клещами боли все силы. Наконец, бобик разжал пасть, отстранившись, принялся зализывать мне рану, и снова вспыхнула структура пленения зеленоватого цвета и совершенно замысловатого рисунка, что опять отпечаталось в моей памяти несмываемыми красками. "Лечит!"– Пронеслось у меня в голове. Бобик отстранился совсем, и я рухнул на алтарь. Клубы белого дыма окутали мои руки и вверх от ладоней, уткнувшихся в гладкую, отполированную поверхность алтаря, поползло тепло, расслабляя и наполняя тело свежестью и силой. Лепота!!! В мозгу снова клюнуло – осторожно, наркотик – но оторваться от сладкого уже не было сил.

Вырвал меня из кайфующего состояния бобик, резко ворвавшись в мою голову и заорав:

– Не отвлекайся, смотри, что надо дальше делать, а спать будешь потом!

Он стоял уже перед трясущимся пигмеем, который орал во весь голос, не слушая заверения бобика, что тот его есть не собирается. С горем пополам, но Тузику удалось провести аналогичные манипуляции со стариком, только первое плетение слегка отличалось от того, которое он поставил мне. От ора я оглох, ведь старик кричал так, что заглушал шум водопада, доорался до того, что охрип и сейчас просто сипел. И вдруг я его почувствовал. Волна сильной боли накрыла меня, отчаянье и страх захлестнули гигантской волной, сводя с ума. Я шмякнулся на попу, терпеть боль становилось невыносимо, и я закричал в унисон хрипам старика. А потом провалился в спасительное беспамятство.



Глава 17



День четырнадцатый




Очнулся на алтаре. Голова болит, во рту кака, горло першит. Разлепил глаза – раннее утро. Свежо довольно, бобик посреди постамента в позе сфинкса, а вот пигмея не видать, сбежал что ли? Нет, вон он за постаментом с той стороны, под кустом спит, и хорошо спит, и сны у него приятные, даже улыбается во сне. Я подскочил на месте! Как я мог знать, что он там, его же не видно, подбежал к краю алтаря, точно, вон он дрыхнет скотина старая, но как я его поч… А ведь бобик предупреждал, и вчера меня накрыло тем, что чувствовал пигмей, и как теперь жить? Ладно, разберёмся!

Быстро оделся, нацепил перевязь, распределил томагавки за поясом, подобрал арбалет, в кошель сложил ошейник и кольцо, подаренное новым герцогом. Нож любителя жертвоприношений сунул за пояс. Вроде, ничего не забыл. Спрыгнул с постамента, подошёл к пигмею, постоял немного, потом слегка ногой попинал его ногу.

– Вставай, лежебока, все счастье проспишь!

Канн заворочался, открыл глаза. Увидел меня одетого, с оружием и попытался отползти под куст. Спросонья испугался, видать, потом выпучил глаза, поднёс руки в шее, ощупал её, и в глазах стал разгораться костёр радости. Меня снова накрыла волна, но уже безмерного счастья. Ну вот, мало мне было реакций уже собственного тела, так теперь ещё и пигмей будет донимать. Надо учиться закрывать этот эмоциональный канал.

– Проснулся, вонючка? Вставай, давай, у нас дела.

Старик подскочил на ноги и вдруг поклонился в пояс

– Да, господин, я готов.

Я опешил – господин!!! – Интересненько! – Ладно, и это переживу. Хорошо, что могу его слышать, надо узнать, какие языки он знает, может, научит?

– Пошли. Возьми мешок. Вон у постамента лежит, и иди за мной.

Сам поднял пустой мешок, закинул его на плечо и двинул к кустам, пигмею же достался тяжёлый мешок, заполненный продуктами, сзади идёт, пыхтит, но тащит. Выбрались на другую сторону изгороди, и тут меня поразил пигмей, он так удивился, увидев раскиданные мешки и свёртки, что впал в ступор. Я пожал плечами и молча стал укладывать в пустой мешок вещи и свёртки, а когда отвлекся от собирательства, увидел, что рядом на коленях ползает сам не свой старик, собирая всё раскиданное в одну кучу.

– Не спеши, всё равно за один раз не заберём, придётся ещё пару раз идти. Пошли, у нас много дел и первое – это надо тебя отмыть, а то воняет от тебя сильно.

Подошли ко входу в пещеры. Надо было видеть его глаза, он что думал, что жить будем под открытым небом? Наверное!

– Жди здесь, никуда не уходи – сказал, передавая ему свой нагруженный мешок. А он выше меня где-то на голову. Хороший помощник будет.

Я быстро забрался на бруствер. Небо затянуто тучами, светила не видать. В воздухе свежо. Стоянки пустые, в округе, кроме нас с пигмеем, ни души…

Добрались по ходу до тренировочного зала. Пигмей, увидев кучи из мешков и пирамидки, оставшиеся от приборки, впал в прострацию.

– Так, – строго сказал я – сейчас идёшь обратно, но прежде, высыпь из мешков всё добро на эти кучи, и несёшь, что мы там оставили сюда, а я пока завтраком займусь. Есть хочешь? М-да! Риторический вопрос. Всё, поехали, ты – налево, я – направо. Закончишь, позовёшь, в другие ходы без моего разрешения не входить. Всё, разбежались!

На кухне, скинув арбалет, томагавки и доставшийся нож, весьма неплохого качества исполнения, разжёг огонь, сбегал за водой, нарезал мясо кролика для похлёбки и каши. Принялся за сервировку стола. Нарезал хлеба, сыра, колбасы, сала. Не забыл деликатесов в виде буженины и окорока, подумав, для эксперимента, добавил мясо монстрика, несколько кусочков. Сходив в спальню, отобрал комплект вещей, доставшихся от пигмеев. В виде сапог, зашитых мной рубашки и штанов, жилетки и первого пояса. Это отдам пигмею, себе захватил всё новое, доставшееся от мага. Схватил полотенце и вернулся на кухню. Вовремя, в голове раздалось:

– Хозяин, я закончил.

– Подожди меня немного я сейчас подойду.

Неплохо разговариваем, надо определить максимальное расстояние, на каком сможем общаться. Класс!!!

Помешал закипевшие похлёбку и кашу, сдвинув их от огня, в котелок под фруктовый чай сыпанул остатки ягод и яблок. Проверил на соль блюда. Добавил специй, подхватив набор вещей, для себя и пигмея, вышел в тренировочный зал. Старик очень устал, видно, что его пошатывает, но присесть без разрешения он не посмел. Однако, вышколен прежними хозяевами.

– Как зовут тебя, болезный?

Спустя продолжительную паузу, создание брякнуло:

– Хэрн, ваша милость.

Чего это он злится-то, а мне же бобик говорил, что имени истинного говорить нельзя, или нежелательно, особенно посторонним. Знать должны только ближайшие родственники. Понятно, чего он так насупился.

– Не волнуйся, я никому не скажу, клянусь. А как тебя звать на людях?

–Хэрн, господин.

– Иди за мной, Хэрн, пора приводить тебя в порядок, а то воняешь слишком. И называй меня просто Гури, без всяких господинов и хозяинов. Ты теперь, почти свободный человек.

– Я не человек, господин Гури, я – канн. – гордо выпятил вперёд впалую грудь Хэрн.

– Пошли уж, представитель гордого народа! – сказал я, ведя его в грот. – Там помоемся и постираемся, и сам, наверное, сполоснусь.

Старик слишком часто удивляется и радуется, видать тоже досталось, в рабстве жизнь не сахар. Зная, какое впечатление производит грот, пропустил старика вперёд. Как я и ожидал, пигмей словил очередной ступор. Разинул рот и вдруг упал на колени, и принялся отбивать поклоны, что-то бормоча себе под нос. Молится, не будем мешать. Сам раздевался не спеша, внимательно следя за Хэрном, которого, похоже, накрыл религиозный экстаз.

– Хэрн! – позвал я его – хватит поклоны бить. Заходи, не раздеваясь в воду, сюда с левой стороны, чтобы грязь от тебя сносило дальше по течению. А не втягивало в заводь, а я покупаюсь немного правее. Ты плавать умеешь?

– Да, хозяин. Мы народ лесов, селимся, в основном, по берегам рек, живём охотой и рыбалкой. Вода для нас не страшна, я не знаю не одного случая, чтобы кто-нибудь из нашего народа утонул. И плавать мы можем дол…

– Хэрн, достаточно, я понял, что плавать ты умеешь, и я за тебя могу не волноваться – сказал я, добавив про себя – а вот поболтать ты совсем не любишь. Повезло мне, я чувствую!

Дальше, в течение часа, полная прострация, что у меня, что у Хэрна. От испытываемого им удовольствия, радости и приступов счастья, что передавалось от него по менталу, мне становилось плохо. Тут свои эмоции не можешь сдерживать, а тут ещё посторонний в голову влез. И половину времени купания я пытался ослабить напор чувств, давящих от пигмея. Стараться-старался, но пока никаких результатов не было.

Заставив Хэрна раздеться, показал, где оставить отмокать его рубище, прижав вещи ко дну камнями, наказав ему оттираться песком, и смывать с себя всю грязь, и нечистоты. Кстати, Хэрн оказался классным ныряльщиком, он подолгу плавал под водой, и раз вынырнул из воды, держа за жабры большую рыбину. Любитель подводной охоты. Ещё час Хэрн отмывался, плескался и нырял, а я за это время успел стирануть футболку с шортами и портянками, обсохнуть, одеться в чистые, выстиранные вещи, которые на мне выглядели балахонисто, сходить, проверить завтрак, развесить бельё на кустах возле лужайки, найти отрез ткани, что когда-то в самом начале нам с бобиком, а вернее мне, подарил купчина, желающий провести караван через реку вброд, и сделать очередные портянки. Ходить в сапогах на голую ногу как-то не.... Каша звала к себе чудесным ароматом. Расставив на покрывале миски и кубки, достав ещё один комплект столовых приборов, оглядев критичным взглядом, накрытый на двоих стол и оставшись довольным увиденным, пошёл забирать купающегося канна.

По-моемому он даже не заметил моё отсутствие. На полу в гроте валялись уже три рыбины. Одна из которых была очень большой, поменьше, чем я тогда подстрелил, но тоже большая. Хорошо, молодец Хэрн, по рыбке я уже успел соскучиться.