Проклятие на удачу

— С охотником. — Эмрис повернулся к Каю, равнодушно нас слушающему.

Выходит, слухи о том, что Неназванная иногда отпускает своих слуг, правдивы? Не то чтобы меня это волновало, но любопытно же!

— Бывает иногда, — усмехнулся кот. — Сильфы об этом не говорят, но среди их правителей затесался один из вашей братии, Кай.

Кайден спокойно смотрел на кота. Неужели он никогда не хотел остановить бесконечную охоту, которой стала его жизнь? Не может же ему быть совершенно все равно? Или он не знал? Вот такая шутка богини — взяла и забрала память, выдав взамен должностную инструкцию к новой профессии.

— А как он ушел со службы? — спросила я, а сама старалась уловить искру чувств на лице охотника.

— Арвель об этом не знает. Король посчитал, что он недостаточно взрослый, чтобы посвящать его во все семейные тайны. Только в общих чертах рассказал, взяв клятву никому не говорить, — скривился Эмрис, ему-то тайн подавай, и побольше. — Но предок Маэля тогда здорово по носу получил. Да что я тут распинаюсь?! Кто из нас охотник? Кай, а ну хватит изображать статую, выкладывай, как ваша братия на заслуженный отдых выходит?

— Никак. Охотники появляются и исчезают.

Его лицо охотника не выражало ни сожаления, ни удивления, ни интереса.

Кажется, зря я себе про деревья зимой навыдумывала.



Следующие дни я усердно изучала скоропись. Эмрис в облике попугая едко комментировал мои попытки писать и веселился, когда я расшифровывала текст, что выводил на листе Кай. Охотнику повезло — благодаря знанию древних языков у него не было проблем с закорючками крылатого народа.

Поведение Кайдена путало все больше. Он оставался неразговорчивым и при этом постоянно помогал, поддерживал, подсказывал. Я бы даже сказала, заботился. Но опека того, на чьем лице эмоции появляются реже, чем случается солнечное затмение, вызывала оторопь. Удивляли и его отношения с Эмрисом. Они оба вели себя так, словно были давно знакомы. Хотя кот утверждал, что осознал себя лишь в голове Арвеля, а там никаких охотников не водилось.

Что касается принца сильфов, меня продолжали игнорировать. Записок Маэль больше не оставлял. Визиты во дворец проходили невероятно скучно. Таращиться на медитирующего в кресле Арвеля мне надоело, и в последний провал я захватила с собой лист бумаги и стило. И мы благополучно не замечали друг друга. Братец — за бокалом вина, я — за закорючками сильфов.

Наш путь до границы лесов альвов прошел без приключений. Не считая того, что на одной из остановок возницу колесницы побили неизвестные. А на следующий день он и трое пассажиров щеголяли похожими синяками, подлеченными станционными целителями. Но никто и никому никаких обвинений не предъявил. Наш улиточный транспорт благополучно дополз до места пересадки. Две другие колесницы ничем не запомнились, разве что летели быстрее.

В последнюю ночь перед пересадкой на карету альвов я проспала перенос к Арвелю — воистину, привыкнуть можно ко всему. Вот и я, устав от перелета, уснула на жестком лежаке. Сквозь сон почувствовала, что лечу!

К счастью, приземлилась не на пол, а на ковер. Спать хотелось жутко.

— Привет, братец, — бормотала я, не открывая глаз. — Я тут у тебя посплю немного?

В ответ послышалось возмущенное бурчание Арвеля, дескать, мало того что к нему призраки посреди ночи вваливаются, так еще и дрыхнут. И вообще, у него уже есть сестра, чудное создание, нежное и ранимое, и нечего тут всяким в родственники ломиться. Потом я с удивлением осознала: меня куда-то несут, укладывают на что-то мягкое, подсовывают под голову подушку.

То, что я вернулась, поняла по жесткому лежаку под спиной и приятному теплу, которое привычно потекло через мою руку от кошачьей головы, унося озноб и дурные сны. Вспомнилась шутка, что кошки — лекарство от всех проблем и куча проблем. Но первое перевешивает второе, поэтому их любят.

Эмрис — не кот, но я к нему привязалась. К нему и к нелюдимому охотнику. И к названому братцу тоже.





ГЛАВА 5




Зеленые леса тянулись до горизонта. Земли альвов казались непроходимыми дебрями, но это было отнюдь не так. Дороги и тропинки, что связывали города, ложились под ноги зеленым ковром. По ним сновали изумрудные кареты, созданные из огромных бутонов. Тащили их полуразумные растения, напоминающие скульптуры из кустарника, которыми любят украшать сады. За одним исключением: они двигались!

Прежде чем забраться в легкую и на вид непрочную карету — по факту в круглый бутон с изящными колесами, дверцами и прозрачной пленкой вместо окон, — я обошла транспорт несколько раз. Тонкая работа альвов, способных вырастить такое чудо, поражала. Жаль, живые кареты и зеленые «лошади» не выживают вне их лесов. Кстати, нас вез весьма симпатичный лиственный осел размером с настоящего коня. Двигался с едва слышным шорохом, косился ягодами-глазами.

— Ты его еще на зуб попробуй, — посоветовал Эмрис, когда я спросила у возницы, как долго выращивали нашу карету и «осла».

Альв, тонкие пальцы которого опутывала растительная вязь чистокровного обитателя дивных лесов, охотно ответил. Оказалось, что на нашу карету потратили неделю, а вот скакун рос почти полгода.

Объявили отправку.

Сидя внутри огромного бутона, я восторженно таращилась в окно. Я впервые была в землях альвов. Рассказы отца не шли ни в какое сравнение с реальностью.

Прямые, как спицы, дороги проходили через густые джунгли, которые, однако, не были дикими и росли именно так, как задумывали обитатели многочисленных городов и поселков. А сами города? Это же нечто! Все дома в поселках были фактически одним растением, связанным под землей корнями. Но не было скуки или однообразных строений, каждый дом вырастал в соответствии со вкусом хозяина. Ну и с количеством денег, что он мог потратить на услуги альвов-строителей. Здесь были и луковичные домики, и классические особняки.

Наша карета подкатила к зданию станции, которое напоминало оплетенную виноградом беседку, если бы самой беседки не было и осталось одно растение. Выгрузившись на изумрудную, непривычно пружинящую под ногами мостовую, мы направились к круглым домикам, которые альвы выращивали для прибывающих-проезжающих.

Эмрис порхал вокруг, радостно чирикал — по мне, так уж слишком вжился в образ забавного попугая. Вещи привычно нес охотник, он же поддерживал меня под локоть.

За неделю пути заметила интересную закономерность: чем больше вокруг народа, тем больше со мной случается досадных неприятностей. Чужое невезение буквально впитывалось, даже если было крохотным, таким, например, как сломанный ноготь: я тут же ломала, допустим, стило, которым писала. Вот и сегодня, пока шли, я раз шесть споткнулась, дважды наступила себе на носок, запутавшись в ногах, и ударила сумочкой по боку. Естественно, твердым углом. Я сердито зашипела, потерла пострадавшее место ладонью. И едва не подпрыгнула, когда поверх нее легли пальцы Кайдена, и охотник тихо сказал, шевеля теплым дыханием волосы на моей макушке:

— Осторожно.

— Слушай, ты в следующий раз предупреждай, — буркнула я.

— О чем? — Удивление легкой паутинкой проскользнуло в голосе охотника.


— О том, что собираешься помогать. А то так недолго и заикой стать.

— Предупреждать долго, ты можешь покалечиться.

Ну да, а так всего лишь помру от сердечного приступа. Мало мне Эмриса с его хороводом обликов. Этот туда же.

— Но хорошо, — все-таки согласился Кайден.

Убедившись, что я не собираюсь снова заниматься членовредительством, отпустил меня, стащил с моего плеча сумку и закинул на свое, к баулу с вещами. И снова приобнял за талию, надежно и бережно, совершенно не думая, как мы выглядим со стороны. Одно дело, когда дева гирькой висит на локте спутника, а тот терпит, потому что не может отказать: этикет и все такое, да и нельзя не помочь даме. Другое — когда деву ведут, обвив рукой, прижав к теплому боку, едва ли не касаясь губами ее волос.

— Кай… — Я дотронулась до руки на своей талии. — Кай, достаточно твоего локтя.

— Недостаточно, тут слишком много людей, — расщедрился на пояснение охотник.

Людей много, это точно. И кое-кто уже косился на нас.

— Кай, ты подумай, как мы выглядим? — предприняла я попытку номер два.

Охотник без памяти, но ведь не без мозгов? Я бы это заметила.

Я стиснула пальцами его ладонь, пробуя отвести руку. Не вышло: мои натренированные на прополке сорняков мышцы не справились с упрямством профессионального бойца.

— И как же мы выглядим? — тихо усмехнулся мне в макушку Кайден.

— Как влюбленная парочка.

Задумчивая пауза, и совсем неожиданное:

— Не только. Так могут идти супруги, брат и сестра.

Первый вариант вызвал у меня смешок, второй не понравился. Совсем.

— У меня уже есть брат, хватит.

— Братья бывают разные. Я могу быть целителем, а ты — больной.

То, что Кай разговорился, мне нравилось. А вот то, что моя талия по-прежнему в плену, — не очень.

— Целители возят больных на специальных колясках, или подставляют плечо, или носят на руках.

— Плечо — тебе будет неудобно, я выше, — отозвался Кай, отступил от меня, оглядел: — Ты уверена, что тебе будет удобнее у меня на руках?

— Нет! — Я отскочила назад и тут же споткнулась.

Кай мигом оказался рядом, подхватил, его ладонь опять очутилась на моей талии.

— Значит, идем так. Как только станет меньше народу, снова верну тебе локоть.

Он меня специально спровоцировал?

— Тебя что, Эмрис покусал? — покосилась я на непробиваемого охотника.

— Я показал, что прав.

— А если бы ошибся?

— Я бы признал это и извинился.

Просто идеал. И ошибки признаёт, и заботится, и слово держит. Один недостаток: он охотник без памяти, с почти отсутствующими эмоциями. Хотя тогда получается два недостатка.

До домика я покорно изображала сестру заботливого охотника.

В отличие от других станций, в светлом домике на двух постояльцев вполне можно было жить. Кровать с мягким матрасом, застеленная тонким лепестком размером с одеяло, столик под прозрачной пленкой у окна, душ за ширмой из выроста стены, удобства.

Мне не терпелось отправиться к Каре, но за неделю мытья частями, в местах, для этого не предназначенных, душа потребовала чистоты. Судя по шуму воды за стенкой, не только моя — охотник тоже решил, что за двадцать минут Кара от нас не сбежит.

Недовольный Эмрис, которому мыться было не обязательно, выпорхнул за дверь. И оттуда ехидно сообщил, что время пошло. За что и получил воздушным ударом. К счастью для везучего попугая-кота — слабым. А то бы пришлось искать целителя для проклятия.

Ровно двадцать минут спустя я, вымытая и переодетая в чистое, с пеналом в кармане, в который сложила самое ценное (векселя, фиалку и путеводный огонек), стояла на крыльце и довольно вдыхала пропахший цветами воздух. Все же чудесно, что альвы при помощи растений могут контролировать температуру: везде жара, а тут хоть целый день ходи — не вспотеешь!

Кай, тоже посвежевший и взбодрившийся, увлек меня к беседке, у скамейки которой уже топтался крупный пес самой разбойничьей наружности. Желтый с коричневыми пятнами на лохматой шкуре. Эмрис воспользовался тем, что часть беседки была закрыта ветвями глицинии, и превратился. Выгнать его никто не решался.

Устроившись на скамейке, я достала карту и шарик с путеводным огоньком. Птичка снова пометалась между тремя городами и уверенно показала на Мостин. Та, которую я считала женщиной, давшей мне жизнь, здесь. Кому-то из нас троих определенно повезло.

Я торопливо раскрыла сферу, выпуская крохотную золотистую птичку. Повисев пару секунд у моей руки, она вылетела из беседки, оставляя в воздухе шлейф из белых искр. Первым за огоньком бросился Эмрис — из укрытого глицинией угла выскользнул знакомый попугай.