Подарок судьбы и граф в придачу

Ален кивнул, поморщившись: ему было стыдно вспоминать.

— Элина довольно странно среагировала, она, мне показалось, испуганно взглянула на тебя и не ответила на выпад Ирэйны, как это делала раньше. Согласись, это не похоже на нее. Еще я не успел рассказать тебе о разговоре между Элиной и твоей женой, который я случайно услышал. Он произошел как раз перед той ночью, когда ты отомстил жене, — Торин увидел, как Ален вздрогнул при этих словах, но он продолжал, нисколько не сочувствуя другу. — Элина, видимо, чувствуя твою поддержку, откровенно оскорбляла твою жену, говоря, что она не сможет удержать тебя, что вы с Элиной любите друг друга. А еще она спросила о виконте Плеринге, точнее, знает ли Ирэйна, кто это.

Торин замолчал, и на его лицо набежала улыбка. Ален удивленно смотрел на друга и с нетерпением ждал продолжения.

«Ваш любовник?» — спросила ее Ирэйна, Элина разозлилась, закричала, что это любовник твоей жены, а Ирэйна ответила, что это невозможно, потому что она бы об этом знала, — Торин улыбался во весь рот, глаза его блестели, — Ален, видел бы ты в тот момент свою жену, она была великолепна!

Ален тоже улыбнулся, ему несложно было представить, он не раз наблюдал пикировки между женой и Элиной, где Ирэйна легко ставила соперницу на место.

— Тебя смущает, что Элина знает о Плеринге? — спросил Ален.

— Именно! Ты его не помнишь, хотя твоя жена, как выразилась Элина, флиртовала с ним, а вот Элина знает о Плеринге, хотя не общалась с Ирэйной. Впрочем, может быть, я преувеличиваю.

— Нет, Торин, думаю, ты прав. Спасибо, что рассказал.

После разговора с Торином Ален приказал слугам особенно внимательно наблюдать за женой и докладывать ему, если вокруг нее будет происходить что-то непонятное, или ей будет что-то угрожать. Он велел никому не тревожить жену, но если она что-либо потребует — направлять к нему.

Для Алена потянулись длинные до бесконечности дни и ночи, когда он с мучительной тоской наблюдал за женой и ждал, сам толком не зная, чего именно. Ночами долго ворочался от бессонницы. Он подкарауливал горничную, когда та выходила вечером из спальни Ирэйны, и спрашивал, как жена себя чувствует и не нуждается ли в чем. «Она молчит», — чуть не плача отвечала горничная.

Его жена никого и ничего не замечала вокруг себя, все дни она проводила с ребенком. С ним она играла, гуляла, разговаривала, а остальных просто не замечала. Ален встречался с ней только в столовой, но заговаривать не пытался, да и никто не пробовал о чем-то ее спрашивать или завязать беседу. Темы, которые иногда обсуждались за столом, она даже не пыталась игнорировать, она их просто не слышала. Как-то служанка уронила бокал и тот со звоном разбился. Прижав руки к груди, провинившаяся с испугом посмотрела сначала на Алена, потом на Ирэйну. Та, услышав звук разбитого стекла, подняла голову. Увидев испуг в глазах служанки, она улыбнулась ей и мягко сказала: «Ничего страшного» и спокойно продолжила обедать. Ален поразился тому, как жена ничего не замечающая вокруг себя, смогла мгновенно оценить ситуацию и с какой чуткостью отнеслась к прислуге. Неудивительно, что слуги с трепетом наблюдали за хозяйкой, старались выполнить любое ее желание в надежде увидеть ее благодарную улыбку.

Ален, чтобы как-то держать себя в руках и не выть от тоски, переговорил почти со всеми, с кем общалась его жена. Как ни тяжело ему это было делать, ведь пришлось на время забыть о статусе и перешагнуть через самолюбие, он готов был на все, чтобы вернуть ее расположение.

Граф не давал никаких распоряжений относительно занятий, проводимых с детьми. На следующий день, после того, как Ирэйна в тот злополучный день, уехала из замка и не посетила классную комнату, дети не пришли на занятия ни к профессору Кремингу, ни к Горну. В этот же день Ален зашел к Кремингу в библиотеку. Сначала они поговорили о работе профессора по описанию родословной графа, потом Ален решил коснуться темы обучения.

— Скажите, профессор, Вас не удивило, что моя жена попросила Вас заниматься с детьми слуг? Вам это не показалось оскорбительным? — задал он мучивший его вопрос.

— Аргументы леди Иры мне показались убедительными, к тому же я соскучился по преподавательской работе, — ответил Креминг.

— Она сказала, что в них течет кровь рода Монсервилей? — уточнил Ален.

— Именно, и что разумнее не отрицать или не замечать этот факт, а признать и использовать во благо рода, — подтвердил профессор.

Ален молчал, обдумывая сказанное профессором.

— А почему моя жена изучала не все дисциплины, а только некоторые из них?

— Она слушала только историю нашего королевства и других государств и картографию, а остальные предметы ей знакомы, и это отнюдь не поверхностные знания, но она старалась этого не показывать, — Креминг помолчал, а потом спросил: — Вы хотите прекратить обучение?

— Раньше хотел, — честно ответил Ален, — сейчас не буду этого делать, просто стараюсь понять мотивы поступков своей жены.

Профессор улыбнулся, услышав ответ, а потом вновь став серьезным, сказал:

— Общение с леди Ирой доставляет мне истинное наслаждение, а ее общение с детьми значит для них гораздо больше, чем мои занятия, можете мне поверить.

— Благодарю Вас, профессор, и у меня к Вам небольшая просьба, — произнес Ален, немного смутившись, — я бы хотел, чтобы занятия возобновились лишь после того, как моя жена обратится ко мне с просьбой об этом.

— Прошу меня заранее простить, Ваше Сиятельство, но, если леди Ира даст указание о проведении занятий непосредственно мне, я не посмею ей отказать, — твердо заявил Креминг.

Торина Ален нашел на площадке замка, с которой сам ранее наблюдал за его беседой со своей женой. Тот стоял и наблюдал за Ирэйной, прогуливавшейся по парку с Ажаном. Ален подошел и встал рядом, Торин скользнул по нему равнодушным взглядом и вновь стал смотреть вниз, в его глазах застыла тоска и чувство вины. Ален и сам испытывал что-то подобное, он четко осознавал, что виновником страданий друга является именно он. Теша свою гордыню, терзаясь от ущемленного самолюбия, которое ошибочно принимал за боль, он оттолкнул любимую женщину и чуть не потерял единственного друга. Только теперь он понял, что такое настоящая боль, когда пришло осознание масштабов содеянного, когда в полной мере ощутил последствия того, что натворил.

Ален поймал себя на мысли, что впервые назвал про себя Ирэйну любимой женщиной, и улыбнулся. Именно это новое чувство, внезапно овладевшее им, захватившее в плен его сердце, заставляло его бороться с отчаянием, наполняло его силой. Он был решительно настроен вернуть доверие своей жены, снова увидеть в ее глазах огонь, который значил намного больше, чем страсть, теперь он это понимал.

— Дети не пришли сегодня на занятия к профессору, — сказал Ален, наблюдая, как его сын, сидя на руках Ирэйны, дергал маму то за нос, то за волосы, а она терпеливо отводила его ручки, машинально поправляла волосы, при этом что-то говорила, улыбалась и легко чмокала ребенка в щечку или носик.

Торин обернулся к нему, не успев стереть с лица улыбку, которую вызвала сценка внизу.

— Что я слышу — дети? Уже не бастарды? — усмехнулся Торин, не скрывая сарказма.

Ален молчал, терпеливо выслушав вполне заслуженную насмешку друга.

— Ты запретил? — спросил Торин, не дождавшись ответа.

— Нет, не запрещал и теперь уже не буду, — ответил Ален. — Знаешь, Креминг сразу принял позицию Ирэйны в этом вопросе.

— Это говорит о том, что он умнее нас, — прокомментировал Торин. — Я ведь так же, как и ты не понимал, почему твоя жена занялась обучением твоих отпрысков, и спросил ее об этом.

— Дай угадаю, — перебил друга Ален, — она ответила, что это кровь рода Монсервилей и нужно признать этот факт и использовать его для процветания рода.

— И не только это, — не принял шутку Торин, — Ирэйна также сказала, что Ажану в будущем нужны будут преданные люди. Бьюсь об заклад, что тебе, опытному стратегу и в голову не приходило посмотреть на ситуацию с этой точки зрения. Я ей напомнил, что так не принято среди представителей королевской элиты и этот поступок будут рассматривать, как вызов обществу.

Торин замолчал, о чем-то задумавшись.

— И что ответила моя жена? — не вытерпел Ален.


— Твоя жена уверенно заявила, что ее муж уважает себя и не пойдет на поводу у толпы.

Торин наклонился к Алену и произнес прямо в лицо, не скрывая возмущения и горечи:

— В то время, как ты искал повод обидеть и оскорбить свою жену, она о тебе говорила с уважением, как об умном и благородном человеке, а если кто-то в этом сомневался, бросалась на твою защиту.

Ален стоял, опустив голову и с силой сжимая парапет.

— Я не знал об этом, — начал тихо Ален.

— Не знал или не хотел знать? — перебил Торин. — На каждый мой аргумент в пользу твоей жены ты находил массу аргументов, позволяющих обвинить ее во лжи. Ты не допускал даже мысли, что она искренна в своих поступках. Несмотря на необычное поведение, Ирэйна прекрасно поладила с твоей тетушкой, ярой сторонницей старых устоев и обычаев. Леди Глория всегда вставала на защиту Ирэйны, когда Элина пыталась обидеть ее. Разве ты не заметил, что они всегда были заодно, когда дело касалось семьи?

— Я думал, что до конца ощутил степень своей вины, — после продолжительной паузы сказал Ален, — но ты доказываешь, что это далеко не так.





Глава 30




Ален

— Где я могу найти Вилсона, Артура и Герту? — спросил Ален у управляющего, зайдя к нему в кабинет.

Людвиг очень удивился, увидев графа. Обычно хозяин вызывал его к себе по любым проблемам, а от вопроса он просто оторопел и не сразу смог ответить. Ален, слегка нахмурившись, терпеливо ждал.

— Вилсон, скорее всего, в своей мастерской, — и увидев приподнятую в удивлении бровь графа, пояснил, — так Ее Сиятельство называет комнату, выделенную мальчику. Там находятся мольберт, краски и холсты для рисования, Вилсон часто там рисует.

— Проводи меня туда, а по дороге расскажешь об Артуре и Герте.

Они шли по длинному коридору, Людвиг заговорил:

— Все дети по-прежнему живут в своих семьях, трудятся в замке, как и раньше. Теперь, когда они еще и ходят на занятия, времени на работу остается меньше, но такова была воля Ее Сиятельства, — управляющий замолчал, ожидая комментариев графа, но тот лишь кивнул головой, и Людвиг продолжил:

— Вилсон работает в мастерской, где изготавливают вещи из дерева. Он начал делать чертежи разных приспособлений, производя точные расчеты, и смею заметить, Ваше Сиятельство, качество изделий повысилось.

— Понятно, — промолвил граф, — ну а что насчет Артура?

— Артур трудится на конюшне. После того, как Горну поручили обучать мальчиков бою с мечом, то Артур часто пропадает на тренировочной площадке, то есть пропадал.

Ален не отреагировал на уточнение управляющего, только немного нахмурился, и Людвиг счел за лучшее закончить рассказывать об Артуре и стал говорить о Герте:

— Герта живет с матерью, мужа которой убили на охоте несколько лет назад. Ее Сиятельство велела выделить им комнату в замке для проживания и еще комнату под мастерскую, поскольку мать хорошо шьет. А теперь выяснилось, что и дочь имеет к этому способности и в будущем вряд ли уступит матери в мастерстве. К тому же Герта делает эскизы одежды.

Людвиг закончил рассказывать, и они некоторое время шли молча. Наконец, остановившись у одной из дверей, управляющий сказал:

— Это та самая мастерская, Ваше Сиятельство.

Граф кивнул и открыл дверь. Мальчик был в комнате, стоял лицом к двери с кистью в одной руке и с палитрой — в другой, перед ним стоял мольберт с холстом. Свет из окна, находящегося за его спиной, падал на картину. Ален прошел в комнату и встал напротив, Вилсон замер на месте, настороженно глядя на графа. Тот посмотрел прямо в глаза, и мальчик опустил свой взгляд.

— Могу я посмотреть, что ты рисуешь? — спросил Ален.

Вилсон нехотя кивнул. Граф обошел мольберт, встал рядом и надолго замолчал. Это оказался портрет его жены и сына, они были изображены среди цветов на поляне. Ирэйна сидела на покрывале, подогнув под себя ноги, Ажан лежал на спинке и радостно тянул ручки к матери. Та, слегка наклонившись, протягивала ему полевой цветок, нежная улыбка освещала ее лицо.

— Мне говорили, что ты хорошо рисуешь, — наконец прервал молчание Ален, — но такого я не ожидал.

Вилсон, смутился и покраснел, не сумев скрыть, что ему приятна похвала графа.

— А моя жена знает, что ты пишешь ее портрет?

— Нет, — заговорил Вилсон, еще больше краснея, — леди Ира думает, что я рисую пейзаж.

Ален улыбнулся и спросил:

— Ты ведь закончил картину?

Мальчик подумал, потом неуверенно пожал плечами.

— Тебя что-то смущает? — расспрашивал граф.

— У меня не получилось точно нарисовать леди Иру, на самом деле она лучше, — скомкано ответил Мартин.