Пока медведица на небе

В этот момент к ним подлетела Сенька.

– Клавочка, милая, что скажу, – начала она, перебивая их разговор.

– Значит, так, – повысил на нее голос Карл, – взрослые разговаривают – маленькие молчат. Мы с Клавой работаем, отойди и подожди, когда закончится собрание.

Сенька обиделась и вышла на улицу.

– Значит, так, Карл Юрьевич, – резко сказала Клава.

– Можно просто Карл, мы же не на работе, – улыбнулось пьяное начальство.

– Это вы не на работе, а я за нее борюсь. Если вы будете их расспрашивать, то даже в пьяном виде это вызовет подозрения. Разговаривать пойду я, а вы лучше идите извинитесь перед Сенькой, вы ее очень обидели, она не маленькая, ей столько пришлось пережить, что ментально она точно старше вас, а когда вы в таком состоянии, то на сто процентов, – и, развернувшись, резко ушла в столовую.

Карл босиком вышел на еще теплое крыльцо, ночь уже полностью накрыла Краснодарский край своим черным, как смоль, крылом. Сенька сидела на широкой деревянной ступеньке и вглядывалась в звёздное небо. Карл не знал, как извиняться перед маленькой девочкой, поэтому просто сел рядом с ней и тоже стал смотреть в звездное небо.

– Хочешь, я покажу тебе Большую Медведицу? – прервал молчание Карл. – Вот там она, видишь? На ковшик похожа. Я искренне считаю, – решил он открыться перед девчонкой, – пока она в небе, в мире все будет хорошо.

Его слова прозвучали немного пафосно, и он ожидал насмешки со стороны ребенка, но, к его удивлению, она заговорила вполне серьезно:

– Нет, дядька, – тяжело вздохнула Сенька, – все хорошо будет, пока Умка рядом с ней.

– В смысле? – не понял Карл.

– Ты что, «Умку» не смотрел? – удивилась Сенька.

– Не помню, – честно сказал Карл.

– В мультфильме большая белая медведица с маленьким сыном Умкой шагает по Северному полюсу, потихоньку забираясь на небо, там, видать, близко, они идут друг за другом и превращаются в созвездия – Большую и Малую Медведицы. Так вот, тот маленький ковшик – это Умка, рядышком с мамкой идет. Ведь одна медведица что, ничего, а с Умкой они сила, с Умкой они семья. Пока они рядом, все в мире будет хорошо.

И столько в ее словах было взрослой философии, пропитанной сожалением и потерями, что Карл растерялся и не нашел подходящих моменту слов. Сенька словно поняла это и пожалела его, просто продолжила свой рассказ:

– Мамку свою я не знала совсем, она при родах померла, Буля мне всех заменила: и мать, и отца. Родительницу я только по фоткам видела, красивая она у меня была, страсть, жалко я не в нее пошла, а в отца своего непутевого, – на этих словах Сенька пригладила торчащие в разные стороны волосы, после душа она не стала заплетать хвост, и теперь они пушились, как стог сена, на голове.

– Почему непутевого? – спросил Карл.

– А путевый бросит женщину беременную? То-то же, я, конечно, думала: вырасту, приеду к нему и все в лицо выскажу, даже плюну, может быть, но не получится харкнуть на паразита, мамка померла, и спросить про ирода больше не у кого. Буля говорит, что ничего не знает.

– Почему ты так странно разговариваешь, как старушка малограмотная? – спросил Карл.

– Так с кем поведешься, – засмеялась Сенька. – Буля-то моя всю жизнь воспитателем в детском доме отработала, у нее только училище и есть. В школе я учусь плохо, но это потому как мне там неинтересно, – словно оправдалась Сенька.

– Врет она, – послышалось от двери, – плохо учится, потому что сбегает каждый раз с уроков, – Клава подошла к ним и села рядышком на ступеньку. – Булю по старой памяти, зная, как им денег не хватает, устроили мыть полы в детский дом, но сил у нее на это не хватает, поэтому и сбегает Сенька периодически с уроков, деньги им очень нужны, – грустно закончила Клава.

– Ладно, разговаривайте, – Сенька встала и пошла в дом.

– Ты прости меня, – уже вслед ей сказал Карл. – Я ошибся, ты очень взрослая.

– Да ладно, – улыбнулась она. – Только жалеть меня не надо, я самая счастливая. У меня есть Буля и Клава, у многих и этого нет.

Когда она скрылась в доме, Клава начала отчет:

– Значит, так, четко и почти дословно сформулировал свое путешествие в Москву только Боря, остальные плавали. Например, ваша Динка.

– Она не моя, – вставил Карл, и если бы не было так темно, то Клава заметила бы, как он покраснел.

– Хорошо, не ваша, а просто Динка, никак не смогла ответить, почему она поехала в СВ. Ведь она просто фитнес-инструктор, откуда деньги на такую роскошь? Марина сказала, что решила развеяться, судя по тому, что она только что развелась с Саньком, это вполне логично. Филипп – тоже отдельная история, зачем поезд, когда есть самолет? Приехал на конференцию и благополучно забыл про нее, вообще я попыталась его разговорить насчет неё, и очень странно, что он не может сказать никаких деталей, ссылается на трудности перевода, но до этого ему знаний русского ему вполне хватало.

– Значит, вычеркиваем Бориса? – спросил Карл.

– Да нет, Бориса только подчеркиваем, жирным красным карандашом, не может человек так дословно формулировать цель своего визита, если только она специально не заучена.

– В смысле?

– Вам надо бросать пить, вы тупеете, – вздохнув, сказала Клава. – Только вранье, которое очень важно, заучивается дословно и повторяется в любых ситуациях, правда же интерпретируется в зависимости от того, кто спрашивает.

– Клавочка, – сказала Сенька, выбежав на крыльцо, – пора спасать Ярика, Санек схватил его в охапку и потащил спать. Он, как раненый пленный, просил тебе напомнить, что ты обещала его спасти.

– Боже мой, Ярик, – Клава вскочила и убежала, а Сенька, толкнув слегка Карла, не сдерживая улыбки, предложила:

– Пошли, дядька, поржём?






* * *


Дом уснул только ближе к полуночи, сначала все переругались, потом помирились. Потом всем коллективом отрывали от Санька бедного и испуганного Ярика. Тот, прижав его к себе как любимую игрушку, не хотел отдавать, пришлось применять тяжелую артиллерию – Марину, только она смогла вызволить Ярика из пьяного дружеского плена Санька. Постелили пострадавшему рядом с комнатой горничной в узком чулане на раскладушке, но Ярик был рад этому безмерно.

Когда все разошлись по своим комнатам, дом зажил какой-то своей непонятной жизнью: где-то под половицей кузнечик издавал звук, вот скрипнули створки незакрытого окна, а на крыше то ли ветер, то ли мыши издавали странные и непонятные звуки. Сны случайных соседей по теремку крутились где-то в воздухе под потолком, они были разные, цветные и черно-белые, добрые и наивные, страшные и горькие, но крепче всех абсолютно без снов спал убийца, потому как, перешагивая токую грань добра и зла, душа умирает и уже не умеет видеть сны.





* * *


Погода была отличной, лес переполнен запахами и цветами, вызывал чувство вселенского счастья, лишь могилы под ногами наводили на уныние.

– Вот, Карл Юрьевич, скажите мне, пожалуйста, почему именно в Зареченскую приехал Козарь? – прервала тягостное молчание Клава.

Тот, прочитав очередное имя на памятнике, повернулся к Клаве и развел руками.

– Вот, – продолжила мысли вслух она, – а возможно, в этом таится отгадка. Я еще вчера позвонила своему секретарю и попросила узнать все про Матвея Григорьевича Козаря, но не то, что было с ним после начала войны, а то, кем он был до нее.

– Это-то зачем? – не отвлекаясь от просмотра имен, спросил Карл. Они с утра пришли к старому кладбищу и поняли, что работы тут не на один день. Станица была очень старой и когда-то большой, видно, не соврал хозяин, приютивший их, даже кладбища было два. Решили начать со старого, могилы, которые они сейчас просматривали, датировались 1898 годом. Клава не верила в результат и поэтому подошла к этому без фанатизма. В отличие от своего начальства она шла по тропинке, слегка бросая взгляд на полусгнившие кресты, решив лучше порассуждать.

– Ну, вот смотрите, Карл Юрьевич, ведь что-то его здесь привлекло, ведь откуда-то он узнал, где можно спрятать машину, а я узнавала: это огромная машина-фургон весом примерно 6–7 тонн, ее просто так не спрячешь.

Карла немного бесила отстранённость, с которой Клава выполняла задание, он сам привык делать все досконально и не прощал подчиненных, отличающихся халатностью. Но боясь, что она просто психанет и уйдет, оставив его один на один с жуткой задачей, бесился внутри.

– Может быть, это и логично, но секретарь такую информацию, да еще и быстро, не найдет, зря только деньги на телефоне потратили.

– О, вы не знаете Инну Викторовну, она может все. Это гениальная женщина, достойна кресла директора, просто в нашем жестоком мире пенсионеров не считают дееспособными, а зря. У нее два высших образования, множество управленческих должностей и, что главное, живой ум. Иногда я чувствую, что мне никогда не стать такой, как она, умной и собранной, – Клава решила сегодня не закалывать шишку, длинная коса, заплетенная Сенькой, очень смущала, и она перекладывала ее с одного плеча на другой.

– Значит, вам повезло, мне досталась тупая кукла, – искренне пожаловался Карл.

– При чем тут везение, зачем брали на работу такую? – удивилась Клава.

– Так принято, престижно, круто, надо, чтоб она была модельной внешности. Приеду – уволю дуру.

На этих словах они уперлись в развалины, стоящие на краю старого кладбища. Клава быстро перелезла через разрушенную кирпичную стену и оказалась в центре старого строения. Пол был гнилой, поэтому она ступала медленно и аккуратно. Другие части старого здания чуть лучше сохранились, по ним было понятно, что когда-то это была церковь. Правда, об этом напоминало совсем не многое, о том, что это было очень давно, красочно говорила ель, которая росла в очередном проеме стены, впустив свои уже огромные лапы внутрь в свод бывшей церкви. Лето, солнце, пробивающееся через дырявую крышу, полуразрушенные стены, которые могли бы рассказать многое, эта ель, которая уже успела так вырасти на развалинах, – Клаве жутко захотелось покричать. И она, расставив руки и закрыв глаза, крикнула:

– Что ты помнишь, расскажи,

Мне так хочется историй.

Спорю, ходят миражи,

Несмотря на мораторий.

Ты стоишь здесь сотню лет,

Нет, скорей всего, века.

Много радости и бед

Видел ты наверняка.

– «Про истории забудь,





– услышала она голос Карла и замерла, —

Камень мне ответил грустно. —

Да, в веках идет мой путь,

Но истрачены все чувства,

Человечество грешно,