Порвали парус
Часть 52 из 65 Информация о книге
– Дойдем и до них, – пробормотал я, – а вот что это за… Она охнула: – Что ты делаешь?.. Больно! – Держи руль, – предупредил я. – Представь себе, что извлекаю пулю. Терпи… Она сцепила челюсти, костяшки пальцев на руле побелели, но через полминуты я вытащил ладонь, слегка испачкав пальцы кровью, Ингрид скосила глаза на крохотное блестящее металлом зернышко, чуть-чуть мельче макового. – Это… что… во мне было? – И даже подзаряжалось от тебя, – сообщил я. – Твоего тепла. Во всяком случае, удаленной подзарядки не заметил, да и размеры пришлось бы увеличить. Поздравляю… Здесь не только микрофон, но даже камера!.. Блин, кто же сумел так замаскировать, что я… я!.. чуть не пропустил? Это оскорбление моей профпригодности генетика-оружейника. Дай ладонь… Она протянула свободную руку, я осторожно опустил ей на ладонь этот крохотный и сложнейший девайс, стерев с него пальцами кровь. – У вас такие есть? Она сказала в изумлении: – Нет, конечно!.. Были бы, преступность смяли бы на корню. Похоже, военная разработка? – А если не военные все еще пытаются подмять нас, – сказал я, – то некие корпорации шпионят?.. – Это ближе, – ответила она. – Над военными жуткий контроль, такое сделать не получится тайком. А вот корпорации… – Государства в государстве, – сказал я зло. – У тебя там пятнышко крови на спине. Свертываемость где-то на уровне семи минут, а норма три… Смотри, так при ранении можно истечь кровью. Надо больше морковки есть. – Сам жри, – отрезала она, – когда же мне подцепили?.. Не смотри так! Не в постели! Я пробормотал: – Да кто знает… Могли в вино подмешать обезболивающее. Даже не почувствуешь, как внедрят под кожу. Хорошо, если так и осталось бы… – А что могло бы? Я сдвинул плечами. – Про самозакапывающиеся мины слышала?.. Тот же принцип. Медленно погружалось бы до спинного мозга, а там… даже не знаю уровня тех, кто это делал. Она покачала головой. – Транснациональные вообще вне государств. Они вроде бы заботятся только о прибыли, но у них мощности, что превосходят бюджеты некоторых европейских стран… И даже их полную стоимость. – А такие богатства, – добавил я, – это сила, мощь и власть… которую они пока не показывают. Вот с кем схлестнемся, когда начнем устанавливать везде надзор! Она бросила на меня косой взгляд. – Ты любой корпорации хребет сломишь. – Не уверен, – признался я. Она увеличила скорость и, нарушая режим, быстро домчала до нашего здания, которое теперь целиком занимает наш отдел. – Зайдешь? – предложил я. Она кивнула. – Только сообщу о находке Мещерскому. Пусть подергает за все концы. Я вышел, уже просматривая, кто чем занят и чего за это время достиг, Ингрид задержалась в автомобиле, докладывая Мещерскому о неприятной находке. По дороге я заглянул в пару залов, где копошатся новые сотрудники, отдел расширяется, уже в самом деле не отдел, а Центр, на меня смотрят с уважением и почтительными страхом, это не Ивар и Данко, даже Гаврош осмелел и привык к такому грозному начальнику, что оказался не таким уж и грозным, только слабые прикидываются грозными, у сильных такой необходимости нет… Ингрид догнала уже на пороге нашего главного зала, что из огромного из-за постоянно прибавляющегося оборудования становится малогабаритной квартирой. – Быстро жизнь меняется, верно? – Не жалуюсь, – ответил я скромно. Она развернулась на месте, взглянула даже на потолок, где тускло блестят наспех проложенные толстые кабели. – Подумать только, – сказала она, – только-только был тихим таким ботаником, занимался мышками, а сейчас вот и сам, как призовой боец, и руководишь таким странным и новым делом… – Весь мир меняется, – сообщил я ей новость. – И очень быстро. Если не меняться вместе с ним, останешься в прошлом. Изменения будут нарастать, лапушка, еще стремительнее, извини за трюизм!.. И многие в самом деле не успеют за ними, останутся. – И что, – спросила она, – вытаскивать их в сингулярность не станешь? – Зачем? – спросил я. – Если им хорошо там, где хотят быть? Силой нельзя тащить даже к прекрасному. Пусть остаются в хорошем в своих квартирах с телевизором во всю стену и заказами бесплатной еды, которую будут доставлять дроны. Она произнесла веско, явно изреченное каким-то напыщенным дураком с телеэкранов: – А тех, кто не перешел, сингуляры будут охранять и заботиться о них, как своих предках! – Да, – сказал я, – конечно-конечно… Она посмотрела с подозрением в крупных синих глазах. – Что не так?.. – Все так, – ответил я. – Мы заботимся о дурной природе. Вон еще партию дельфинов спасли, что сдуру выбросились на берег. Она сказала с нажимом: – Насколько я научилась понимать тебя, ты молча сказал, что с поверхности планеты только что исчез миллиард темнокожих людей и никому это не испортило аппетита за обедом. – Не совсем так, – возразил я, – хотя ты опасно проницательна. Но есть вероятность, что кто-то из сингуляров одним движением пальца уничтожит все оставшееся человечество, оно для них будет вроде инфузорий… и самое большее, что кто-то покачает головой и скажет с укором: «Ну зачем ты, Вася?.. Пусть бы копошились…» Глава 7 Она прошла за мной по узкому проходу между недавно завезенной чудовищной по размерам аппаратурой и спинками кресел, но даже Гаврош, увлеченный работой на таких монстрах, не повернулся в ее сторону. – Прибавилось у тебя здесь многое, – определила она, – в самом деле отслеживаете все угрозы и риски? Такое возможно? – Возможно, – подтвердил я. – Конечно же, большинство и здесь пытаются заниматься всякой хренью вроде йеллоустонского вулкана или наблюдениями за опасными для Земли астероидами… – А разве оттуда нет угрозы? – спросила она. – Я вот только вчера посмотрела боевик, огромный астероид со всей дури бьет в Землю и проламывает кору… все гибнет! – Вообще-то, – согласился я, – и вулканы не хрень, как и астероиды, но это больше работа для скучающих теоретиков. – Не опасны? – Опасны, – ответил я, – но все равно насчет астероидов и даже Йеллоустона почти ничего сделать не сможем, а вот лаборатории по созданию вирусов или нанофабрик в сарае можем стирать в пыль вместе с их создателями, что жизненно важно. Она не замечает, что я, разглагольствуя и показывая ей лабораторию, внимательно слежу, кто чем занимается с программами, кого-то притормаживаю, другим незаметно для них подбрасываю некоторые цели или ниточки, а с виду такой вот вальяжный и довольный, заполучивший высокую ответственную должность, а с нею и высокое жалованье. Правда, уже знает, что не бедствую, на здешнее жалованье мне разве что мышек кормить, но сейчас на такое никто внимания не обращает, разве что те, кто «за справедливость», недовольны, но они всегда и всем недовольны… Она проговорила с усилием: – Как-то еще не определилась, хорошо это или плохо… – Что? – Стирать в пыль, – пояснила она. – Одним ударом. Виноватых и невиноватых. – Там невиноватых нет, – сказал я. – Разве что разная степень виновности… Но что делать, ради спасения человечества приходится идти на жертвы. Она не замечает, что я, легко общаясь с нею, просматриваю и новости. Но если раньше смотрел только что в медицине и вообще хай-теке, то теперь приходится и политику, события в мире, раз уж я во главе Центра по предотвращения глобальных рисков. Сознание на миг царапнуло сообщение, что в Швейцарии только что группа террористов ворвалась в особняк гражданина ЮАР, живущего в Санкт-Галлене, убила его двух охранников и садовника, а его захватила в заложники. Требования пока не предъявлены, что естественно, их предъявляют уже из безопасного места, а сейчас поспешно удирают, прячась от погони. Я поморщился, ценность людей слишком уж преувеличена. Еще понимаю, если захватили нобелевского лауреата, у которого в мозгу величайший секрет, но когда нужно спасать группу дебилов, что забрели в парк на вечеринку, а там их цапнули и теперь требуют выкуп. К захвату заложников следует относиться, как, скажем, к автокатастрофам. Погибают не только всякие пьяные за рулем, и те, кто едет или идет по тротуару чинно и правильно, а этого кретина выносит на большой скорости прямо на автобусную остановку. Эти люди не виноваты, но погибли, мы это понимаем, возмущаемся, но не перестаем пользоваться ни автомобилями, ни автобусами и не ходим по тротуарам, прижимаясь к стенам. Потому захват заложников, а затем их гибель на совести тех, кто протестует против тотального наблюдения за согражданами. Захват заложников, как и любой бандитизм, – это торжество демократии, либеральных ценностей и неприкосновенности личности. Так что либо-либо. Но сейчас чаша весов не просто склоняется в сторону ужесточения контроля, а склоняется резко. Усталое от бандитской вседозволенности демократов население наконец-то выбрало безопасность.