Отшельник

— Я не умею сожалеть о том, что сделано.

Улыбнулся, и правую часть лица растянула улыбка, а левая осталась неподвижной. Но у меня защемило в груди от этой улыбки.

— Это мои слова.

— У тебя нет на них авторских прав.

Улыбка медленно сползла с его лица.

— Багрового заката больше нет.

— Он мне не нравился… я хочу другой дом, другую улицу, другую Вселенную.

Ладони Романа ласково двинулись вверх и вниз по моему животу, и за ними потянулось тепло, как тонкими спиральками вокруг всего живота. Вспорхнули бабочки, трогая изнутри маленькими крылышками, заставляя трепетать от этого ощущения. Позже я пойму, что это впервые зашевелился наш малыш… а пока что мне казалось, что внутри меня порхает весна.

— Я сейчас не могу исполнить это обещание, малышка. Но обязательно исполню позже.

— Разве я сказала, что их можно купить?

Он резко снял меня с подоконника и поставил на пол, а я прижала свои руки к его груди.

— Моя Вселенная — она здесь. Подари её мне.

— Ты давно забрала сама. У меня больше ничего нет. Я пустой без тебя, Надя.

Водит пальцами по моим волосам. Перебирает и пропускает между пальцами.

— Как нет? Ты же выдрал мою Вселенную с мясом и забрал себе. Ты забыл?

Схлестнул свой взгляд с моим и резко привлек к себе, вдавил мою голову в свою грудь, зарываясь обеими руками в мои волосы.

— У меня охренительно хорошая память, Надя, и я помню, сколько родинок на твоем теле, и помню все, что сделал тебе и с тобой.

Роман мог бы сказать, что любит меня… я хотела это услышать хоть раз, но некоторые слова дороже любых признаний. И я бы не променяла эту фразу ни на одно «люблю».

— И для меня, — прошептала почти беззвучно и прижала его руки к своим губам, а потом жадно впилась в его рот и застонала в унисон его рваному стону, когда бешено ответил на поцелуй. Как же невыносимо я истосковалась по его губам и дыханию. По его рукам.

— Ты… для меня, — ответил так же тихо прямо мне в губы.





Эпилог




Есть плохие мужья, есть хорошие мужья, а есть Огинский. И я не знала, каким мужем его можно назвать, потому что он по-прежнему оставался для меня самым непредсказуемым и непостижимым человеком. Я изучала его день за днем, минута за минутой, я погружалась в него, как в омут без дна, да и я его не искала. Зачем мне дно, когда я в бесконечном полете по бездне. Я была счастлива в своем безумном хаосе.


Новый дом мы купили почти сразу, после того как по всем интернет-каналам показали ролик из семейной жизни господина Неверова. Нет, Неверов не обанкротил Романа, это был какой-то хитрый ход Марка, который дезинформировал конкурента и заставил сделать необдуманные вложения. Банкротом стал сам Неверов, и в довершение ко всему видео его страстной связи с собственным зятем поставили жирную точку на его политической карьере.

Роман говорил, что это месть за то, что его девочка видела эту мерзость.

«Солнечный рассвет» построили в черте города у озера. Никаких черных цветов и бордовой мебели. Огинский отдал дом полностью в мои руки и лишь слегка вздернул бровь, когда увидел среди обслуги знакомые лица. Сразу после покупки дома мы поженились, но мне это напомнило не свадьбу, а коронацию (да, этот ненормальный устроил из свадьбы нечто сумасшедшее против моей воли), и моя мама осталась жить с нами. Он сам предложил. Сказал, что ребенку нужна любящая нянька, и за деньги такую никогда не найти. Он не умел говорить по-другому. Не умел говорить то, что нужно. Но я знала, почему Рома оставил с нами маму — он не хотел, чтобы она оставалась одна. За самыми обычными фразами у него всегда прятались эмоции, их только нужно было рассмотреть и почувствовать.

Мой муж так и не сделал пластическую операцию. Он решил, что ему плевать, каким его видят другие… а мне было плевать на его ожоги. Я их не замечала и алчно водила по ним губами, пока он прикасался ко мне как к хрусталю, что не мешало ему заставлять меня выгибаться и кричать от наслаждения. Этот дьявол умел пытать даже нежностью. Умел ею утонченно наказывать и выдирать ею свои бесконечно любимые «дааа».

— Твои дааа — мой фетиш. Скажи мне «да», Надя. Громко скажи… кричи!

О да, я кричала до хрипоты и судорог самых адских оргазмов, пока он вылизывал мою плоть и жадно сосал мой клитор или осторожно, до отвращения осторожно доводил меня пальцами, пока я не начинала плакать от бессильного желания разрядиться на них вымученным экстазом.

— Терпи, малышка, когда родится мой первенец, я буду драть тебя так, что ты забудешь свое имя. А пока терпи и кричи для меня. Вот так… дааа, глядя в глаза. Ты ведь знала, что сделку с дьяволом расторгнуть невозможно. Я буду жадно любить и иметь даже твою душу, Надяяя. Моя, Надя. Моя.

Но с приближением родов он становился все мрачнее, я не знала, с чем это связано. Словно отдалялся от меня и замыкался в себе. Избегал разговоров о родах. А однажды ночью я не застала его в нашей постели… пошла искать и нашла в кабинете, где стояли портреты его матери и отца. Он смотрел на них и затягивался сигарой, сощурив свои тигриные глаза полные какой-то тревоги. Я обняла его сзади. Такая неуклюжая с огромным животом и отекшим перед самыми родами телом.

— Не спится? О чем думаешь?

— Об отце… Как-то моя мать сказала, что я похож на него. А я боюсь, что это правда… что я не смогу быть…

Он не договорил и развернулся ко мне, а я обхватила его лицо руками.

— Посмотри на меня, Рома. Ты не твой отец. Ты — это ты. И ты будешь самым прекрасным отцом на свете. Я знаю.

Улыбается уголком рта, и в глаза возвращается привычное золотое тепло, от которого у меня уже так привычно покалывает кончики пальцев удовольствием.

— Ну если ты знаешь…

— Знаю.

И я оказалась права. После рождения Арсения Роман чуть ли не ругался с моей матерью насчет того, кто и как должен заниматься ребенком. Он таскал его повсюду с собой, как маленькую капризную обезьянку, и отдавал мне только для кормления. Иногда я сердилась и говорила ему, что лучше бы он был плохим отцом и отдал мне моего ребенка. Мы сошлись на том, что он пообещал сделать мне еще одного. Около года мы до исступления трудились в данном направлении, пока нам не сказали, что у нас будет маленькая девочка… на что этот эгоист заявил:

— Дааа… МОЯ маленькая девочка.

Усадил Арсения себе на плечи и, ответив на звонок Марка, спокойно сказал:

— Так утопи его концерн в дерьме. Плевать. Пусть продает почки. Свои, своей жены, мамы, собаки. Если нет мозгов, он все равно уже инвалид.

И при этом зацеловал ладошки Арсения. В такие минуты я снова вспоминала, что мой муж — это безжалостный дьявол по имени Роман Огинский.

КОНЕЦ КНИГИ

2018 г.

Украина. Харьков