Смертная чаша весов

— Виделись ли вы с истицей после того, как она покинула ваш дом?

— Нет, сэр, не виделся. Похороны принца состоялись в Уэллборо, а заупокойную молитву отслужили в Венеции, там, где принц и принцесса проживали долгое время. Однако я не смог на ней присутствовать.

— А видели ли вы после этого ответчицу? — Голос Эшли был мягок, словно он справлялся о светских новостях.

— Да, сэр, видел, и не раз, — ответил лорд, и его голос задрожал от негодования.

Публика на галерке насторожилась.

— Вы можете рассказать, что произошло при вашей первой встрече, лорд Уэллборо? — быстро спросил Харвестер. — Пожалуйста, опишите эту встречу в мельчайших подробностях и так, чтобы господа присяжные, которые, естественно, на ней не присутствовали, все же представили ее себе, но при этом не отвлеклись от главного.

— Разумеется, — согласился лорд и повернулся к присяжным.

С лица судьи не сходило выражение умеренного интереса.

— Было это на ужине у леди Истон, — начал свидетель, обращаясь к присяжным. — За столом присутствовали человек двадцать гостей. Ужин давался по весьма приятному поводу, и все были оживлены, пока кто-то — я не помню, кто именно — не заговорил о смерти принца Фридриха, со дня которой минуло полгода. Всем нам стало немного грустно. Это несчастье, которое нелегко забыть. Кто-то сказал о большом чувстве утраты, а кто-то упомянул об овдовевшей принцессе и ее неутешном горе. Многих тревожило состояние принцессы, потеря которой невосполнима, ибо все знали, как они с принцем Фридрихом любили друг друга. Высказывалось и беспокойство о ее материальном благополучии, ведь она осталась совсем одна…

Среди присяжных кто-то понимающе кивал, а кто-то поджал губы. На галерке опять послышался шум — видимо, слова свидетеля вызвали сочувствие.

Харвестер взглянул на неподвижное лицо Гизелы. Она сняла черные перчатки, и ее маленькие крепкие, слегка угловатые руки лежали на столе. От того, что на них не было никаких украшений, кроме золотого обручального кольца на левой руке и траурного темного перстня на правой, они казались странно голыми.

— Продолжайте, — тихо сказал Эшли.

— Среди гостей была также графиня Зора фон Рюстов, — стал рассказывать дальше Уэллборо. В голосе лорда звучало презрение, а выражение его глаз и поджатые губы выдавали тревогу.

Рэтбоун, вспомнив о последней поездке Монка в Уэллборо-холл, подумал, что сыщику все же удалось добиться расположения хозяина поместья, хотя пользы от этого пока было мало.

Харвестер ждал.

В зале суда стояла тишина — слышалось лишь дыхание замершей в ожидании публики. У одной из дам от неловкого движения слишком громко скрипнули пластины корсета.

— Графиня фон Рюстов высказала предположение, что о принцессе Гизеле, бесспорно, позаботятся, а боль утраты со временем пройдет, — добавил лорд. Суровые складки у его рта стали еще жестче. — Я счел это высказывание бестактным, и меня, кажется, поддержал еще кто-то из гостей. На это графиня заявила, что, поскольку Гизела убила Фридриха, ее высказывание в адрес принцессы следует считать чрезмерно мягким.

Испуганные возгласы, замечания и шум, снова возникший в зале, помешали свидетелю продолжать показания.

Судья не вмешивался и ждал, когда волнение уляжется само собой.

Рэтбоун почувствовал, как напряглись, словно в судороге, его мускулы. Все принимало дурной оборот, как он и опасался. Адвокат искоса поглядывал на волевой профиль графини, ее длинный нос, широко поставленные глаза и чувственный рот. Она безумна, решил Рэтбоун, в этом нет сомнения! Это был единственный верный ответ. Но поможет ли безумие добиться смягчения наказания за клевету? Конечно же, нет — это не уголовное дело, а гражданское.

Ранее Оливер избегал смотреть на Харвестера, но теперь все же не удержался. Ему показалось, что он увидел на лице своего оппонента нечто, похожее на печальную усмешку. Или это были жалость к противнику и сознание собственной неуязвимости?

— А какова была реакция за столом, лорд Уэллборо? — спросил Эшли свидетеля, когда шум утих.

— Ужас, разумеется, — ответил тот. — Кое-кто, однако, счел это неудачной шуткой и даже рассмеялся. А в целом все были настолько ошарашены, что просто не знали, как к этому отнестись.

— Разве графиня фон Рюстов не попыталась объяснить свое высказывание? — Харвестер вопросительно поднял брови. — Не пробовала ли она как-то смягчить впечатление, объяснив причину, почему сказала такую ужасную вещь?

— Нет, не пробовала.

— Даже хозяйке дома, леди Истон?

— Нет. Бедняжка леди Истон была просто убита. Она не знала, что сказать и как выйти из неловкого положения. Все чувствовали себя ужасно неловко.

— Представляю, — понимающе согласился адвокат Гизелы. — Вы абсолютно уверены, что графиня не собиралась извиниться?

— Более того, — сердито возразил лорд; его руки крепко сжали край свидетельской трибуны, и он подался вперед. — Она снова повторила их!

— И вы это слышали, лорд Уэллборо?

— Конечно, слышал! — совсем рассердился свидетель. — Я не стал бы повторять в суде то, в чем сам не уверен!

Харвестер остался невозмутим.

— Вы слышали, как она повторила это еще раз на ужине, или же это было при других обстоятельствах?

— И то и другое, — выпрямился Уэллборо. — В тот же вечер, когда сэр Джеральд Брезертон стал возражать ей, заявив, что она не могла сказать это серьезно и что все это неправда, графиня фон Рюстов еще раз подтвердила свои слова…

— И как же отнеслись к этому присутствующие? — прервал его Эшли. — Возможно, кто-то стал спорить с нею, или все посчитали это за дурную шутку, неумение вести себя, возможный нервный срыв или же следствие выпитого вина?

— Кое-кто попытался объяснить это таким образом, — согласился лорд, — но неделю спустя, в театре, она вновь повторила свои слова. Давали драму… не помню ее названия. И графиня в разговоре снова повторила, что Гизела убила принца Фридриха. Это была ужасная сцена. Многие сделали вид, что не слышали ее высказываний, или постарались превратить все в шутку, хотя неудачную. Однако было совершенно ясно, что она сказала то, что хотела, и знала, что делает.

— У вас не создалось впечатления, лорд Уэллборо, что кто-то мог поверить в это? — тихо и мягко спросил адвокат, хотя его слова звучали четко и со значением. Он повернулся и посмотрел на присяжных. — Пожалуйста, — снова обратился он к свидетелю, — подумайте, прежде чем ответить.


— Да, я подумаю, сэр. — Уэллборо отвел взгляд. — Я слышал, как несколько человек сочли это самой злостной выдумкой, которую когда-либо слышали, — они не сомневались, что здесь нет и грана правды.

— Правильно! Правильно! — донеслось с галерки. Послышались аплодисменты.

Судья сердито посмотрел на верхние ряды зрителей, но не вмешался.

Рэтбоун сцепил зубы. Сейчас он мечтал только о сильном и проницательном судье. Неужели он настолько глуп, что еще на что-то надеется? Слова лорда-канцлера звучали в его ушах. К чему он призывал Оливера? К разумной осторожности или к полной сдаче позиций?

Сидевшая рядом Зора поражала его своим полным равнодушием. Возможно, она до сих пор не осознает своего положения…

— Ни один человек, знавший принцессу Гизелу, разумеется, не способен поверить этому, — продолжал отвечать на вопросы лорд Уэллборо. — И очень немногие, если такие нашлись, способны. Однако люди повторяют эту ложь, а ничего не знавшие расспрашивают о ней. Находятся слуги, которые распространяют сплетни, причиняя этим массу неприятностей.

— Кому? — так же тихо спросил Харвестер.

— Многим, и особенно принцессе Гизеле, — медленно сказал свидетель.

— Вы лично встречали кого-либо, в чьих глазах репутация принцессы пострадала? — продолжал дотошно расспрашивать его Эшли.

Лорд переступил с ноги на ногу.

— Да, встречал. Я несколько раз слышал оскорбительные замечания в ее адрес, а когда принцесса пожелала вернуться на короткое время в Англию, ей не удалось набрать штат прислуги для своего небольшого дома.

— Как неприятно, — посочувствовал Харвестер. — Вы уверены, что причиной этого является обвинение, выдвинутое графиней фон Рюстов?

— Я уверен в этом, — холодно ответил Уэллборо. — Мой дворецкий попытался найти прислугу, чтобы принцесса спокойно провела в Англии несколько летних месяцев, когда в Венеции особенно жарко. Она собиралась вести уединенный образ жизни, не выезжая в свет, что вполне законно в ее положении вдовствующей принцессы. Но этот ужасный скандал помешал ее планам. Нам так и не удалось нанять для нее слуг. Слухи быстро разносятся благодаря невежеству людей.

Галерка снова выразила принцессе свою симпатию.

— Это крайне неприятно, — повторил Харвестер, качая головой. — Итак, принцесса не смогла приехать в Англию?

— Нет, она приехала, но была вынуждена остановиться у друзей, где ей не могли обеспечить ни покоя, ни уединения, которых она искала, будучи в трауре.

— Благодарю вас, лорд Уэллборо. Если вы не возражаете, вам задаст вопросы мой друг, адвокат защиты.

Рэтбоун поднялся. Ему показалось, что воздух в зале заряжен электричеством и он слышит треск разрядов. Сэр Оливер лихорадочно копался в своих мыслях, пытаясь найти те вопросы, которые должен был задать свидетелю, но все, что приходило ему на ум, могло сделать его положение еще хуже.

Судья вопросительно смотрел на него.

— У меня нет вопросов, ваша честь, — сказал наконец адвокат Зоры, чувствуя, как у него пересохло в горле, и снова сел.

Лорд Уэллборо покинул свидетельское место и четким шагом вышел из зала.

Харвестер вызвал его супругу. Она заняла место свидетеля, явно нервничая. На ней было что-то коричневое и черное, потому что бедная женщина так и не смогла решить, следует ли ей свидетельствовать в полном трауре или лучше не стоит. Говорить будут о смерти — но в то же время опровергать версию убийства…

— Леди Уэллборо, — таким же мягким и вежливым тоном начал допрос Харвестер. — У меня к вам совсем немного вопросов, и все они касаются того, что сказала графиня фон Рюстов, и того, какое впечатление это произвело.

— Я понимаю, — ответила леди Эмма слабым голосом. Она стояла, сложив перед собою руки. Ее глаза сначала нашли Гизелу, а затем Зору; в сторону присяжных женщина даже не взглянула.

— Очень хорошо. Могу я попросить вас вспомнить тот вечер, когда вы и лорд Уэллборо ужинали у леди Истон в ее доме в Лондоне? Вы помните это событие?

— Да, разумеется.

— Вы слышали, что сказала графиня фон Рюстов о принцессе Гизеле и о смерти ее мужа принца Фридриха?

— Да. Она сказала, что принцесса убила его.

Рэтбоун невольно взглянул туда, где сидела принцесса, пытаясь что-либо прочесть на ее лице, но у него ничего не вышло. Гизела казалась неподвижной, словно не понимала, о чем говорят вокруг нее, или же ей было все равно. Все, что когда-то волновало ее и имело смысл, навсегда осталось в прошлом, умерло вместе с человеком, которого она любила, а происходящее здесь, в зале суда, едва ли доходило до ее сознания. Для нее это было фарсом, а не реальностью.

— Графиня сказала это однажды или несколько раз? — Голос Харвестера вернул его оппонента к действительности.

— Она повторила это по меньшей мере трижды, насколько я знаю, — ответила леди Уэллборо. — В Лондоне я слышала об этом почти везде, где бывала, поэтому один Господь знает, сколько раз графиня это говорила.

— Вы хотите сказать, что ее слова стали предметом обсуждения и сплетен? — быстро спросил Эшли.

Свидетельница посмотрела на него округлившимися от удивления глазами.

— Конечно! Разве можно, услышав такое, остаться равнодушным?

— Итак, люди повторяли эти слухи, независимо от того, верили они в них или нет?

— Да… да. Я не думаю, что в них верили! Я хочу сказать… конечно, не верили. — Леди покраснела. — Это такой абсурд!

— И всё же повторяли их? — настаивал Харвестер.

— Да…