Последний защитник для альвы

Но решение принято.

— Значит, они заплатили тебе? — говорит он, прикидывая что-то в уме. — Я постараюсь выбить еще. Чтобы ты ни в чем не нуждалась. Можно даже найти тебе другой дом, получше, если захочешь, с зеленым двором и кухней, где хозяйкой будешь только ты.

— Не надо, — говорит Ивен, — мне нравится здесь.

— Хорошо, — он соглашается. — Ты же сможешь писать мне? У матери твоего Ланцо наверняка есть связи, можно найти какого-то купца или контрабандиста, который отвезет письмо. Я поговорю, узнаю, как лучше это устроить. Я тоже постараюсь писать, обязательно. Нужно только так, чтобы письма не попали в чужие руки.

Он строит планы.

Сложнее всего решиться, а дальше уже проще. И пусть нестерпимо ноет сердце, но зато понятно, что делать.

Он же может. Ивен видела, он умеет договариваться, если только дело не кается его лично. Только для себя он не станет. А ради нее…

— Мы скажем, что поругались, что ты выгнала меня, — говорит Эйрик, глядя на нее, очень спокойно, только глаза становятся совсем темными. — Что тебе не нужен муж-пьяница, которого надо искать по подворотням и тащить на себе домой. А потом всю ночь лечить и лить слезы. Скажем, что у тебя есть другой, такой же, как ты.

— Это не правда…

— Не важно. Так будет безопаснее для тебя. Скажем, что мне надоело и я хочу вернуться домой. Наигрался.

Он скрипит зубами, отворачивается.

— Ты не жалеешь? — зачем-то спрашивает она. — Не жалеешь, что все так вышло?

Он качает головой. Как можно жалеть?

Потом говорит что-то еще, Ивен почти не слышит.

Теперь больше ничего не зависит от нее, она сделала все, что могла. Сейчас он уйдет…



Потом он действительно уходит говорить с Ланцо.

— Если спросят, скажи, пошел бить ему морду.

— Но ты же не…

— Нет, — он изо всех сил старается улыбнуться, но губы не слушаются, улыбки не выходит. — Сейчас не время выяснять отношения. Пусть лучше присмотрит тут за тобой, даже если… если… Не важно… Мне так будет спокойнее.

Даже если у Ланцо к ней совсем не дружеский интерес. Даже если она не дождется…

При упоминании Ланцо у Эйрика каменеет лицо, но если нужно — он все сделает.

Главное — чтобы с ней было все хорошо.

— Куда страшнее оставить тебя совсем одну, — говорит он очень честно.

Потом уходит.

И его нет целую вечность, до самого вечера.



Они ужинают на балконе вдвоем.

Почти не разговаривая. Все слова уже сказаны. А если и говорят, то о чем-то незначительном, повседневном, словно ничего не случилось, и завтра будет обычный день…

Завтра он уйдет.

Лучше не затягивать, иначе будет больнее и хуже. Если решено — лучше делать сразу.

И ночью — лежать обнявшись, крепко прижавшись друг к другу. Все так же без слов и даже без поцелуев. Словно одним неловким движением можно все разрушить. И все потерять.

«Я вернусь, — только еще шепнет он. — Я обязательно вернусь за тобой».

И Ивен будет верить — он вернется.

Они будут тихо лежать. Тихо-тихо. И Ивен будет слушать его ровное дыхание и совсем не ровный, сбивчивый стук сердца.

А утром, еще до рассвета он уйдет.

Она притворится, что спит, потому, что на прощания больше нет сил.


Он тихо вылезет из кровати, стараясь не разбудить ее, тихо оденется, и будет бесконечно долго стоять рядом, замерев…

Словно целая жизнь…

И лишь когда его шаги стихнут на лестнице, Ивен заплачет.





Глава 33




Тяжелее всего дались первые дни.

К зиме стало проще. Дожди смыли слезы, осталась лишь пустота.

Ни горя, ни успокоения, ни твердой уверенности — только пустота.

Почти полгода.

Осторожная надежда.

Никаких писем, никаких вестей.

Отсюда до Вальборга так далеко, что даже сплетни не всегда доходят. И доходят с опозданием. Ивен лишь слышала, что, вроде бы, принц Эйрик вернулся домой. На рынке болтали… Одни говорили, что вернулся, нашелся наконец, другие удивлялись: а разве он вообще куда-то пропадал?

Словно и не было ничего. Словно все — только сон.

Как-то вечером ей принесли деньги. Столько, что можно безбедно жить здесь несколько лет. От лорда Барёда. Просто отдали и ушли. Ивен не стала возражать.

Деньги за то, что она отказалась от Эйрика.

Потом взяла, отнесла в храм и попросила раздать бедным. Да-да, все раздать. У жрецов алчно загорелись глаза, но Ивен, пожалуй, было все равно. Таких денег ей не нужно.

Она даже хотела уйти из лавки Челесты, вышивать рубашки, сидеть дома. Справится сама, ей хватит. Много ли надо? Не хотелось никого видеть. Но Челеста уговорила остаться. Разве одиночество может помочь? Разве хорошая работа может помешать? Наоборот — заняться делом, общаться с людьми, отвлечься. Так и время пройдет быстрее.

Легче ждать, когда вокруг друзья.

Они же друзья ей?

Да и сколько Ивен собирается ждать?

Пока Эйрик не женится снова?

Не стоит быть такой наивной девочкой, они не пара. Неужели Ивен думает, что сам король придет за ней сюда? Он получит корону и успокоится, у него будет другие заботы. Да, он уже бросал все ради нее, но он был мальчишкой, не обремененным ничем… Это был порыв, страсть, отчаянная глупость… Нет, Челеста не называла это глупостью, она всегда говорила так мягко и так гладко, что невозможно возразить. Да, мальчик был влюблен, но любой мальчик рано или поздно вырастет. Юношеское безрассудство сменит ответственность и рассудительность взрослого мужчины. Ответственность перед страной.

Ивен все понимала.

У него полно других забот, кроме нее.

И все равно ждала.

Пусть это невозможно, но…

Он вернется. Он обещал, и она ему верит.

Если она перестанет верить ему, то кто же тогда?



К концу зимы пришли вести, что в Вальборге новый король.

Значит, он свое получил.

Король Эйрик.

Почти невозможно представить.

Тот самый Эйрик, который когда-то, словно разбойник, похитил ее, увез от отца. Который в первую же ночь укрывал ее своей курткой и собой от дождя, синея от холода. Который упрямо готовил обед снова и снова, ничего не умея, на одном упрямстве. Который раненый копал могилу и по всем правилам хоронил человека, пришедшего его убивать. Который одним махом сорвал с нее одежду, но даже не тронул… Ни разу, пока она сама к нему ни пришла.

Который боялся воды, но все же полез ловить рыбу.