Сердце Волка

— Я как в кошмарном сне, — призналась я.

Лил нахмурилась. Я сочла нужным пояснить.

— Дело в том, вы же знаете… Недавно на моих глазах погиб мой жених… и вот, оказывается, кто-то будет биться за меня. Мне все равно. Я выпью яд, отравлюсь, убегу, уползу, улечу… Но не буду. Мне уже все равно… лучше смерть, чем быть с кем-то из этих…

— Чудовищ, — закончила за меня Вилла и кивнула.

— Вилла! — воскликнула Лил. — Эя вовсе не это хотела сказать!

— Именно это Эя и хотела сказать, — возразила Вилла.

Я промолчала, Вилла продолжила:

— Как ей еще воспринимать нас?

Я не ответила, Лил обиженно замолчала. Но надолго ее обиды не хватило. Она взяла меня за руку и, заглядывая в глаза, твердо произнесла:

— Тебе лучше забыть о той жизни, в Проклятых землях.

Я высвободила руку и, не отвечая, пошла за Виллой.

Священные земли встретили нас затянувшими небосвод грозовыми тучами и запахом близкой грозы. Фиолетовые переливы ставшего внезапно слишком низким неба — казалось, протяни вверх руку, и дотронешься до него, — плавно переходили в черные тени, отбрасываемые обломками скал, что торчат из желтовато-бурой, жухлой травы.

Черные, покатые глыбы скал в некоем порядке, несколькими рядами, окружали центральную, самую высокую, идеально белого цвета.

Мы обошли странный амфитеатр по кругу. Вилла дернула меня за руку, вынуждая ускорить шаг.

— Шею свернешь, — со свойственной ей миролюбивостью сказала она, заметив, что я глаз не свожу с белой скалы.

Я пошла, ведомая, как овца на заклание, продолжая оглядываться на белую скалу.

— Здесь раньше было море, — пояснила Лил, проследив мой взгляд. — Понятно, очень и очень давно. Оттого скалы такие покатые. Они остались в том же виде. Чародеи сказали, что это единая скала, скрытая землей. Нам видно только ее макушку.

Я не ответила. Просто стоило мне увидеть белую глыбу мрамора, камень у груди как будто подпрыгнул и странно запульсировал. Меня почему-то потянуло к этому белому магниту. Захотелось подойти, положить ладони, прижаться лбом, всем телом, стоять так… Воспользовавшись замешательством Виллы, которая пристально уставилась на меня, мои ноги сделали шаг, но Вилла все же дернула за руку, возвращая на утоптанную тропинку.

— Нам дальше, — тихо сказала она.

Лил тихонько подтолкнула меня в спину.

— Туда нельзя заходить. Можно будет, только когда Стая Семи Лесов снова станет единой.

— Раньше здесь шли священные бои за право быть на скале, — хмуро пояснила Вилла. — Теперь бьются за самок, — презрительно выплюнула она.

— Я думала, ты чтишь обычаи своего народа, — сказала я удивленно.

Вилла неопределенного покачала головой.

— Каждый наш закон наполнен глубоким смыслом, — сказала она почтительно. — Но превращать Священные земли в брачные игрища — это слишком. Когда вернется сильнейший, мы сможем вернуть былые обычаи.





Глава 5




— Даже думать не смей, чтобы сидеть в шатре! — возмущенно воскликнула Лил.

Мне показалось, ее больше злит не то, что я не увижу поединков, а то, что она, выбранная законом и союзом матерей, останется со мной в душном шатре, крытым легким непромокаемым полотном и воловьими шкурами.

Она подошла к проему, который здесь вместо двери, и, откинув полог, потянула носом воздух.

— Уже почти начинается! — взбудораженно прошептала волчица, оглядываясь.

Лил находилась со мной последние три дня, пока ожидалось отсутствие луны. Даже не стала воссоединяться с мужем, который прибыл, как прибыли многие из клана.

Все эти дни я практически не покидала пыльного, пахнущего шкурами и дымом шатра, разве что по первой необходимости. Пару раз Лил за руку вытаскивала меня гулять. Но оказавшись под перекрестными взглядами сотен свободных, в основном самцов, но и самок тоже, я ретировалась обратно. Темноволосые, с серебром на висках, красные, блондины, коротко стриженные, с косами ниже пояса, с раскрашенными лицами и нет, они слились для меня в одно — бесформенное и враждебное. Сердце леденело, когда я думала, что мне предстоит связать жизнь с кем-то из них. Даже оказавшаяся доброй и отзывчивой Лил не могла меня растормошить: мысль о том, что я должна делать что-то против своей воли, заставляла цепенеть.

«Нет-нет, никогда и ни за что. Лучше смерть, чем быть с кем-то из них», — говорила я себе, устроившись на низком широком ложе, которое занимали мы с Лил. Я поджимала к груди колени, опускала голову, так что волосы падали на лицо и скрывали от меня внешний мир. Я сидела, чуть раскачиваясь, ведя внутри себя долгие, но однообразные и болезненные беседы.

«Никогда, — говорила я. — Ни за что. Я не буду куклой, которую дергают за ниточки. Не буду игрушкой, исполняющей чью-то волю».


«А разве не то же происходило в отцовском замке?» — спрашивала я себя, вспоминая зиму в башне и торжествующую улыбку Виталины…

«Но там… Там я хотя бы знала, для чего я терплю, — отвечала я себе. — Достичь совершеннолетия — и стать полноправной владелицей Ньюэйгрина, герцогиней Альбето».

«Кого ты обманываешь! — с жаром восклицала я. — Тебе никогда не позволили бы стать герцогиней!»

«Этого я никогда не узнаю, — возражала я себе. — Теперь не узнаю».

Был еще третий голос. Он говорил ехидно и с клокочущей злобой:

«К тому же я и не собиралась быть герцогиней Альбето. Я хотела стать герцогиней де Шеврез!»

— Эя, — осторожно трогала меня за плечо Лил. — Поешь, пожалуйста.

Я дергала плечом и отвечала:

— Не хочу.

— Как может не хотеться есть? — недоумевала Лил.

Я желчно рявкала:

— Да мне жить не хочется, как ты не понимаешь! Не то что есть! Или видеть их всех и участвовать в этом бродячем цирке!

Лил вздыхала и звала на помощь Виллу. Под ее хмурым, пристальным взглядом я робела и съедала немного тех фруктов, овощей и нежного мяса перепелок, что Лил приносила каждый день. Они даже нашли для меня где-то леденцы. Правда, не мятные, а малиновые.

Фосса тоже иногда приходила из открытого лагеря.

Многие расположились здесь прямо под открытым небом, волки не очень-то любят стены, особенно те, кто предпочитает звериную форму человечьей. Обособленно, в таких же шатрах, как наш, поселились немногие.

Я вздрогнула, увидев однажды заходящую в шатер бурую, со светлыми полосами, волчицу, здоровую, со сверкающими в свете мотыльков глазами, с высунутым красным языком и с острыми, как ножи, клыками.

Прежде чем Лил успела что-то сказать, я буркнула:

— Привет, Фосса.

В тот же миг волчица припала к земле, задрожала. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, с земляного пола, устеленного шкурами, встала обнаженная Фосса. Недовольно потянула носом и спросила, как мы здесь живем, на что Лил развела руками, а я заявила, что никого не держу. Все равно, мол, деваться мне некуда.

— Чем ближе бои, тем труднее, — пожаловалась Лил, сетуя на мой характер.

Фосса посидела с нами какое-то время, но по большей части молчала. Мне казалось, что она пришла поддержать не меня, а Лил. И пусть.





* * *


— Как ты можешь быть такой спокойной, Эя! Ведь начинаются бои!

Лил запахнула полог, одним прыжком пересекла шатер, оказываясь со мной на одном ложе.

— Правила простые! — затараторила она. — Никакого оружия. Биться можно в любой форме.

— А как же то, что сказал Велес? — вяло поинтересовалась я. — Что в отсутствие луны волки уязвимы?

— То-то и оно! — подтвердила Лил. — Сил на перекидывание тратится больше, чем обычно, и сам процесс обращения дольше. Помяни мое слово, победит тот, кто останется в основной форме. Ну, может, усилится полуформой, но немного.

Я пожала плечами.

Мне все равно, кто победит.

Призывно загудели трубы, словно слоны вышли на брачный поединок, раздался оглушающий звук гонгов, еще долгое время остающийся звоном в сгустившиеся воздухе.

Все возвещало о начале боев.

Лил сидела как на иголках, ерзала, то и дело вскакивала, бежала к пологу, нюхала воздух, возвращалась. Внутри меня же что-то оборвалось. Я не могла не думать о том, что произошло в лесу, тогда, с Грэстом, и если раньше моя судьба была скрыта пологом некоей тайны, то сейчас проступала отчетливее, и от этого кровь стыла в жилах.

Я сжала отцовский камень в кулаке, словно хотела раздавить. Камень был холодный, не пульсировал, не грел, как тогда, когда будто хотел что-то мне подсказать.

Из-под сжатого кулака выскользнул серебряный овал, качнулся на длинной цепочке.

Свободной рукой я приблизила медальон с профилем святой Иулии к глазам. Святая воительница, защитница от оборотней и темных сил, смотрела перед собой гордо и бесстрастно. Профиль ее — сама вера в победу.