Сломанные девочки

– Узнаю свою девочку, – сказал он и повесил трубку.

Деревья раскачивались на ветру, и голые ветви, свисавшие почти до машины, колыхались, как опахало над троном султана. Фиона поежилась и поплотнее запахнула куртку. Ей не хотелось двигаться. Недавно она так же сидела ночью в припаркованной на обочине машине – просто сидела, смотрела в пустоту и думала. Люди обычно не обращают внимания на обочину, на нее же эта часть дороги действовала успокаивающе. В детстве во время поездок на машине она любила смотреть в окно и размышлять о местах, которые они проезжали. А что, если бы они остановились здесь? Или здесь? Просто добраться до места назначения было недостаточно.

Она увидела, как на ветку дерева на другой стороне дороги уселся ворон. Черные перья на его крупном теле блестели, как будто натертые маслом, а клюв был повернут в ее сторону. Вскоре в нему присоединился еще один ворон, и обе птицы начали осторожно двигаться вдоль ветки, переступая лапами с выверенной точностью, то распрямляя, то снова сгибая когтистые пальцы. Вороны смотрели на Фиону своими маленькими черными глазами, пустыми и одновременно мудрыми, будто им все было известно о ее жизни. Наконец они нашли удобное место ближе к концу ветки и застыли.

Телефон на коленях у Фионы внезапно запищал и завибрировал, заставив ее подскочить на месте. Номер был местный, но ей незнакомый.

– Алло.

– Ну ладно, – резко сказала Кэти на другом конце провода, не потрудившись даже представиться. Фиона узнала ее голос только потому, что слышала его 20 минут назад. – Пока тетя Сайри уснула, я вам все расскажу. Только обещайте, что у нее не будет неприятностей.

Сердце у Фионы быстро забилось, и она почувствовала покалывание на шее.

– В каком смысле неприятностей?

– Она сделала это из лучших побуждений, – сказала Кэти. – У тети Сайри доброе сердце. Она не хотела ничего плохого и с тех пор ужасно переживает. Вот почему она вам ничего не сказала. Но она уже совсем старая, и мы собираемся перевезти ее ко мне и продать дом. Так что какая разница, расскажет она вам или кому-то другому.

– Кэти, – Фиона сидела в водительском кресле с очень прямой спиной, во рту у нее пересохло. – О чем вы говорите?

– О документах из школы. Она их забрала в свой последний день. Их собирались уничтожить, а это документы за 60 лет. Их негде было хранить, и они никому не были нужны. Когда Кристоферы купили участок, они думали просто выбросить документы на помойку. Тетя Сайри вызвалась их отвезти, но вместо этого забрала домой.

– Домой?

– Они в сарае у нас в саду, – сказала Кэти. – Все, что есть. Хранятся там с 1979 года. Когда мы продадим дом, от них придется избавиться. Дайте мне пару дней, чтобы уговорить тетю Сайри, а потом приезжайте и забирайте всё. Как по мне, они все равно ничего не стоят.





Глава 11





Кейти


Бэрроне, Вермонт

Октябрь 1950 г.

Кейти никогда раньше не отправляли в карцер, даже в тот раз, когда она подралась с Шарлоттой Кэнкл. Драку прибежала разнимать Салли д’Аллесандро, бывшая комендантша третьего этажа общежития, на место которой назначили вечно сующую повсюду нос Сьюзан Брейди. Для комендантши Салли была поразительно спокойной и никогда никого не наказывала, только лениво выговаривала стоящим перед ней девочкам, жестикулируя своими костлявыми руками:

– Ну ладно, прекратите.

Пока Кейти шла за миссис Пибоди через внутренний двор, ее руки нервно дрожали от страха. Что это только что произошло?! Ведь все было взаправду: открывшаяся дверь, голос? Она не разобрала слов, но точно что-то слышала. Голос был высокий и тоскливый. Другие девочки выглядели жутко напуганными, как и она сама. Кейти смотрела в спину миссис Пибоди, на блестящую ткань платья, и ждала знака, сигнала, какой угодно реакции от взрослого. Но походка миссис Пибоди выдавала лишь злость, а шорох ее подола казался в тишине очень громким.

Миссис Пибоди привела ее в комнату на первом этаже в конце учительского корпуса и указала на стопку учебников по латыни, рядом с которой лежала чистая бумага и ручка.

– Упражнения на спряжение глаголов, – отрывисто сказала она. – Будешь делать их, пока наказание не закончится. Я все проверю.

Кейти уставилась на стопку книг.

– Из какого именно учебника? – спросила она.

– Из всех, – ответила миссис Пибоди. – В следующий раз дважды подумай, прежде чем дерзить мне и устраивать розыгрыши.

– Но я тут ни при чем! – запротестовала Кейти. Как это вообще возможно? Как она могла открыть дверь, если сидела за партой?

Внезапно ее озарило – миссис Пибоди и так это знала. А ее строгость была лишь уловкой, чтобы не выдать себя.

– Это была Мэри, – сказала Кейти, с удовлетворением отмечая, как от этих слов миссис Пибоди меняется в лице от ужаса. – Это была Мэри…

Миссис Пибоди подалась вперед и схватила Кейти за руку так быстро и больно, что та закричала.

– Я не собираюсь выслушивать эту чушь! – прошипела учительница.

Ее лицо было так близко, что Кейти чувствовала сладкий мятный запах у нее изо рта. В глазах у миссис Пибоди застыл страх. Она встряхнула Кейти, и ее пальцы впились в руку девочки.

– Спряжение глаголов. В течение часа.

Затем она отпустила Кейти и вышла, заперев за собой дверь.


– Это был не розыгрыш! – изо всех закричала Кейти через закрытую дверь. – Это Мэри!

Ответа она не услышала.

Идиотка, вот идиотка. Кейти все еще трясло. Нужно взять себя в руки. Она осмотрелась вокруг: грязная доска на стене, мрачное окно, выходящее на лес, стопка старых, большей частью сгнивших газет, единственная парта с книгами, бумагой, ручкой и стул. Кейти подергала дверь, но та была заперта. Затем она попробовала открыть окно, но из этого тоже ничего не вышло, только дождь из чешуек старой краски посыпался ей на голову. Кейти старательно изучила все надписи, которые наказанные девочки за много лет успели вырезать на парте. Результаты ее разочаровали – она не узнала ничьих инициалов, и ни одна надпись не оказалась полезной. Просмотрев бумагу, она тоже не нашла никаких сообщений.

Наконец, взгляд Кейти упал на стопку учебников. Эти книги лежали в комнате бог знает сколько.

Учителя такие глупые.

Она уселась на жесткий стул со спинкой из перекладин и открыла верхнюю книгу из стопки. Ответы на упражнения по спряжению глаголов были написаны на полях. Что ж, с заданием она справится. Но в книге было и множество других записей за много лет, включая даже целый рассказ о единороге, нацарапанный карандашом на страницах для записей и снабженный иллюстрациями. Начало рассказа казалось невинным, но постепенно он становился все более и более пошлым, а финальная иллюстрация получилась настолько непотребной, что Кейти расхохоталась. Авторша рассказа не оставила подписи, но Кейти подумала, что она ей нравится. На полях имелись и другие ремарки; одни – абсолютно безграмотные, другие – попросту грубые, но какие-то, возможно, полезные.

«Миссис Пэттон делает вид, что у нее есть муж, но это не так». Интересно. Миссис Пэттон была директрисой Айдлуайлда. О ней много говорили, но мало кто видел. Кейти решила запомнить эту информацию.

«Мэри Хэнд ходит по ночам по Олд-Бэрронс-Роуд и сосет кровь». Скорее всего, это вранье и в любом случае не очень интересно.

«В саду похоронен ребенок».

Эту историю Кейти уже слышала раньше. Это была одна из легенд Айдлуайлда, и Кейти понятия не имела, правда это или нет. Все девочки в школе ненавидели сад, хотя были вынуждены посещать его раз в неделю во время уроков садоводства. Отвращение к саду не имело оснований, хотя, возможно, причина заключалась в липкой земле и постоянном холоде из-за тени двух соседних зданий. Сад никогда не просыхал полностью, в нем постоянно пахло подгнившими овощами и чем-то еще более противным. То и дело кто-нибудь в школе вспоминал историю о похороненном ребенке, возможно, чтобы напугать новеньких.

Кейти заметила движение на стене и подняла глаза. Сверху спускался паук с плотным черным телом и изящными лапками. Кейти следила за ним какое-то время будто прикованная. В Айдлуайлде водилось много пауков, равно как и крыс, жуков и летучих мышей, живущих под крышей в спортивной раздевалке. Но пауки были хуже всего. Если сейчас прихлопнуть его ботинком, ей придется смотреть на пятно на стене, пока ее наказание не закончится. Кейти неохотно вернулась к книгам.

В следующей книге она снова нашла полезные советы: «Если позвать Мэри Хэнд на закате перед новолунием, она восстанет из могилы».

Под этой надписью была еще одна, выведенная жирной черной ручкой другим почерком: «Я пробовала, это неправда».

Диалог продолжила третья девочка, чья запись шла по низу страницы: «Она настоящая. Она умерла в 1907 году от выкидыша. Это есть в документах».

Спор разгорался: «Айдлуайлд открыли только в 1919 году, тупица».

На это предыдущая девочка ответила: «Здание тогда уже построили, можешь проверить. Ее ребенок похоронен в саду».

Снова этот младенец в саду. Кейти взглянула на паука, который добрался уже до середины стены, спеша куда-то по своим паучьим делам. Еще один паук тихо сидел в дальнем углу комнаты у потолка. Паутины Кейти не видела. «Возможно, стоит их все-таки убить», – подумала она. Ей казалось, будто на нее кто-то смотрит, и она заставила себя опустить глаза в книгу и потянулась перевернуть страницу.

– Не шевелись, – прозвучал голос у нее в ухе, и черный холодный паук вылез из-под парты и пополз по тыльной стороне ее ладони.

Кейти завизжала, вскочила, опрокидывая стул, и отпрянула назад, яростно тряся рукой. Паук упал на пол, но она все еще чувствовала прикосновение его крошечных ножек к коже, легкое, как касание пера. Сердце у Кейти билось так сильно, что у нее помутнело в глазах. Она слышала глубокие резкие вдохи и выдохи и лишь через какое-то время поняла, что это дышала она сама. Она закрыла уши руками.

– Не шевелись, – сказал голос еще раз.

У Кейти застучали зубы. Она попыталась вдохнуть – воздух был полон меловой пыли и еще чего-то кислого. Она прислонилась к стене, сведя плечи, и лишь затем вспомнила о пауке на стене. Обернувшись, она увидела, что он сидит в нескольких футах от ее левого уха, совершенно неподвижно, наблюдая за ней. Затем он начал медленно, но уверенно двигаться в ее сторону. Второй паук все еще висел в углу комнаты, но его лапки теперь беспомощно шевелились, как будто он не мог сдвинуться с места.

Кейти еще раз попробовала открыть запертую дверь. Ее потная ладонь соскальзывала с дверной ручки. Затем она бросилась к парте, схватила один из учебников и изо всех сил ударила по пауку на стене.

Она не могла заставить себя посмотреть на оставшееся на его месте пятно. Девочка бросила учебник на пол, взяла в руки еще один и, вцепившись в него, вернулась к двери – та почему-то казалась ей самым безопасным местом в комнате. Руки у Кейти тряслись. Она почти прижалась к двери спиной, когда поняла, что по ней могут сползти и другие пауки, и потому осталась стоять в нескольких дюймах от двери, зажав учебник под мышкой. Тишина казалась оглушительной. В комнате все застыло в неподвижности.

– Вот дерьмо, – сказала она в полной тишине.

Это было ужасное слово, худшее из известных ей ругательство. Если бы мать услышала ее сейчас, она бы дала ей пощечину. Кейти почувствовала себя лучше, как будто это слово имело какую-то силу.

– Дерьмо, – повторила она, на сей раз громче. – Дерьмо!

Ответа не последовало. Все еще дрожа всем телом, в сильном возбуждении, она повернулась и заметила краем глаза отвратительное пятно на стене. Было очень тихо. Движение в дальнем углу комнаты прекратилось.

Кейти выдохнула и почувствовала, что на ее щеках стынут слезы. Она не помнила, когда начала плакать. Она посмотрела на учебник, который до сих пор держала в руках, и открыла его. Перед ее глазами предстали написанные карандашом знакомые строки: «Мэри Хэнд давно умерла и из могилы к тебе пришла. Будет плакать она и просить – не вздумай ее впустить!»

Кейти смотрела на эти слова, и голова ее раскалывалась от боли, а глаза горели. Всего два слова: «Не шевелись». Ей снова захотелось разреветься.

Когда она познакомилась с Томасом, ей было 13 лет, а ему 16. У него были тяжелые широкие плечи и сонные глаза, и от него странно пахло нафталином. Он жил на другом конце их квартала. Томас любил с ней флиртовать, а ей нравилось внимание – все эти погони друг за другом, щекотка, шутливая борьба. Он называл ее глупыми прозвищами, поддразнивал, шутил, а Кейти подыгрывала ему, чувствуя себя особенной. Он выделял ее из других девочек, а ведь ему было 16!

А затем наступил тот июльский день. Воздух был горячим, небо – высоким и раскаленно-синим, и они с Томасом гонялись друг за другом по пустому школьному двору. Он поймал ее на игровой площадке рядом с горкой, до которой в тот день невозможно было дотронуться, такая она была горячая. Она очень хорошо знала эту горку и помнила глупую надпись на ее боку: «Вперед! Это здорово!»

Томас швырнул ее на землю и задрал на ней юбку.

– Не шевелись, – сказал он.

От удара о землю у нее перехватило дыхание, и несколько секунд она видела перед собой только яркие желтые буквы надписи, наползающие друг на друга. Затем она почувствовала пальцы Томаса на своем теле и начала бороться. Она кусалась, царапалась, пинала его ногами, но он ударил ее (ударил!), а когда она попыталась убежать, толкнул ее на колени. Его большие руки схватили ее, в нос бил запах нафталина. «Не шевелись». Это были единственные слова, которые он произнес, стаскивая с нее хлопковые трусики, и повторил снова в течение нескольких лихорадочных, горячих минут.

Ей удалось убежать. Ноги у него были большими и длинными, и он бегал быстрее, но скоро сдался, не желая, чтобы соседи видели, как он ее преследует. Кейти помнила, как вбежала в свой дом через парадную дверь и как с площадки второго этажа ее увидела мать – дрожащую, с порванными чулками, без белья, с грязными волосами и разбитыми коленями и с красным пятном на щеке. На секунду мать застыла, в ужасе глядя на Кейти, а затем, быстро спустившись по лестнице, оказалась рядом с ней и схватила ее за руку.

– Господи боже, немедленно приведи себя в порядок, если не хочешь, чтобы отец застал тебя в таком виде.

– Я не…

– Кейти. – Мать больно сжимала ее руку.