Похищенная, или Красавица для Чудовища

В своих мечтах Мишель уже вбегала в собственную спальню и, достав спрятанную под половицей коробку, вынимала иголку из вольта.

– Скоро, очень скоро этому кошмару придет конец, – улыбаясь, как заклинание повторяла она.

Коляска остановилась у самого крыльца. Мишель пришлось старательно тянуть шею, рискуя вывалиться из окна, лишь бы разглядеть пожаловавшего к Донеганам незнакомца.

Увы, очень скоро пленнице пришлось признать: молодой человек, показавшийся из наемного экипажа, никак не мог быть Сагертом Донеганом.

Навстречу гостю уже спешили хозяйки Блэкстоуна. За те несколько дней, что провела Мишель в этом доме, ни разу ей не доводилось видеть Катрину и Аэлин в таком возбуждении. Особенно последнюю, смерчем слетевшую по ступеням крыльца и с радостным визгом повисшую на шее у молодого человека.

– Какая же она все-таки деревенщина!

Мишель почти не сомневалась, что перед ней ровесник Галена. Вот только лицо гостя разглядеть мешала светлая шляпа, оттененная черной лентой. Зато подтянутая широкоплечая фигура неизвестного джентльмена свидетельствовала не только о том, что он находится в отличной физической форме, но и что до заката жизни ему еще ой как далеко.

На госте были узкие горчичного цвета бриджи, заправленные в высокие сапоги. Из-под идеально скроенного сюртука выглядывала рубашка с модной нынче гофрированной манишкой, поверх которой был франтовски повязан широкий черный галстук.

Молодой человек обнял Аэлин. Вернее будет сказать, позволил той себя обнять. Затем, поклонившись (явно шутливо), поприветствовал улыбающуюся Катрину и велел слугам, молчаливо ожидавшим распоряжений, перенести в дом ручной саквояж, одиноко стоявший на стеганом сиденье экипажа. Да не забыть прихватить дорожный сундук, притороченный к коляске.

Будто почувствовав, что за ним наблюдают, незнакомец резко вскинул голову. Мишель не успела отпрянуть, пойманная взглядом прищуренных глаз, в которых плясали искорки веселья. А может, в них просто так причудливо отражалось солнце, превращая серебро его глаз (ей подумалось, что они у него обязательно должны быть серыми) в расплавленное золото.

Молодой щеголь приподнял за тулью шляпу, приветствуя юную красавицу, а потом послал ей не то ироничную улыбку, не то самую настоящую наглую усмешку.

Вспыхнув, пленница пожалела, что так опрометчиво сняла занавески, и, растерянная, опустилась на кровать, гадая, кто же пожаловал к Донеганам.

И какую из этого выгоду она сможет для себя извлечь.





Глава 5




Позабыв о том, что собиралась посвятить день генеральной уборке, Мишель не отходила от двери, намеренно оставив ту приоткрытой. Сидела на узкой ступеньке, которая от малейшего ее движения начинала противно скрипеть, и, затаив дыхание, жадно ловила каждый доносившийся с нижних этажей звук.

Морщилась, когда Аэлин принималась смеяться, заливисто и счастливо. Блэкстоуну совсем не шел этот жизнерадостный смех. Удивленно вскидывала брови, вслушиваясь в неразборчивый, неожиданно ласковый щебет Катрины. В представлении Мишель, прозвавшей старшую сестру Галена мисс Чопорная Ледышка, ласка и Катрина были несовместимы.

Пленница хмурилась, впитывая в себя приглушаемый толстыми стенами и перекрытиями голос незнакомца. Этот голос казался Мишель смутно знакомым. И тем не менее, сколько ни пыталась, так и не сумела вспомнить, где и когда могла повстречать молодого человека.

И встречалась ли с ним вообще. Может, ей просто так отчаянно хотелось верить, что в Блэкстоун по счастливой случайности нагрянул один из ее давних знакомых, о котором она забыла, но он-то, этот самый знакомый, ее конечно же должен помнить. Стоит им только увидеться, как молодой человек тут же проникнется к ней состраданием и согласится помочь.

– Да, я обязательно должна с ним встретиться, – решила для себя Мишель. – Тем более что Донеган куда-то убрался. Грех не воспользоваться такой возможностью.

Дождавшись, когда страсти внизу поутихнут и в доме воцарится привычная атмосфера вялого уныния, Мишель осторожно, стараясь не воспроизводить ни звука, стала спускаться по лестнице. Такой же скрипучей, что и рассохшиеся половицы на чердаке.

Несмотря на страх быть пойманной, она не останавливалась. Упрямство в ней снова взяло верх над всеми остальными чувствами. Мишель вознамерилась во что бы то ни стало повидаться со знакомым незнакомцем, причем сделать это как можно скорее. И если поймет, что перед ней настоящий джентльмен, а не жалкое его подобие вроде Галена, обязательно расскажет тому о своей беде.

Впрочем – она горестно вздохнула, – внешность зачастую бывает обманчива. Теперь-то она это точно знает. До недавнего времени Гален Донеган тоже успешно прикидывался джентльменом, эталоном манер и образцом для всех мужчин-соседей. А вон оно что оказалось на самом деле…

В коридоре второго этажа привычно властвовали сумрак и тишина. Иногда Мишель начинало казаться, что этот дом необитаем. Населенный только лишь призраками, являвшимися ей в обманчивой плоти.

Крадясь на цыпочках, Мишель останавливалась возле каждой двери. Прислушивалась и гадала, в которую из гостевых комнат определили франтоватого гостя, так осчастливившего своим появлением девиц Кунис и Донеган.

«Раз он меня не запер, значит, я могу ходить по дому. В крайнем случае, скажу, что хотела забрать свои вещи, которые мне так и не принесли», – храбрилась пленница, но сердце в груди все равно стучало как сумасшедшее.

Не успела Мишель так подумать, как с улицы донесся шум, показавшийся ей оглушительным, – лошадь яростно дробила копытами сухую землю. Неизвестный всадник мчался по аллее к дому.

Она замерла, парализованная страхом, а услышав, как внизу хлопнула дверь и по холлу разнесся раздраженный голос Галена, звавшего кого-то из слуг, вырвалась из пут оцепенения и пулей понеслась по коридору. Взлетела по лестнице и, только задвинув щеколду, обессиленная волнением, скользнула на пол. Мишель испуганно застыла, вжавшись в створку, моля Всевышнего, чтобы Донеган не поднялся к ней. Щеколда если его и задержит, то лишь на пару мгновений.

К огромному облегчению пленницы, ни днем, ни вечером Гален так и не появился. Только служанка забегала, чтобы принести сначала обед, а потом ужин. На вопрос Мишель, кто это осчастливил своим визитом хозяев Блэкстоуна, рабыня промямлила что-то насчет того, что ей запрещено разговаривать с «мисс гостьей».

– Да чтоб тебя, Донеган! – в сердцах воскликнула Мишель, по привычке раздраженно ударив каблуком об пол. – Ни с кем не говори, живи в грязи! Как это ты меня еще голодом не начал морить!

Справившись с очередным приступом злости, пленница продолжила уборку, и к вечеру чердак если и не превратился в уютную, идеально чистую комнату, то хотя бы приобрел более-менее жилой вид. Свесившись из окна, Мишель старательно трясла простыни, хоть и понимала, что чистыми они от этого все равно не станут. С горем пополам вытряхнула и ковер. Неумело смахнула тряпкой пыль со стола и полок, подмела и даже помыла полы. От гримасы отвращения, не сходившей с запачканного грязью личика, у Мишель ныли скулы. А от воды кожа на руках стала сухой и сморщилась, будто у старухи.

– Какая же это неблагодарная работа. – Мишель устало опустилась на стул. Склонилась к миске с остывшей овощной похлебкой. Она чувствовала себя настолько усталой, что едва сумела проглотить несколько ложек.

Аппетита не было, и политое медом печеное яблоко, ставшее ей десертом, Мишель жевала, даже не чувствуя его вкус.

К вечеру «дом с призраками» стал и вовсе походить на склеп. Тишина, захватившая Блэкстоун в свой плен, действовала на нервы. Все в нем как будто вымерли. Застыло время.

Лишь за окном ее маленького убежища что-то менялось: тревожно шумели деревья, сгущались сумерки. И небо, окрашенное багрянцем, вдоволь напитавшись алым, постепенно темнело, с каждой минутой все больше походя на черный бархат, по которому чья-то невидимая рука рассыпала бриллианты-звезды. А посредине, будто главную драгоценность, умостила похожую на тарелку из дорогого фарфора луну.


Мишель подняла голову, подставляя лицо холодному лунному свечению, и поежилась от тревожного предчувствия. Что этой ночью обязательно случится что-то страшное.

Непоправимое.



В приглушенном свете керосиновой лампы, тускло поблескивавшей на столе, окружающая обстановка казалась еще более зловещей и мрачной. Мишель подумалось, что сегодня она вряд ли уснет. Только не тогда, когда полная луна нахально заглядывает в окно чердака, беря пример с фарфоровых кукол, весь день тоже пристально следивших за новой «квартиранткой».

Говорят, в полнолуние прежние обитатели этих земель становились особенно сильными и еще более опасными. Лугару черпали силу из ночного светила и, превращаясь в волков, до самого рассвета блуждали по лесу в поисках поживы.

Словно отзываясь на ее мысли, где-то вдали, в недрах глухой чащи раздался волчий вой. Громкий, голодный, полный исступленной ярости и жажды охоты. Мишель поежилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Закутавшись в найденную в сундуке среди остальной ветоши шаль – сплошь изъеденную молью, – вместе с керосиновой лампой направилась к стеллажам.

Остановив свой выбор на книге, на полустертом корешке которой еще можно было разобрать название «Морской дьявол», решила, что это наверняка авантюрный роман о приключениях какого-нибудь красавца-пирата на бескрайних просторах океана. Одна из тех историй, которые она так любила, считая и себя тоже немножечко авантюристкой, и всю жизнь мечтала о приключениях. Хоть теперь понимала, что лучше бы и дальше продолжала о них просто грезить, сидя возле растопленного камина своей спальни, и, затаив дыхание, переворачивала страницу за страницей. Пусть бы маялась дома от скуки, чем проходила через испытание, что выпало на ее долю по милости гадкой колдуньи.

Чихнув от запаха пыли, ударившего в нос, Мишель вернулась за стол. Не сдержавшись, погрозила кулаком властительнице ночи, расплескавшей по округе свой ядовитый свет и по-прежнему (будто луне больше нечего было делать) пристально наблюдавшей за плененной девушкой.

Мишель надеялась, что история морехода, в каждой главе вляпывавшегося в неприятности и с лихим задором из них выпутывавшегося, поможет отвлечься и постепенно сон придет. Но нет, далекий волчий вой, пугающее дрожание теней на стенах, подозрительный шелест листвы под окном заставляли ее нервничать и с замиранием сердца вслушиваться в ночные звуки.

– Да когда же они, наконец, угомонятся! – Она резко захлопнула потрепанный томик.

Казалось, волки подобрались совсем близко. Ярятся под самыми стенами Блэкстоуна, надеясь проникнуть в дом.

Обессиленная от волнений минувшего дня Мишель устало вздохнула и привалилась к жесткой спинке кресла. Скользнула взглядом по видавшей виды столешнице, по плохо вымытому стеклу, заключенному в старую растрескавшуюся раму, и вновь обратилась к луне, гордо возвышавшейся над спящим поместьем.

Зевнув, она рассеянно подумала, что за уродливый кустарник окаймляет боковую аллею и было бы неплохо что-нибудь сделать с редкими чахлыми деревцами – не чета тем, что обрамляли центральную аллею. Оттого что луна светила так ярко, гравиевая дорога казалась покрытой тончайшим слоем перламутра. И скамейки, убегавшие к воротам, как будто выковали из волшебного олова. От лунного свечения не укрылось ничто, кроме двух высоких фигур. Не то они поглощали свет, не то он их пугливо сторонился, не желая связываться с созданиями мрака.

Мишель вскочила как ужаленная, движимая необъяснимым чувством страха. Первым порывом было убежать, но, понимая, что бежать ей здесь некуда, замерла, слыша, как в груди исступленно бьется сердце. Будто прикованная к незнакомцам взглядом, следила она за тем, как тьма, которую они олицетворяли, все ближе подбирается к дому. Назвать этих существ людьми у нее язык не поворачивался. Воображение, подхлестнутое непонятным волнением, рисовало перед глазами голодных хищников. Охотников, безжалостно идущих по следу.

Мишель встрепенулась и с трудом отвела от мрачных фигур взгляд, когда на лестнице раздались чьи-то быстрые шаги.

– Мишель, открой! – тяжело дыша, заколотила в дверь Катрина.

– Решила проведать пленницу? Как это мило с твоей стороны! – Осознание того, что превратилась в безвольную марионетку, нахлынуло на Мишель с новой силой. Во рту снова горчило от обиды, будто разом опрокинула в себя целую бутылку с настойкой полыни.

– Нет времени на капризы! – воскликнула мисс Донеган, не переставая барабанить кулаком в дверь, и Мишель подумалось, что незваная гостья за дверью умирает от страха. Как всего несколько мгновений назад умирала она, глядя на двух жутких типов, безмолвно разгуливающих по аллее. – Открой немедленно! – Голос Катрины сорвался на крик.

Чувствуя, как на нее снова ледяной волной накатывает паника, Мишель рванулась к двери и услышала тихий шепот сквозь слезы:

– Они не должны были вернуться так рано. Не должны.

Звякнула щеколда. Катрина смерчем ворвалась в комнату, схватила пленницу брата за руку и чуть ли не волоком потащила за собой вниз по лестнице.

– Катрина, ты меня пугаешь! Что происходит?! – истерично взвизгнула Мишель, когда на первом этаже с грохотом распахнулась входная дверь.

Она судорожно сглотнула и подумала, что ей, должно быть, почудилось, что где-то там, во тьме холла глухо зарычал зверь.

Этой звуковой галлюцинации вторило нервное бормотание хозяйки Блэкстоуна:

– А все ты! Ты… Из-за тебя они вернулись так рано. Спустить бы тебя к ним по лестнице! Пусть бы развлеклись да угомонились!

– К ним? – непослушными губами прошептала пленница, чувствуя, как ее начинает колотить.

Короткое расстояние до двери, из-под которой пробивалась тусклая полоска света, Катрина не пробежала, а пролетела и, особо не церемонясь, затолкала «гостью» в комнату.

Мишель остолбенела, когда ее глазам открылась страшная в своем безумии картина: в самом центре на полу, испещренном желтоватыми символами из кукурузной муки вроде тех, что рисовали местные колдуны во время своих жутких ритуалов, сидела Аэлин. Зажмурившись, девушка раскачивалась из стороны в сторону, что-то неразборчиво бормоча. Темные завитки прилипли к влажным от пота вискам креолки, руки, покоящиеся на некогда светлой юбке, багровели кровавыми разводами. Капли крови, словно бусины разорванного ожерелья, рассыпались по полу, окружив безжалостно выпотрошенную курицу. В черном оперении, с уродливо вытаращенными, будто стеклянными, глазами, от которых Мишель не могла отвести взгляда.

На широком лезвии кухонного ножа в бликах пламени капли крови казались сгустками раскаленной лавы, медленно растекающейся по стали.

Мишель замутило.

– Быстро в круг! – прошипела Катрина, толкая ее к своей кузине. Сама, дрожащей рукой провернув в замке ключ, метнулась за ней следом и замерла, сжавшись на полу.

– Что… что здесь происходит? – Мишель задыхалась от едкого запаха оплавленных свечей, горевших повсюду: на мебели, на полу.

Глаза слезились. Не то от слез, не то от спертого воздуха и черной магии, которой были протравлены стены, каждый закуток этой комнаты кошмаров.

Присмотревшись повнимательнее, Мишель заметила, что колдовские знаки заключены в начертанный мукой круг, внутри которого она оказалась по чьему-то безумному замыслу.

«Они все здесь безумны!» – мелькнуло в воспаленном сознании.

На вопрос пленницы так никто и не ответил. Аэлин пребывала в каком-то мистическом трансе, Катрина сидела рядом и дрожала, неосознанно прижимаясь плечом к плечу Мишель, несмотря на испытываемую к ней стойкую неприязнь.

Беланже испуганно озиралась, вглядываясь в притаившийся по углам полумрак. Крик уже готов был сорваться с губ пленницы, когда в глубине комнаты что-то чуть заметно шевельнулось, но тут ее с силой дернула за руку Катрина.

– Молчи!