Простая правда

– Ты говоришь о Господней воле или о воле Аарона? Если Кэти арестуют, а ты послушаешься Аарона, и подставишь другую щеку, и не найдешь человека, который будет защищать ее в суде, то твою дочь посадят в тюрьму. На много лет. Может быть, навсегда. – Леда дотронулась до руки сестры. – Скольких еще детей ты позволишь этому миру отнять у тебя?

Сара села на край кровати. Она сплела свои пальцы с вялыми пальцами Кэти и сжала их. Сейчас, лежа в больничной рубашке с рассыпанными по плечам волосами, Кэти не была похожа на «простую». Она выглядела как любая другая молодая девушка.

– Леда, – прошептала Сара, – я не знаю, что мне делать.

– А я знаю, – сказала Леда и положила руку на плечо сестры.



– Детектив Манро, найдется минутка?

Минутки не было, но Лиззи кивнула полицейскому из группы по особо важным делам полиции штата, сотрудники которого весь день обыскивали ферму. Едва узнав, что Кэти Фишер будет госпитализирована по меньшей мере на ночь, Лиззи поехала к окружному судье для получения ордера на обыск дома и участка, а также на взятие анализа крови у Кэти на совпадение по ДНК. Занятая мыслями о тысяче разных дел, которые еще предстояло закончить, Лиззи попыталась переключить внимание на патрульного.

– Что у вас есть?

– По сути дела, место преступления достаточно чистое, – ответил он.

– Не стоит так удивляться, – сухо заметила Лиззи. – Хотя мы городские копы, но все окончили старшую школу. – Она без восторга вызвала группу по особо важным делам, поскольку те имели тенденцию смотреть свысока на местное правоприменение и отличались противной привычкой отстранять назначенного детектива от руководства расследованием. Тем не менее навыки следственной деятельности полиции штата отличались большей прогрессивностью по сравнению с полицией Ист-Парадайса просто потому, что они чаще занимались расследованиями. – Отец доставил вам какие-нибудь хлопоты?

Полицейский пожал плечами:

– Фактически я его даже не видел. Часа два назад он вывел мулов в поле. – Коп вручил Лиззи закрытый пластиковый пакет с вещественным доказательством – белой ночной сорочкой из хлопка, запятнанной внизу кровью. – Это было под кроватью девушки, свернутое комом. Мы обнаружили также следы крови у пруда за домом.

– Она родила ребенка, вымылась в пруду, спрятала ночную сорочку и вернулась к себе в кровать.

– Ну, ребята, вы такие умные. Идите сюда, я хочу, чтобы вы взглянули на это. – Он привел Лиззи в кладовку, где был обнаружен труп младенца, и, присев на корточки, указал на какую-то грязь на полу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась отпечатком ступни. – Это свежий навоз, то есть отпечаток был оставлен недавно.

– А возможно определить, чей он, как это делается по отпечаткам пальцев?

– Нет, – покачал головой патрульный, – но мы можем определить размер ступни. Это женский размер семь, большой ширины. – Он указал на коллегу, который вручил ей очередной пакет с вещественными доказательствами, содержащий пару неопрятных теннисных туфель. Надев перчатки, полицейский вытащил левую. Потом приподнял язычок, чтобы Лиззи увидела ярлык. – Женские кроссовки седьмого размера, большой ширины, – сказал он. – Обнаружены в шкафу Кэти Фишер.



Леви молчал, когда они ехали к нему домой, и Сэмюэл понимал: что-то важное удерживает парня от слов. Наконец, как только лошади остановились, Леви, не сдержавшись, спросил:

– Что, по-твоему, случится?

– Не знаю, – пожал плечами Сэмюэл.

– Надеюсь, с ней все в порядке, – уверенно произнес Леви.

– Я тоже надеюсь.

Уловив в своем голосе заминку, он кашлянул, чтобы Леви этого не заметил. Парень уставился на старшего кузена, потом выскочил из багги и побежал к дому.

Сэмюэл продолжал ехать по дороге, но пропустил поворот к дому своих родителей. Они уже наверняка слышали про Кэти и, разумеется, будут его расспрашивать. Он въехал в город и привязал лошадей у магазина Циммермана. Сэмюэл не стал заходить в магазин, а, обойдя здание, пошел по кукурузному полю, простирающемуся на север. Потом сорвал с себя шляпу и, держа ее в руке, помчался по полю. Стебли кукурузы хлестали его по лицу и торсу. Он бежал до тех пор, пока в ушах у него не зазвучала ревущая музыка собственного сердца, пока он вконец не запыхался и был уже не в силах сдерживать эмоции.

Тогда он опустился на землю и, лежа на спине, попытался отдышаться. Уставившись в размытую синеву вечернего неба, Сэмюэл не стал сдерживать слезы.



Элли листала журнал «Домашнее хозяйство», когда вернулась домой ее тетя.

– Все в порядке? Ты сорвалась из дома, как на пожар. – Потом она подняла глаза на Леду – растерянную, бледную, расстроенную. – Полагаю, не все в порядке.

Леда молча опустилась в кресло и закрыла глаза; плоская сумочка соскользнула с плеча и шмякнулась на пол.

– Ты меня пугаешь, – с нервным смешком произнесла Элли. – Что случилось?

Распрямив спину, Леда поднялась и начала шарить в холодильнике. Достала огурцы, салат, морковь и выложила все это на столешницу. Вымыв руки, она взяла нож и принялась нарезать овощи на одинаковые кусочки.

– К ужину будет салат, – сказала она. – Не возражаешь?

– По-моему, еще только три часа. – Элли прошла вперед, взяла нож из рук Леды и пристально посмотрела на тетю. – Рассказывай.

– Моя племянница в больнице.

– Разве у тебя есть еще одна?.. – До Элли не сразу дошло, что это семья, о которой Леда обычно не говорила, – та, которую Леда оставила. – Она… больна?

– Она едва не умерла после родов.

Элли не знала, что на это сказать. Ничего более трагичного, чем родить ребенка, а потом лишиться возможности наслаждаться этим чудом, она не могла себе представить.


– Ей всего восемнадцать, Элли! – Умолкнув, Леда вцепилась пальцами в доску для нарезки. – Она не замужем.

В голове у Элли постепенно вырисовывался образ молодой незамужней девушки, пытающейся избавиться от плода.

– Значит, это был аборт?

– Нет, родился ребенок.

– Ну конечно, – поспешила добавить Элли, подумав, что происхождение Леды не могло сделать ее сторонницей абортов. – Какой у нее был срок?

– Почти восемь месяцев, – ответила Леда.

– Восемь месяцев? – заморгала Элли.

– Оказывается, когда обнаружили тело младенца, никто даже не знал о беременности Кэти.

По спине Элли поползли мурашки, но она приказала себе их не замечать. В конце концов, это не Филадельфия, не мать, сидящая на кокаине, а девушка из общины амишей.

– Значит, мертворожденный, – с сочувствием произнесла Элли. – Какая жалость!

Леда повернулась к Элли спиной и немного помолчала.

– Пока ехала домой, я говорила себе, что не стану этого делать, но я люблю Кэти не меньше, чем тебя. – Она глубоко вздохнула. – Элли, возможно, ребенок не был мертворожденным.

– Нет! – У Элли вырвалось это слово, произнесенное тихим взволнованным голосом. – Не могу. Не проси меня это делать, Леда.

– Но больше никого нет. Речь не идет о людях, понимающих толк в законе. Если предоставить дело моей сестре, Кэти отправится в тюрьму, виновна она или нет, потому что не в характере ее матери сопротивляться. – Леда горящими глазами пристально смотрела на Элли. – Они доверяют мне, а я доверяю тебе.

– Прежде всего, девочке не предъявлено формальное обвинение. Во-вторых, если бы и было, Леда, я не смогу ее защищать. Я ничего не знаю о ней и ее образе жизни.

– Разве ты живешь на тех же улицах, что и наркодилеры, которых защищала? Или в большом особняке на Мейн-лайн, как директор, которого ты оправдала?

– Здесь другое, и ты это понимаешь.

Не имело значения, что племянница Леды имела право говорить, как адвокат. Не имело значения, что Элли защищала других людей, обвиняемых в не менее отталкивающих преступлениях. Наркотики, педофилия и вооруженное ограбление не в такой степени задевали за живое.

– Но она невиновна, Элли!

Когда-то давно Элли решила, что станет адвокатом защиты ради спасения душ. Однако хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать клиентов, которые были несправедливо обвинены и которых она оправдала. Теперь она знала, что большинство ее клиентов были виновны в соответствии с обвинением, хотя все до единого имели мотив, о чем вопили до самой могилы. Она могла не соглашаться с криминальными действиями своих клиентов, но на каком-то уровне всегда понимала, что́ именно заставило их это сделать. Однако в текущий момент ее жизни ничто не могло заставить ее понять женщину, убившую собственное дитя.

В особенности когда рядом были женщины, отчаянно хотевшие ребенка.

– Я не могу взяться за дело твоей племянницы, – тихо произнесла Элли. – Я окажу ей плохую услугу.

– Хотя бы пообещай, что подумаешь об этом.

– Я не стану об этом думать. И постараюсь забыть, что ты просила об этом.

Элли вышла из кухни, пробиваясь сквозь разочарование Леды.



Большое тело Сэмюэла заполнило дверной проем палаты, напомнив Кэти, как она иногда, стоя рядом с ним в открытом поле, чувствовала себя в гуще толпы.

– Входи, – робко улыбнулась Кэти.

Он подошел к кровати, теребя в руках соломенную шляпу. Потом нагнул голову, и его щеки запылали ярким румянцем.

– Как ты?

– Хорошо, – ответила Кэти.

Она закусила губу, когда Сэмюэл придвинул стул и сел рядом с ней:

– Где твоя мама?

– Уехала домой. Тетя Леда вызвала ей такси, поскольку маме показалось неправильным ехать в ее машине.

Сэмюэл понимающе кивнул. Служба такси амишей, управляемая местными меннонитами, возила «простых людей» на большие расстояния или на автомагистралях, где багги не могли ездить. Что до поездок в машине Леды – что ж, он и это понимал. Леда была «в опале», и ему тоже было бы неловко ехать в ее автомобиле.

– Как… как там дома?

– Много дел, – тщательно подбирая слова, ответил Сэмюэл. – Сегодня мы сделали третий покос. – Поколебавшись, он добавил: – Полицейские все еще шныряют вокруг.

Он уставился на маленький розовый кулачок Кэти, лежащий поверх одеяла. Осторожно зажав в ладонях, Сэмюэл медленно поднес его к своей щеке.