Падение Ворона
Часть 33 из 64 Информация о книге
Молот замолчал. Настроение его менялось мгновенно. Было видно, что он встревожен и напряжённо размышляет. В тишине прошло минуты три. Ворон знал, о чем он думает. Если сына признают ссучившимся, то ответ придется держать и отцу. А может, и матери. Было слышно, как яблоко ударилось о крышу дома, скатилось по шиферу и шлёпнулось в траву. Из дома вышла мать с подносом. Поставила на стол чайник, чашки, тарелку с бутербродами. Но не ушла, как обычно: уперла руки в бока, требовательно рассматривая провинившегося сына. — Это ведь она, сука, меня беременную на зону отправила за соучастие! — зло сказала мать, как будто участвовала в предыдущем разговоре. — Ее тогда еще на свете не было, — заметил Ворон. — Какая разница! Значит, ее мамаша, или другая мусорская тварь! А ты теперь с ними снюхался! — Дай мне с сыном поговорить! — перебил Молот. — А меня ваши разговоры не касаются? — Мать поджала губы. — Или я так — сбоку припека? — Твое дело третье — тебя на сходняк никто не потянет! — повысил голос отец. — Потому иди и займись своим бабьим хозяйством! А нам спокойно перетереть нужно! — Ладно, раз я вам мешаю! — Мать резко развернулась и, не оглядываясь, ушла в дом. — Ну, давай дальше, — кивнул Молот. — Каким боком тут кустовики появились? — Не знаю. После суда вывез ее на левбердон, грохнуть хотел… Только она сама мне пушку в живот уперла… Не знаю, чем бы кончилось. Может, друг дружку бы и завалили, а тут эти козлы… Бревно под задние колеса бросили, окружили машину, с волынами… Она первая шмальнула, мне жизнь спасла. А потом я завалил остальных… — А почему прокуроршу не грохнул, как собирался? — поинтересовался Молот. — Как раз удобно — можно было на кустовиков все списать! Ворон молчал. Он знал: то, что он скажет, Молот не поймет. Да и никто из блатных не поймет. Лучше вообще не говорить такого, чтобы не прослыть лохом. Но перед ним сидел отец… — Батя, она не какая-то баба! Я на ней жениться хочу! — Слова прозвучали дико и неестественно. Он не мог их произнести. Да и никто из знакомых тоже. В их кругах это не принято. Молот долго молчал. — То, что ты накосорезил, никак не объяснить, — наконец сказал он. — Крест, Север, Валет — любой, скажут, что это голимое фуфло! Никто даже за твои сказки не почешется! Обсуждать будут другое — ссучился ты или нет. И все уже знают ответ заранее, поэтому сходка никогда не ошибается! — Да, как в кино про американскую мафию, — кивнул Ворон. — Кино — такая же фуфель. А вот Гангрена копытами землю роет, чтобы найти дятла, который Пашку Бузу сдал. И ему твоя любовь с прокуроршей очень на руку! — Я про Бузу ничего толком не знал. Оскаленный знал, но мне не сказал. И Гангрена это проверял! Но Молот пропустил его слова мимо ушей. Он снова впал в глубокую задумчивость, машинально играя финкой. Казалось, что это живая рыбка прыгает у него в руке — ложась то прямым, то обратным хватом, то выскакивая между пальцами, то перепрыгивая через тыльную часть ладони… — Надо серьезный сбор собирать, союзный… И крёстного твоего подтягивать! — сказал наконец он. — Пит Лисица — вор серьезный, и кореша его тоже… Правда, и враги у него не пальцем деланые. А выход тут один — переломить сходку под себя. Доказать, что не ты на прокуроршу работаешь, а она на тебя. Значит, она нашему обществу пользу приносит. Мол, потому ты на ней и женишься… Для общего блага! Тогда… — Что «тогда»? — Ничего. Никто не скажет заранее, как сходка повернется. Это ведь не суд: что сверху скажут, то и напишет… Тут иногда такие решения проскакивают, что их десятки лет вспоминают… Кстати, в пятьдесят пятом году уже была схожая ситуация. Участковый на блатнячке женился. Вопрос на сходку выносили. — Ну, и что? — Сделали разбор, приняли решение. Как положено. — Отец взглянул на часы и встал. — Иди, приручай свою ментовку. Я с матерью поговорю, успокою ее. Отец проводил Ворона до калитки, крепко пожал руку. Мать из дома не вышла, но незаметно выглядывала из-за занавески. — Так что та сходка про мента и блатнячку решила? — спросил Ворон на прощание. Но Молот только похлопал его по плечу. — Тогда время другое было, — сказал он, повернулся и пошел к дому. * * * Летняя жизнь в Тиходонске шла, как обычно. Было жарко, ярко светило солнце, дул порывистый ветер, плюясь колючими снопами степной пыли, которую по утрам смывали неуклюжие, похожие на жуков поливальные машины. На тротуарах спешили по делам тысячи легко одетых людей: шорты, майки, открытые сарафаны, шлепанцы… Толпились очереди на трамвайных и троллейбусных остановках, у бочек с квасом и автоматов с газводой, в которых вечно не хватало стаканов, уносимых вечерами для употребления более крепких напитков… Изредка попадались чиновники в костюмах с галстуками — сразу видно: эти из обкома, облисполкома и других солидных учреждений, где имеются кондиционеры, а костюм — такая же принадлежность службы, как военная и схожая с ней форма. У блатных и приблатненных, ни формы, ни знаков различия, а все равно выделяются — развязностью манер, опасной шустростью, карябающими встречных взглядами… У всех дела, заботы, проблемы, — у всех важные и значимые, только разные. Простой люд думает, как семью прокормить: зарплаты задерживают, штаты сокращают, вон, завод «Аппарат» — вообще закрыли… Чиновники поосведомленней, и думы у них масштабнее: оказалось, что Великий и Могучий Советский Союз не такой великий и могучий, как казалось — зашатался, растрескался, вот-вот развалится… И что тогда будет? Никто не знает! А у блатарей главная новость — в Тиходонске намечается большая сходка союзного уровня, такой уже лет сорок не было! И вроде она ради Шамана собирается, который в воровское сообщество так лезет, что кожу сдирает, как змея во время линьки… Только усиленно поговаривают, что из-за Ворона все затеялось, который с прокуроршей связался — мол, был бы он обычный парень, его бы просто-напросто на нож поставили, и дело с концом… Но у него отец в авторитете, да вроде сам Лисица за него вписывается, а он вроде как вор всех воров… Но слухи есть слухи. А чем ближе к самому Ворону, тем они правдивей кажутся. — Слышь, Костян, а кого мы позавчера в болоте утопили? — спросил у него растерянно Джузеппе. — Я думал — прокуроршу и ее охранников. А пацаны базарят, что ты на ней жениться задумал. Как можно на мертвой жениться? Да еще на прокурорше?! Я чего-то ничего не пойму! А пацаны только смеются! — Ты зачем в «Саклю» с гранатой бежал? — раздраженно спросил Ворон вместо ответа. — Взорвать их хотел и спалить все сучье гнездо! — невозмутимо ответил тот. — Ты сам команду дал… — Уши прочисти, да лучше команды слушай! И разбирайся, что делать надо! А глупых вопросов не задавай! В окно офиса постучал Бешеный. — Костян, тут к тебе кореш пришел — лейтенант десанта Петр Васильевич! — Какой, на фер, десант?! — Ворон выглянул во двор. Вдоль фасада, прихрамывая на правую ногу, прохаживался сосед из коммуналки с Индустриальной — дядя Петя Шибанутый. Хромым он стал после неудачного прыжка по пьяни с третьего этажа, но всем, кто его не знал, говорил, что это после ранения в Афгане, где никогда не был. За это его пару раз наказывали настоящие ветераны, что, впрочем, на дядю Петю никак не повлияло — истории про боевое прошлое он продолжал выдумывать прямо на ходу, особенно, когда выпьет. А выпивал он каждый день. Вот и сейчас он, видимо, был поглощён своими выдумками настолько, что не заметил выглядывающего Ворона. — Чего надо, дядь Петь? — окликнул его Ворон. — О, Егорыч! — очнулся тот. — Тебя ищу по срочному делу! — Что стряслось? Опять кого-то убили? — Типун тебе на язык! — замахал руками Шибанутый. Он порылся в карманах мятых штанов и извлёк откуда-то такую же мятую бумажку. — Вот! Повестка тебе! В милицию, семнадцатый кабинет. Я решил сразу принести, без задержки. Ты же дома теперь не бываешь, в кооператоры подался. Продуктами торгуешь… Ворон развернул протянутую бумажку, посмотрел… — Без задержки, говоришь? Она же на сегодняшнее число! — Так сегодня участковый и принес! Срочно, сказал! — Ладно, спасибо! Взамен помятой повестки Ворон сунул дяде Пете почти новую пятерку. — И тебе спасибо! Если что, я всегда готов, так что… Ну всё, я побежал! Дядя Петя проворно захромал прочь, а Ворон начал собираться. Времени до назначенного времени оставалось немного. В райотделе пахло карболкой, табачным дымом и тревогой. Ворон не любил бывать здесь, а отец и вовсе обходил старинное здание за квартал. Ворон знал, где находится уголовный розыск и сразу поднялся по стесанным мраморным ступеням на третий этаж с узкими, как коробки карандашей кабинетами, разделенными тонкими, фанерными стенами. У двери с цифрой «17» и табличкой «Оперуполномоченные Тонков Е. В., Симаков П. Г.» на выстроенных в шеренгу продавленных, скрипучих стульях томились в ожидании двое: бомжеватый мужчина с одутловатым лицом и подбитым глазом, и приличного вида женщина, севшая подальше от бомжа, чьё соседство её явно тяготило. — Закурить есть, брателла? — спросил бомж. — Отвыкай, в камере не дадут, — буркнул Ворон и опустился на свободное место, теперь справа воняло перегаром и немытым телом, а слева сквозь запах карболки и табака пробивался приятный аромат хороших духов. Он скосил глаза влево: шатенка, лет сорока пяти, синее платье с широким черным поясом, серебряные серёжки, неброский макияж, чёрные туфли на среднем каблуке… На коленях школьная папка с завязками и надписью черным фломастером «Никитина Алина». Аккуратная, интеллигентная, не похожа на обычных посетителей уголовного розыска. — Вы тоже в семнадцатый? — спросил Ворон. — Это же отдел особо тяжких. — Дежурный послал. Сюда же об убийствах сообщают? — Шатенка посмотрела с надеждой и доверием: в трудной ситуации требуется собеседник, а Ворон всё-таки был полной противоположностью подвыпившему и плохо пахнущему бомжу. — У меня дочка пропала. Боюсь, её тоже убили… — Ну почему сразу убили? Мужик с фингалом понимающе закивал головой. — Ха, мало ли, кто домой ночевать не приходит! Загуляла, а когда бухнешь — время быстро летит, — изрёк он и обратился к Ворону. — А я, брателла, здесь не по теме, я просто так… Ворон отмахнулся. Шатенка тоже скривилась и отвернулась в сторону. Ворон придвинулся к ней, загораживая собой от неприятного и навязчивого соседа. — В этом он прав. К сожалению, многие молодые люди забывают предупредить семью… Женщина взглянула с благодарностью. — У меня очень хорошая дочь, она не такая. Серьезная, ответственная… Учится в мединституте, хочет ещё и на юриста поступить… И друзья у нее хорошие: Валентин, и Сергей — тоже студенты. Они вместе проводят время, на танцы ходят, в театр, в кино… Рыбалкой увлекаются, походами… — Девушки разве рыбалят? — удивился Ворон. — Да, еще как! — оживилась шатенка. — В любую погоду ходят. Вот накануне, когда гроза была — сапоги резиновые надела, куртку из плащевки с капюшоном: говорит — в грозу самый клев! И ушла. А домой не вернулась… Женщина открыла папку с какими-то документами, похвальными грамотами, фотографиями, достала большой цветной снимок и протянула Ворону. — Вот она, моя девочка! Ворон машинально взял снимок. С него улыбалась стройная красотка в коротком черном платье, с маленькой черной сумочкой под мышкой и в красных лодочках на шпильках. Фотка явно постановочная: голова в полуобороте, распущенные по открытым плечам волосы… Черты лица угловаты, но пропорциональны: узкий тонкий нос, большие глаза, вскинутые брови, дерзкий взгляд, пухлые губы… Киноактриса, или модель… Наверное, он слишком увлекся, долго рассматривая фотографию. — Вы знаете Алину? — спросила заявительница. — Может, где-то ее встречали? Или видели? Ворон вышел из оцепенения. Конечно, видел, когда в упор стрелял ей в лоб! Правда, при лунном свете она выглядела совсем по-другому… И взгляд у нее был совсем другой… Ему показалось, что фотография выцветает, жизнерадостное лицо молодой девушки приобретает мертвенную бледность, а вокруг него проступают зловещие красные пятна…