Школа выживания

– Все в порядке? – раздался за спиной спокойный голос Оливера.

– Господин Вудс? – удивился парень, узнавая преподавателя, и для чего-то спросил очевидную вещь, ткнув пальцем в сторону мансарды: – Вы здесь живете?

– На первом этаже, – не моргнув глазом, соврал сосед и поставил мне под ноги мужские домашние туфли. – Обуй, а то простудишься.

Ступни утонули в его обуви.

– Я должна ехать за Крис, – заявила я и, нещадно загребая туфлями, направилась к веранде, даже не понимая, насколько противоречу сказанной Оливером лжи.

– Мне поехать с тобой? – предложил он.

– Не хочу вас обидеть, господин преподаватель, но моей подруге сейчас нужен хороший судебный заступник, а не учитель по традициям Абриса, – отказалась я от добровольного сопровождения и промолчала, что Валентин придет в бешенство, если увидит на пороге целую компанию соседей.

Парень следил за нами с открытым ртом.

– Господин Вудс, а разве вы не сказали, что живете на первом этаже? – уточнил он, указав в меня пальцем.

– Ты ослышался, – с ледяной интонацией отрезал Оливер, заставив адепта отказаться от любых расспросов и даже вытянуться в струнку.





* * *


Несмотря на ранний час, застать Тина в особняке Озеровых мне не удалось. Лакей, открывший дверь, объявил, что «молодой господин уже уехал», пришлось прыгать в кеб и нестись в центр города в контору Озеровых. И Валентин заставил меня промаяться в помпезной приемной два часа.

Сидя на краешке велюрового дивана, я не сводила глаз с высоких напольных часов с золотым ободом на циферблате, нервно стучала ногой по дубовому наборному паркету и постоянно ловила сочувственные взгляды секретаря. В отличие от меня, он не понимал, почему лучшая подружка Озерова-младшего попала в немилость.

Наконец, когда я действительно собиралась вломиться в кабинет, тяжелые двустворчатые двери отворились. Валентин вышел, надевая на ходу пиджак. За ним следом выкатились бледные, как призраки, советники. Видать, тоже попали под горячую руку. По утрам дурным настроением молодой хозяин мог помериться с мифической горгульей, и не факт, что последняя оказалась бы злее.

Вскочив с дивана, я изобразила жалобную мину и принялась теребить лямки матерчатой сумки, чтобы Тин уж с ходу оценил степень отчаянья. Однако спектакль не прошел. Он смерил меня ледяным взглядом и стремительной походкой направился вон из приемной. Пришлось припустить следом, точно собачонка. Что-что, а заставлять людей чувствовать себя ничтожествами у него отлично получалось.

– Что за синяк на лбу? На тебя больно смотреть, – бросил он, когда мне удалось его нагнать. – Ты выглядишь так, будто у тебя тяжелое похмелье.

– Угадал.

– Мой ответ: нет, – продолжил он тем же резким тоном, который заставлял скачущих следом советников икать от страха.

– Я еще ничего не сказала!

– Слышал, что сегодня ночью была облава. Арестовали пару десятков игроков. Видимо, дочку молельщика тоже схватили? Это единственная причина, которая могла заставить тебя прийти ни свет ни заря в контору. Так вот, мой ответ: нет! Никакого судебного заступника я не дам. Думаю, что пару лет в исправительном доме вернут ей чувство реальности! – отрезал Тин.

– Валентин, ты же понимаешь, что ее семья не может себе позволить хорошего судебного заступника.

Он резко остановился, советники испуганно столпились и боясь налететь на молодого хозяина. Вперив в меня гневный взгляд, Тин зло прошипел:

– Дочь молельщика…

– У нее есть имя.

– Наплевать! – Он резко втянул воздух через раздувающиеся ноздри, на виске пульсировала жилка. – Она втянула тебя в это дерьмо с Абрисом! Смотри, чем все для тебя закончилось! Что за глупая жажда приключений? Сколько чокнутых должно погибнуть, чтобы вы уже прозрели?

– Если ты не заметил, меня не окружает толпа друзей! Я, знаешь ли, не очень уживчивая. И сегодня моя единственная подруга попросила о помощи.

Он молчал, буравил меня тяжелым взглядом. Пауза затягивалась.

– Ты мне должна артефакт, Лерой! Будь это заводная кукла или очередная бездонная сумка, наплевать. Ты сделаешь его для моей мануфактуры, – наконец процедил он. – Поняла меня?

– Дорожный сундук, – поправила я, припоминая, как бесился Озеров-старший, когда проект дорожного сундука, разработанный для курсовой в прошлом году, уплыл в руки королевской мануфактуры, где производили простые бытовые артефакты.

– Чего?

– Это был дорожный сундук, но неважно. – Я сжала губы, чтобы не расплыться в довольной улыбке. Это была полная и абсолютная победа!

– И чтобы думать забыла о боевой руне! – Валентин не был бы сыном самого богатого дельца Кромвеля, если бы не начал торговаться. – Я не позволю тебе профукать талант из-за глупой паранойи. Если страшно жить одной, переезжай к моим родителям.

– Ладно.

– Переедешь? – изумился он, не веря собственным ушам.

– Подумаю, нужна ли мне руна.


– Сегодня мы идем на тренировку.

– Вот это уже шантаж! – от мысли, чтобы в похмелье летать по спортивному залу, как подбитая ворона, голову заломило пуще прежнего.

– Тогда с тебя ужин в выходные.

– Могу даже сама приготовить. Я покладистая сегодня, правда?

– Сегодня не смей появляться в участке! Езжай на учебу и не высовывай носа из лаборатории, судебный заступник все сделает сам. Тебе ясно? – бросил Тин и, кивнув советникам, направился дальше по коридору, застеленному зеленой ковровой дорожкой.

– Спасибо! – крикнула я ему в спину. Не оборачиваясь, он только раздраженно помахал рукой.

Знакомый экипаж, принадлежащий семье Озеровых, дожидался меня у пешеходной мостовой, как раз напротив главного входа. Когда кучер открыл дверь и я забралась в салон, обнаружила знакомого судебного заступника, уже просматривающего какие-то бумаги. Конечно, Валентин знал подругу детства как облупленную и даже не сомневался, что первым делом я брошусь в участок.

– Добрый день, госпожа Уварова, – улыбнулся поверенный одними губами, на секунду оторвавшись от работы. – Хорошо выглядите.

– Вы мне явно льстите, – хмыкнула я, удобно устраиваясь на мягком сиденье.

– Валентин решил, что ему будет спокойнее, если вы доедете до участка со мной, а не на общественном транспорте. Вероятно, он не жалует городские омнибусы.

– Откровенно говоря, он вообще мало что жалует, – согласилась я светским тоном. – Особенно утром.

– Не против? – Судебный заступник показал бумаги.

– Не буду отвлекать. – Я тут же вытащила из сумки учебник по артефакторике и, наверное, разобрала бы тему пропущенной утренней лекции, если бы не вырубилась быстрее, чем успела прочитать первый абзац.

Когда мы остановились, я не сразу сообразила, что нахожусь в карете. Судебный заступник складывал бумаги в портфель.

– Останетесь в карете? – любезно уточнил он, сделав вид, будто не обратил внимания, что попутчица всю дорогу прохрапела с открытым ртом, некрасиво запрокинув голову.

– Нет, – стараясь не смотреть в его сторону, отозвалась я и спрятала учебник обратно в торбу.

– Так я и думал.

Поверенный оказался претенциознее самого Озерова-старшего. Он не вышел из кареты, пока кучер не раскрыл зонт. Любезно предложил мне уцепиться за локоть. Жаль, что торжественный проход по раскисшей от конских копыт и колес повозок грязной жиже подпортил эффектное появление. Ну и я умудрилась споткнуться на пороге участка.

В приемной толпился возбужденный народ. Судя по всему, большинство из штурмующих участок людей являлись родителями игроков. Разговоры велись тихие, лица были растерянные. Видимо, всех, кто пытался скандалить со стражами порядка, успели приструнить.

– Это не займет много времени, – уверил меня судебный заступник и направился к дежурному стражу.

Я огляделась, пытаясь среди незнакомых людей найти кого-то из четы Серебровых, но родителей Крис не было. Зная суровый характер ее отца, не оставалось сомнений, что он решил преподать старшей дочери урок и в воспитательных целях не забирать на поруки.

Они – поникшая Крис и лощеный поверенный Озеровых – появились через полчаса, я не успела ни разнервничаться, ни прикорнуть в уголочке. Подруга выглядела бледной как смерть, даже веснушки посерели. В углу рта алел кровоподтек, губа опухла.

– Тебя били? – выпалила я первое, что пришло в голову, и за спиной мгновенно заволновались перепуганные родители.

– Нет. Я упала. – Она низко опустила растрепанную голову, спрятала лицо в ладонях и горько заплакала. На внешней стороне запястья стоял знак, говоривший о том, что Крис – нарушительница порядка. Сама таким же половину лета пугала степенных соседей.

За все время знакомства я впервые видела жизнерадостную подружку рыдающей и даже растерялась. Не зная, что сказать и как правильно успокоить, обняла ее за плечи и неловко похлопала по голове, хотя, наверное, стоило пригладить взлохмаченную макушку.

– Да брось. Все уже закончилось, Крис…

– Отец закроет меня в монастыре, – прорыдала она.

– Думаю, что модистка с разрешительной грамотой устроит твою семью больше, чем монахиня, – уверила я.

– Да? – С покрасневшими от слез глазами она подняла голову и, заглядывая мне в лицо, шмыгнула носом.

– Так подсказывает здравый смысл.

– Лерой, ты совершенно не умеешь успокаивать, даже обняла меня не сразу. И по голове не погладила, а настучала.

– Ты заслужила, и не спорь.

– Дамы? – позвал нас судебный заступник и, покосившись на настенные часы, деликатно намекнул, что нам следовало садиться в экипаж, если мы не хотим добираться до города на омнибусе.

Домой я вернулась в глубоких сумерках. Под вымокшими от мелкой мороси деревьями уже сгущалась темнота. В мансарде горел свет. И вдруг в груди странно заныло, а мысль, чтобы закрыться дома и провести вечер в одиночестве, показалась такой унылой, хоть вой. Не заходя к себе, я тут же поднялась на второй этаж и постучалась. Раздались шаги. Оливер открыл дверь. Некоторое время в молчании мы разглядывали друг друга. Я стояла, прислонившись к влажным от дождя перилам, он привалился плечом к косяку.

– Перцовая каша деда Вудса еще осталась? – вымолвила тихо. – Есть хочу.

Оливер пошире открыл дверь и подвинулся, позволяя мне войти.

– Что с подругой?