Русский брат. Земляк

Глава четвертая. «Полеты в космос»




— Прекрасно, мы обойдемся без твоего признания, — с напускным равнодушием заметил следователь в штатском. — И с меньшими уликами сажают на полную катушку. Ты в курсе что сейчас есть пожизненный срок? Люди разбивают себе голову об стенку, сходят с ума, просят дать «вышку». А тебе, голубчику, как раз пожизненный и светит.

— В комнате полно твоих отпечатков! — крикнул его напарник в форме. — Когда ты успел наделать столько за несколько минут? Бросился хватать все подряд, как только увидел труп?

— Я уже объяснял: мы встречались за день до убийства, — не поднимая головы, твердо повторил Каллистратов.

Человек в штатском позвонил по внутреннему телефону.

— Давай его сюда. Прямо сейчас.

— Послушаешь своего дружка, — одними губами улыбнулся второй «спец», с залысинами и отечным лицом человека с больными почками. — Освежишь память.

В комнату ввели Басицкого. Его бакенбарды свалялись как шерсть у бродячей собаки. Он смотрел мимо Олега и при первых звуках начальственного голоса вперился в лицо следователя.

— Повтори еще раз. Только не торопись, четко и ясно.

Басицкий сглотнул слюну, ссутулился на стуле.

— Она сказала, чтобы я его привез. Ну привез… Когда начался разговор, вышел в прихожую — меня не касается. Потом слышу шум. Прибегаю: все уже в крови.

— А Каллистратов? — следователь кивнул в сторону Олега, чтобы человек с бакенбардами не ошибся кто есть кто.

— Успел выпрыгнуть. В смысле — через окно. Я тормознулся на секунду, думал ей еще можно помочь.

Убийственные для него показания Олег слушал равнодушно. Он заранее настроился на худшее. Сейчас вся сцена очной ставки виделась ему со стороны. Как зритель из первых рядов он наблюдал за следователем, расхаживающим из угла в угол, за самим собой со спутанными волосами и рыжей щетиной. Сотрудник в милицейской форме удовлетворенно разминал сигарету. Басицкий продолжал говорить — его скручивало и ломало во всех суставах.

Раскаленное добела солнце вливалось в комнату сплошным потоком — зловещее, как огромный прожектор, направленный точно в цель.

— Достаточно, — остановил следователь. — Уводи.

Конвоир отделился от стены, подхватил человека с бакенбардами под руку, чтобы поднять его со стула, как вдруг Басицкий еле слышно пробормотал:

— Отказываюсь… Не хочу… Она уже была мертвая…

— Какого черта?! — крикнул следователь конвоиру, но тот уже вытолкал арестованного в коридор.

Однако впечатление было смазано. Каллистратов расчесал пятерней волосы и тряхнул головой, сбрасывая оцепенение.

— Слышал показания? — сухо осведомился следователь.

— От начала до конца. У меня со слухом все в порядке, — у Олега прорезался даже некоторый задор.

— Имей в виду, они подтверждены письменно, — следователь потряс отпечатанными на машинке листками. — На каждом стоит роспись.

— Тогда чего вы еще хотите? У вас есть все, что нужно для полного счастья.

Человек в форме разглядывал Каллистратова с сожалением, как разглядывает хозяин хорохорящегося петуха, который через час будет ощипан.

— Лично я испытываю полное удовлетворение, когда преступник осознает свою вину, — заметил следователь. — Раскаяние — великое дело.

Вернулся конвоир Басицкого. Ему подали едва уловимый знак, и на запястьях Каллистратова защелкнулись наручники. Над Олегом склонилось лицо ни капли не похожее на дегенеративные физиономии заплечных дел мастеров с мелкими глазками, тяжелой челюстью и узким лбом. Выглядело оно мягким, даже интеллигентным. Ни дать ни взять лицо врача, который уговаривает пациента согласиться на болезненную, но необходимую операцию.

Он отвел Каллистратова в угол и осторожно уложил на пол. Руки, связанные за спиной, мешали Олегу подняться без посторонней помощи. Из кармана «интеллигента» появились среднего размера полиэтиленовый пакет и короткий шнурок. Приготовления выглядели будничными, никак не подготовкой к пытке.

Каллистратову не верилось, что сейчас ему станут сознательно причинять боль. Сказать хоть что-нибудь, потянуть время. Но сноровистые руки уже натянули прозрачный, неприятно пахнущий пакет на голову, завязали под подбородком шнурок — крепко, но не слишком туго. Все окружающее потеряло четкость, расплылось. Глухо донесся голос человека в форме:

— Счастливого полета. Регулярно выходите на связь с ЦУПом.

Прозрачный пакет надулся от дыхания, Каллистратов подумал, что в самом деле похож сейчас на космонавта в скафандре. Он стал дергать головой, ударяя затылком об пол, в расчете на то что пакет разорвется или даст где-нибудь утечку. Ничего не получалось. Попробовал подняться на колени, но слабый пресс не давал оторвать лопатки.

Запас воздуха в пакете иссяк очень быстро, он опал, прилепился к лицу. Теперь вместо пакета раздувалось лицо: его распирало изнутри — одеревеневший язык вывалился изо рта, глаза повылезали из орбит, готовые лопнуть. Затычка стояла поперек горла — Олег только беспомощно семенил ногами.

Потом вдруг полегчало, он стал проваливаться в длинную широкую трубу. Это было так приятно, что он с отвращением вернулся к действительности.

По лицу стекали капли. В радужных кольцах замаячило интеллигентное лицо, рука с пустым стаканом, скомканный пакет.

— «Восток», почему молчите? Какие новости на орбите? — человек в форме хлопнул ладонью по столу и расхохотался.

— Охота тебе отнимать у нас время, — посетовал следователь, которому «полеты в космос» явно поднадоели. — Ничего лишнего мы на тебя не вешаем — только двоих, папу и дочку. Поимей совесть.


Каллистратов не чувствовал своего лица, кожа как будто омертвела. Он хватал воздух, торопясь набрать побольше. Во рту пересохло, грудь болела при каждом вздохе.

Зазвонил телефон на столе. Следователь молча выслушал короткое сообщение и положил трубку.

— Живо снимай наручники, — скомандовал он «интеллигенту». — Спрячь пакет.

Дверь распахнулась, и широким шагом в комнату вошел улыбающийся Левченко.

— Мое почтение! Не помешал?

— Какой разговор? Присаживайтесь.

Майор направился к любезно предложенному стулу, но на полпути остановился возле Каллистратова, которого едва успели прислонить к стене.

— Следы от наручников…

— По большому счету мы тут кабинетные крысы, — улыбнулся следователь. — Сидим, пишем бумаги. Честно говоря, я неуютно себя чувствую рядом с умельцем, который протыкает голову с первого удара.

— Вода… — продолжал Левченко коснувшись щеки арестованного. — Его приводили в чувство?

— Человек с неуравновешенной психикой, — ответил сотрудник в форме.

— Откройте-ка рот, — попросил Олега фээсбэшник.

Потом заглянул в глаза, пощупал пульс.

— Апробированное средство от неврозов.

— Товарищ майор, давайте обсудим это погодя.

— Зачем? Я сегодня же напишу рапорт. Если с этим человеком что-то случится, у меня будут точно такие же неприятности как и у вас.

— Уберите арестованного, — приказал следователь.

— Идите, я вас навещу минут через десять, — пообещал майор Каллистратову. — Сейчас в камеру пришлют врача.

— Врачи у нас ценят себя высоко, — заметил следователь. — И на подъем тяжеловаты.

— Это исключительный случай. Или у вас каждый день отправляют людей в космос?

— Товарищ майор, может быть не будем пакостить друг другу? В конце концов все мы делаем общее дело.

— Я никого не собираюсь закладывать. Мне нужно врачебное заключение о том, что арестованный болен и следственные действия необходимо отложить, по крайней мере, на неделю.

— Хороню, вы его получите.





* * *


Процесс по иску Дарлингтона освещали все крупнейшие газеты. Среди двенадцати присяжных было восемь женщин и это предопределило исход. Бывшая секретарша стала героиней. Она превзошла саму себя, Белозерскому даже не понадобились наводящие вопросы — подробности лились потоком.

Иранец, наоборот, все отрицал. Но против него уже выдвинули обвинение по наркотикам. Он оказался полностью скомпрометированным, и его твердость никак не помогла Дарлингтону.

Процесс был безоговорочно выигран. Руководству лейбористов пришлось откреститься от своего товарища. На очередном заседании ложи действия брата Белозерского получили одобрение старших по степени. Он решил, что настало время поговорить с Саундгрейвом по важному для себя вопросу.

Разговор состоялся в крыле дома, отведенном под штаб-квартиру «Королевской арки», в помещении со стрельчатыми окнами, украшенном старинными аллегорическими гравюрами. Белозерский сообщил, что хочет вернуться в Россию и просит у Великого Мастера «Арки» позволения основать ложу в Москве.

— У меня было предчувствие, что вы нас покинете, — ответил Саундгрейв. — В самое ближайшее время, может быть даже завтра, я передам Великому Мастеру вашу просьбу и сделаю все от меня зависящее, чтобы ответ оказался положительным. Вам, по крайней мере, нужно присвоить следующую степень, чтобы наделить правом открыть заграничный филиал. Я обязан задать несколько вопросов — те, которые задаст мне Великий Мастер. В первую очередь, о целях.

— Главная: возродить масонство в России.

— По каким принципам вы намерены принимать людей в ложу?

— Соблюдающих семь правил, обязательных для масона.

— На какую помощь вы рассчитываете?

— Без Устава я не смогу и шагу ступить. Все с самого начала должно делаться в соответствии с веками освященными правилами.

— Как вы собираетесь бороться с предубеждением против «вольных каменщиков» в России?