Подлинное искупление

— Это мой дом. Я живу здесь со Стиксом.

Я молча кивнула, и Лила с Мэдди провели меня через парадную дверь на кухню. Она очень отличалась от обычных кухонь, которые я видела в общине. Это было сочетание серебряного металла и дерева, серебряные устройства казались такими блестящими, что в их отполированных поверхностях я видела свое отражение. Столешницы были черными с вкраплениями серебристого стекла. За кухонной зоной на полированном деревянном полу лежали мягкие ковры насыщенных теплых оттенков. Большие окна элегантно обрамляли красивые шторы с цветным рисунком. В доме пахло свежеиспеченным хлебом и едва ощутимым пряным, мускусным ароматом.

Мэй подошла к плите, чтобы вскипятить воды. Мэдди помогла Лиле сесть за большой стол. Остановившись в дверном проеме, я наблюдала за тем, как они с легкостью и знанием дела перемещаются по этой роскошной комнате.

Никогда я не чувствовала себя такой одинокой.

Мои сестры выжили, они обрели новую жизнь… и место в этом мире без меня. В этом странном новом мире, в котором не было знакомых мне запахов и звуков. В мире, который внушал мне страх; в мире, частью которого я не являлась.

— Райдер, — прошептала я и почувствовала, как все мои сестры тут же замерли.

Хотя я их не видела. Я сосредоточила все свое внимание на затейливом рисунке в деревянном полу, и у меня всё плыло перед глазами.

— Он хороший человек, — заявила я. — Он очень добрый. Я это знаю.

— Белла, — спустя какое-то время осторожно произнесла Мэй. — Иди сюда.

Я сморгнула навернувшуюся на глаза пелену и увидела, что она жестом указывает мне на стоящий у стола свободный стул.

Меня замутило.

Я не знала, что мне делать в этом месте. Не знала, как после такой долгой разлуки вести себя с сестрами. Это чувство убивало меня практически так же, как и всё то, что делал со мной брат Гавриил. Потому что эти женщины были моей спасительной нитью, моим убежищем. Только о них я думала, когда боялась, что не справлюсь. Ради них я жила.

Но сейчас я была в полной растерянности. В голове клубился густой туман. И я… я.

Я хотела Райдера. Мне был нужен Райдер.

У меня горела рука, словно я чувствовала, как в утешительном жесте сплетаются с моими пальцами его пальцы. Когда я хорошенько концентрировалась, то почти слышала его грубый голос, шепчущий мне сквозь толстую каменную стену «Хармони». Его голос эхом отозвался у меня в голове, и сердце забилось в том обычном ритме, который нарушился, как только его забрали. Когда он был со мной, я могла свободно дышать. Я не ощущала внутри пустоты. Чувствовала себя цельной.

Чувствовала себя… полноценной.

Я закрыла глаза, и ничуть не удивилась тому, что мой разум перенес меня в маленький тюремный блок Нового Сиона. Мне это показалось весьма ироничным. Всю свою жизнь я стремилась к свободе. И все же я поняла, что впервые почувствовала что-то отдаленно напоминающее свободу именно, когда была заперта в этих четырех каменных стенах, и мою ладонь сжимала эта сильная, надежная рука.

Мэй откашлялась, и я открыла глаза. Я села на придвинутый ею стул, и чуть не разрыдалась, когда она наклонилась и поцеловала меня в голову. Она села. Четыре окаянные сестры воссоединились в этом деревянном почти раю.

— Это жилище…

Я не знала, как объяснить это странное чувство, охватившее меня от того, что моя сестра живет в таком месте.

Мэй покраснела, но я знала, что это не от гордости. Она этого стеснялась. Когда-то я знала свою сестру. Когда-то я знала всех этих трёх девушек, как свои пять пальцев, — каждый жест, каждое тихо оброненное слово. Теперь я оказалась сторонним наблюдателем, взирающим на их новообретенное и вполне заслуженное счастье.

— Это слишком, — сказала Мэй, когда я обвела взглядом ее дом.

По лицам Мэдди и Лилы я поняла, что они тоже должно быть живут в не менее роскошных домах.

— Никогда не стесняйся своей свободы, — произнесла я, снова повернувшись к ним лицом. Я говорила искренне. — Свобода не обходится без жертв. Радуйся такой награде. Уверена, ты всё это заслужила.

— Белла, — сказала Лила. — Что произошло?

У нее на лице отразилось выражение нестерпимой муки. Я сразу же накрыла ее руку своей — наружу вырвалась роль заботливой матери, которую я всегда брала на себя в отношении Лилы.

— Я приходила к тебе… когда Мэй сбежала. Я хотела посидеть рядом с тобой в карцере, несмотря на то, что ты умерла, — она втянула в себя воздух. — Но тебя там уже не было.

Ее лицо исказилось от боли. Мэдди взяла Лилу за другую руку, и я поняла, что Мэдди тоже там была. Она тоже пришла попрощаться.

— Я подумала, что они уже избавились от тела. Но… но я явно ошиблась… ты была жива, а я так и не пришла тебе на помощь.

— Ты ничего не знала. Как ты могла догадаться, что мое сердце все еще бьется?

— Потому что я должна была как-то это проверить, — заговорила Мэй. — Мне ни в коем случае нельзя было думать, что ты умерла. Мне следовало каким-то образом пробраться в ту камеру и попытаться тебя спасти.

— Ты не …, — прошептала я. — Ты не должна себя ни в чем винить.

Я вспомнила брата Гавриила, вспомнила ту ночь, и меня захлестнула жаркая волна гнева.

— Белла, — тихо сказала Мэдди, и я посмотрела в ее большие зеленые глаза.

— Это всё он, — процедила я сквозь зубы, покачав головой и пытаясь выбросить из сознания воспоминания об этой последней встрече. Но у меня не получилось.

— Расскажи нам, — взмолилась Мэй.

И тогда я закрыла глаза. Закрыла глаза и вернулась в те дни, которые поклялась никогда больше не вспоминать. Потому что это было слишком больно.

Но ради своих сестер я это сделала.


Мы снова вместе, и мне необходимо всё объяснить…



***



Я поморгала в темноте комнаты брата Гавриила. Я лежала бесчувственным мертвым грузом. В щеке пульсировала боль, а в голове стучало так сильно, что у меня раскалывался череп.

Я попыталась сдвинуть ноги, но тут же подавила глухой стон. Боль в голове была просто мелочью по сравнению с ужасом, творящимся у меня между ног. Я втянула носом воздух и изо всех сил попыталась дышать, превозмогая боль.

Это было бесполезно, мука была невыносимой. Я медленно коснулась рукой своих голых бедер. Я еле сдержала накативший приступ тошноты, почувствовав на коже между ног теплую жидкость — кровь.

По щекам катились слёзы. Солёные капли обжигали мою израненную кожу, но я не сдерживала слёз. Я устала. Я ужасно, ужасно устала. И не только от той боли, которую последние несколько недель причинял мне брат Гавриил. От всего.

Все потому, что я сорвалась.

Долгие годы я подвергалась его пыткам. Ежедневным ритуалам Дани Господней, на которых он брал меня всеми возможными способами. И я ничего не могла с этим поделать.

Больнее всего становилось, когда я видела рядом сестер. Все мы стояли на коленях, прижавшись головой к полу и сцепив руки за спиной. Я смотрела им в глаза и пыталась безмолвно их утешить. Но день за днем, год за годом, я видела, как медленно угасает их свет. Видела, как из их душ утекает жизнь.

Я была их старшей сестрой. Они ждали, что я им помогу… но я ничего не могла сделать. Мне пришлось смириться с мыслью, что мы оказались в плену этой жизни.

Дверь открылась, и вошел брат Гавриил. Но на этот раз я не замерла. Он не мог сотворить со мной ничего хуже того, что уже сотворил. Уже не мог сделать мне больнее. Не мог причинить мне боль. У меня больше не осталось сил кричать. Не осталось сил держаться.

Гавриил жил моими криками; мои слезы были его кровью. Он жил ради того, чтобы смотреть, как терпит поражение его подопечная окаянная. И я всегда терпела поражение. В детстве я всегда плакала, когда он толкался в меня. Я кричала, не в состоянии пошевелиться из-за расставленных у меня между ног распорок, когда почувствовала, как он прорывается сквозь мою невинность.

Я всегда была покорной… до недавнего времени. Не произошло ничего сверхъестественного, что заставило бы меня поднять на него руку. Ничего такого, от чего я бы отказалась повиноваться приказу Пророка неукоснительно исполнять все, что только пожелает Гавриил.

Просто с меня было достаточно. Все рано или поздно срываются…

Когда Гавриил призвал меня соединиться с ним, когда он раздел меня догола и засунул в меня свои пальцы, разодрав ногтями мою плоть, я потянулась к нему и вцепилась ему в запястье. Поддавшись порыву, я вырвалась из его хватки. Оттолкнула его и, ударив по лицу, впилась ногтями ему в щеки. Потом я побежала. Я уже добралась до двери. Но Гавриил схватил меня и нанес свой удар.

Я начала настоящую войну.

Пересилив меня, он прижал мое обнаженное тело к полу. Затем полез на меня, и я увидела в его взгляде вызов.

— Джезабель… похоже, ты сошла с ума.

— Отвали от меня, — прошипела я в ответ.

Глаза Гавриила потрясенно округлились. Я никогда раньше так с ним не разговаривала. Я вообще с ним не разговаривала.

— Вот она, — самодовольно… многозначительно произнёс он. — Я всегда знал, что твой внутренний дьявол однажды проявит свою отвратительную сущность.

Он наклонился и провел кончиком носа по моей щеке.

— Я знал, что однажды мне предстоит эта битва. Что грешный демон, сидящий в твоем сердце, попытается снова взять всё под свой контроль.

Он замолчал, затем медленно поднял голову и встретился со мной взглядом.

— И я рад этой битве, Джезабель. Я очищу тебя от твоего греха.

— Не прикасайся ко мне, — огрызнулась я и попыталась вырваться из его хватки.

Гавриил сжал в своей ладони обе мои руки и, скользнув другой вниз по моей груди и животу, агрессивно схватил меня между ног. Я почувствовала, как его пальцы царапают мои складки, и с силой зажмурила глаза. Он наклонился ко мне, обдав мое лицо своим дыханием.

— Я прикоснусь к тебе, шлюха. Я буду прикасаться к тебе снова и снова, пока ты не поймёшь где в этом мире твоё место. Тебе запрещено в чём-либо мне отказывать. И мой долг убедиться в том, что ты наказана согласно нашему Священному Писанию.

Он отвёл руку от моего лона, а через секунду вонзился в меня. Тело захлестнула мучительная боль от его нежеланного проникновения, и я закричала. Я закричала снова, когда он ударил меня по лицу. Но вскоре я впала в оцепенение, и крики прекратились. С тех пор я больше не кричала.

Он собирался меня убить, и я ни за что не дала бы ему насладиться своей болью.

Когда я снова пришла в сознание, то всё так же неподвижно лежала на полу. Блуждающая по моему телу рука Гавриила скользнула вверх по задней части моего бедра. Его пальцы пробежали по растекшейся крови. По его сперме, которая все еще оставалась на моей коже. Он взобрался на меня и ворвался внутрь. Так что я закрыла глаза. Закрыла глаза и молилась, чтобы Бог меня забрал. Мне больше не хотелось находиться в этом месте. Не хотелось жить вот так.

И меня поглотила тьма.

Открыв глаза, я подумала, что моё желание исполнилось. Но когда мне удалось поднять голову, я увидела, что нахожусь в маленькой камере. На двери виднелись металлические решетки. И мне было холодно. Мне было очень, очень холодно. В тяжёлой голове клубился густой туман, и я никак не могла сосредоточиться. Мне хотелось пить. Губы потрескались и болели.

Я не чувствовал своего тела.

— Белла, — послышался снаружи чей-то голос.