Страна чудес без тормозов и Конец света

Я снимаю перчатки, подхожу к печке и грею окоченевшие пальцы. Страж укладывает мелко наколотые дрова в поленницу и вешает топорик на стену. Затем подходит и тоже греет руки над печкой.

– Похоже, скоро снова придется сжигать зверей одному, – говорит он. – Твоя тень мне, конечно, неплохо помогала. Ну да что поделаешь. Такова уж моя работа.

– Ей уже так плохо?

– Да не сказал бы, что хорошо, – качает он головой. – Уж три дня не встает. Я, конечно, смотрю за ней. Но против Судьбы не попрешь. Что ни говори, есть вещи, над которыми человек не властен…

– Я могу с нею поговорить?

– Конечно. Поговори. Но только полчаса и не больше. Через полчаса я пойду жечь зверей.

Я киваю.

Он снимает со стены связку ключей, выходит во дворик и отпирает железные ворота на Площадь Теней. Затем, обогнав меня, подходит к сарайчику, открывает дверь и пропускает меня внутрь. Внутри – пусто, никакой мебели, холодный пол выложен голыми кирпичами. Из оконных щелей сквозит нечеловечески. Словно сарайчик строили изо льда.

– Я тут ни при чем, – говорит Страж, следя за моим блуждающим взглядом. – Не думай, что я держу ее здесь, потому что мне это нравится. Тени должны умирать здесь. Так положено. А я просто выполняю правила. Твоей еще повезло. Иногда приходится содержать по три тени сразу…

Я не хочу затягивать разговор и просто киваю. Я уже вижу, что не должен был оставлять ее здесь одну.

– Твоя тень там, внизу, – говорит он. – Спускайся, там немного теплее. Хоть и запах похуже.

Страж проходит в дальний угол сарайчика и поднимает разбухшую от сырости крышку погреба. Вниз ведет грубая стремянка. Страж спускается первым и машет мне рукой. Я отряхиваю снег с пальто и лезу следом.

Резкий запах нечистот ударяет мне в нос. Окон здесь нет, воздух никак не проветривается. Весь погреб – не больше обычной кладовки, и одну треть занимают нары, на которых лежит моя вконец исхудавшая тень. При моем появлении она поднимает голову. Под нарами я замечаю глиняный ночной горшок, а в углу – покосившийся столик с тускло горящей свечой. Больше ничто здесь не светит и уж явно не греет. Под ногами – сырая земля. Адский холод забирается под одежду и пронизывает до костей. Моя тень, закутавшись по уши в одеяло, глядит на меня недвижными, безжизненными глазами. Похоже, старик был прав – долго она не протянет.

– Ну, я пойду, – говорит Страж, брезгливо морщась от вони. – А вы тут болтайте о чем хотите. Все равно она уже слишком дохлая, чтобы к тебе прицепиться…

Когда он уходит, тень подзывает меня рукой, приглашая подсесть к изголовью.

– Извини, – шепчет она. – Ты мог бы подняться и проверить, не подслушивает ли Страж?

Я киваю, поднимаюсь по стремянке, открываю крышку и убеждаюсь, что в сарайчике пусто.

– Никого, – говорю я.

– Нам нужно поговорить! – сразу оживляется тень. – На самом деле, я гораздо здоровее, чем выгляжу. Конечно, со здоровьем неважно. Но тошнить не тошнит, и хожу нормально. Просто для Стража ломаю комедию.

– Зачем? Убежать?

– Конечно, зачем же еще? Дурака повалять? Зато мне удалось выиграть время. Мы должны смыться в ближайшие три дня. А не то я здесь концы отдам от холода. Кости уже как каменные. Что там наверху за погода?

– Снег, – отвечаю я, засовывая руки поглубже в карманы. – Ночью мороз ожидают. Холод собачий.

– Когда идет снег, умирает много зверей, – говорит тень. – У Стража работы прибавляется. Бежать надо, когда он занят. Пока он будет жечь зверей в Яблоневом Лесу, снимешь у него со стены ключи и отопрешь сарай.

– А Ворота?

– Через Ворота нельзя. Страж их запирает. Да и видно все как на ладони. Если он сразу догадается – пиши пропало. Через Стену тоже не перебраться. Я ж тебе не птица…

– Но как тогда бежать?

– Положись на меня. У меня план – не придерешься. Я теперь много знаю об этом городе. И карта твоя помогла, и Страж рассказывал. Он уже не верит, что я сбегу, поэтому охотно все выбалтывает. Да и ты молодец – усыпил его бдительность. Времени мы, конечно, много ухлопали, но пока все идет по плану. Страж не ошибся – сил у меня пока слишком мало, чтобы с тобой соединиться. Но на воле я приду в себя, и мы опять будем вместе. А тогда и я не умру, и ты сможешь вернуться к тому себе, каким был прежде.

Я ничего не говорю – только молча смотрю на тусклое пламя свечи.

– Что с тобой? – спрашивает моя тень.

– А каким я был прежде?

– Эй, перестань! Ты же, надеюсь, не сомневаешься?

– Увы, – говорю я. – Сомневаюсь. Еще как. Во-первых, я не помню, каким я был прежде. Стоит ли внешний мир того, чтобы туда возвращаться? И тот ли это «я», к которому стоит вернуться?

Тень хочет что-то сказать, но я, подняв руку, останавливаю:

– Погоди. Выслушай до конца. Я не помню, каким был когда-то. Но теперь я привязываюсь к этому Городу. Мне нравится девушка из Библиотеки, да и Полковник – хороший человек. Я люблю смотреть на зверей. Зима здесь, конечно, жестокая, но в любое другое время очень красиво. Здесь никто никого не обижает и ни с кем не спорит. Жизнь очень скромная, но всего хватает. И все равны. Никто ни на что не жалуется, у других ничего не отнимает. Трудиться приходится много, но работают все охотно. Работа ради работы. Не хочешь – не делай. Ни зависти, ни печалей, ни страданий…

– Ни денег, ни собственности, ни чинов, – продолжает за меня тень. – Ни судов, ни больниц. Ни старости, ни страха смерти. Так?

Я киваю.

– Ну, и что ты скажешь? Зачем покидать такой город?

– Еще бы, – говорит моя тень и, достав из-под одеяла руку, потирает высохшее лицо. – Я понимаю, о чем ты. Мир, о котором ты говоришь, – идеальная Утопия. Разумеется, я не против такого мира. Поступай как знаешь. Если что, я и здесь тихонько помру… Однако ты упускаешь кое-что важное.


На этих словах тень заходится кашлем. Я терпеливо жду.

– Помнишь мои слова о том, что это Город-урод? – продолжает она. – Что в нем все неправильное, ненастоящее – и в этом он совершенен? Так вот. Ты сейчас говоришь о совершенстве. А я тебе расскажу об уродстве и фальши. Слушай меня хорошенько. Во-первых – и это жизненно важно – на свете не бывает полного совершенства. Как не бывает и вечного двигателя. Ты ведь знаешь, что энтропия постоянно возрастает. Куда же, по-твоему, Город сбрасывает лишний хаос? Конечно, ты прав: все в этом Городе – ну, может, за исключением Стража, – живут без споров, обид и страстей. Им всего хватает, они живут очень мирной, размеренной жизнью, в которой ничего не происходит. А почему? Не потому ли, что в них самих чего-то не хватает?

– Да, – вроде бы соглашаюсь я. – Я понимаю, о чем ты…

– Но именно поэтому Город и совершенен. Потому что они отказались от собственной сути. Именно с потерей себя их жизнь растянулась до бесконечности. Никто не стареет и не умирает. Хочешь жить вечно? Ничего нет проще. Оторвись от своей тени, как от пуповины, и подожди, пока в ней иссякнет жизнь. Нет тени – нет и проблемы. А разгонять пену Города и правда можно без конца.

– Разгонять пену?

– Ну, к этому мы еще вернемся… Главная проблема – что в тебе настоящее, а что нет. Ты говоришь, в этом городе нет ни споров, ни обид, ни страстей? Замечательно! Дай мне бог здоровья – и я зааплодирую вот этими руками. Но подумай сам: если нет споров, обид и страстей – значит, нет и обратного. Радости, блаженства, любви. Ведь именно потому, что существуют отчаяние, разочарование и печаль, на свет появляется Радость. Куда ни пойди, нигде не встретишь восторга без отчаяния. Вот это и есть Настоящее… А еще есть Любовь. Что у тебя с девчонкой из Библиотеки? Возможно, ты ее действительно любишь, но это чувство ни к чему не приводит. Потому что она своего Настоящего лишена. Человек, который забыл, кто он на самом деле, – не человек, а ходячий мираж. Какой смысл приручать такого человека? И ради чего жить такой жизнью до бесконечности? Ведь если я умру – ты станешь одним из них и уже никогда не выйдешь из своего Города…

Молчание, тяжелое и холодное, затапливает погреб. Тень снова заходится кашлем.

– Но я же не могу ее здесь оставить, – говорю я. – Какой бы она ни была – я люблю ее, и она мне нужна. Сердце не обманешь. Если я убегу сейчас с тобой, потом пожалею. А убежав однажды из Города, уже никогда в него не вернусь.

– Черт бы тебя побрал! – говорит моя тень, садясь на нарах и прислоняясь затылком к стене. – Тебя не переспоришь. Сколько мы с тобой уже знакомы, а ты все такой же упрямый. Чего ты хочешь? Чтобы мы убежали втроем – ты, я и она? Но это невозможно! Люди без тени за пределами Города жить не могут.

– Это я и сам понимаю, – киваю я. – Но может, тебе стоит бежать без меня? А я бы тебе помог…

– Да нет же, ты не понимаешь! Если я убегу и оставлю тебя одного, твоя жизнь превратиться в кошмар. Это мне рассказывал Страж. Все тени умирают здесь. Даже те, кого изгнали из Города, возвращаются сюда умирать. Иначе они не смогут умереть до конца, и от них останется нежить. Их хозяева скитаются в вечности с полумертвыми остатками своего «я». Для того и существует Лес. Там живут люди, которые не смогли до конца убить свои тени. Иначе говоря, если я убегу в одиночку – тебя изгонят в Лес, и ты навсегда заблудишься там, запутавшись в собственной нежити. Ты же слышал про Лес?

– Да уж, – говорю я.

– Но даже в Лес забрать ее с собой не получится. Эта девушка совершенна, потому что не помнит, кто она. А совершенные люди живут в Городе. В Лесу они жить не могут, и ты все равно остаешься один. Тебе остается только бежать со мной.

– А куда исчезает забытое «я»?

– Тоже мне, Читатель Снов, – устало вздыхает тень. – Кому ж это знать, как не тебе?

– Но я правда не понимаю.

– Ладно, объясню… Звери выносят его за Стену. Они вдыхают в себя человеческую память и выбрасывают ее во внешний мир. Точно грязь или пену, скопившиеся в Городе за ночь. А с приходом зимы умирают. Но убивает зверей не зимняя стужа и не голод. Они умирают от тяжести человеческих страстей, которыми их нагружает Город. Весной рождаются новые звери. Столько же, сколько умерло. Детеныши подрастают, точно так же впитывают в себя людское «я», а потом умирают. Это – плата за совершенство. Ты хочешь совершенства такой ценой? За счет слабых и беззащитных, что покорно влачат свою ношу?

Я ничего не отвечаю – лишь молча разглядываю носки своих ботинок.

– Когда звери умирают, Страж отрубает им головы, – продолжает моя тень. – Поскольку именно в черепах у зверей остается людское «я». Очистив черепа от плоти, он хоронит их на полгода. А когда они успокаиваются, извлекает из-под земли и передает в Библиотеку. И Читатель Снов выпускает на волю их содержимое. Читатель Снов – то есть ты – должен быть в Городе новичком, у которого еще не умерла тень. Забытые человеческие «я», которые он прочитал, вылетают наружу и растворяются в атмосфере. Вот что такое «старые сны». Иначе говоря, ты играешь роль Заземления. Понимаешь?

– Понимаю, – говорю я.

– Когда тень Читателя Снов умирает, он оставляет эту работу и превращается в обычного горожанина. Так Город подпитывает свое совершенство до бесконечности. Наслаивая одно уродство на другое – и слизывая пену, всплывающую на поверхность. И это ты считаешь правильным? Посмотри на все с этой стороны. Со стороны зверей, теней и обитателей Леса.

Очень долго – так долго, что начинают болеть глаза, – я разглядываю пламя свечи, не произнося ни слова. И смахиваю слезу, вдруг набухшую в уголке глаза.

– Жди меня завтра в три, – говорю я своей тени. – Я согласен. Это место не для меня.





33

Страна Чудес без тормозов

Стирка в дождь. Машина в аренду. Боб Дилан




В дождливое воскресенье все четыре сушилки в прачечной были заняты. На дверцах машин висели разноцветные пластиковые пакеты. В тесном зале я увидел трех женщин: домохозяйку лет под сорок и двух студенток из общежития неподалеку. Домохозяйка сидела на складном стульчике, уставясь в окошко машины и наблюдая, точно по телевизору, как крутятся ее вещи. Студентки, пристроившись рядом, разглядывали журнал мод. Когда я вошел, все трое посмотрели на меня и снова уткнулись кто в стирку, кто в журнал.

Я уселся на стул, положил на колени пакет с рекламой «Люфтганзы» и принялся ждать. У студенток никаких пакетов не было, из чего я понял, что их белье уже сушится. Значит, как только одна из машин освободится, наступит моя очередь. Много времени это не займет, подумал я с облегчением. Если бы пришлось просидеть тут целый час, глядя на крутящееся белье, точно бы крыша поехала. У меня оставалось меньше суток.

Сидя на стуле, я уставился в одну точку перед собой и полностью расслабился. В прачечной стоял характерный запах разогретой сушилки и стирального порошка. Студентки обсуждали фасоны свитеров. Ни одну из них я не назвал бы красавицей. Симпатичные девушки не читают журналов в прачечных-автоматах в воскресный день.

Машины не останавливались. В прачечных-автоматах существуют свои неписаные законы. Один такой: «Если на автомат смотреть, он не остановится никогда». Снаружи видно, что вещи давно высохли, а барабан все вращается, точно его заело.

Я прождал пятнадцать минут, но барабан продолжал крутиться. Вошла молодая женщина с большим пакетом в руках, загрузила в стиральную машину кучу пеленок, засыпала стирального порошка и опустила в щель монету.

Очень хотелось заснуть, но нельзя: не хватало еще, чтобы кто-то пришел и загрузил в сушилку вещи без очереди. Я пожалел, что не захватил с собой какой-нибудь журнал. За чтением бы не заснул, да и время скоротал бы. Однако стоит ли в моей ситуации коротать время, я и сам не понимал. Может, его стоит, наоборот, потянуть? Но что толку тянуть время в прачечной-автомате? И его изведешь, и сам изведешься.

От мысли о времени заболела голова. Все-таки Время – ужасно отвлеченная категория. Пробуешь выразить ею какие-то материальные объекты – и сразу непонятно, чему они больше принадлежат: времени или все же материальному миру.

Я решил больше не думать о Времени и прикинул, чем займусь, когда выйду из прачечной. Первым делом, нужно купить одежду. Приличную. Времени на подгонку у портного не оставалось, и я, скрепя сердце, отказался от синего твидового костюма. Жаль, но ничего не поделаешь. Брюки, худо ли бедно, сгодятся и те, что на мне. Остается купить хороший спортивный пиджак, сорочку, галстук. И плащ до самых пят. В таком виде не стыдно даже в самый шикарный ресторан. На одежду уйдет часа полтора. Покончу с магазинами к трем – и до встречи с библиотекаршей останется еще три часа.