Отшельник

И еще мне было ужасно странно находиться среди всех этих людей в дорогой одежде, с великолепными причёсками, голливудскими улыбками, пафосными словечками и жеманством, со всем этим лоском, которого я раньше никогда не видела.

«Все они лжецы, малышка. Все они комедианты и лицемеры. Грязные развратники. Которые бдят только чужую благодетель. Здесь нет правды и никогда не было. Поэтому она столь ценная для меня».

Я не сразу поняла, о чем он говорит… поняла гораздо позже. На одном из приемов я услышала, как две женщины говорили обо мне и о Романе в уборной. Те самые женщины, которые мило улыбались, протягивали руки и целовали меня в щеки. Мне казалось, что я нравлюсь окружению Романа. Казалось…

— Видела сегодня пигалицу Огинского? Вырядилась в платье от Шанель. Как свинья в бисере.

Всего лишь час назад она нахваливала мой наряд. Шатенка с большими губами и глубоким декольте на пышной груди.

— Видела. Где только подобрал такую. Наверное, сам ее одевает, там на лицо явная провинциалочка с замашками быдла. Что только нашел в ней.

— Целка, наверное, была. Говорят, из обслуги, или где он там ее откопал. Провинциалочка оказалась более ушлой, чем ты, Валя.

— А мне он зачем, павлин напыщенный. Я замужем.

— Ну до замужества ты засветилась с нашим миллионером под ручку на паре вечеринок.

— Я сама его бросила. С его тараканами только такие вот дуры и будут его терпеть.

Вторая рассмеялась.

— Рассказывай. Сама бросила. Самого завидного холостяка и одного из самых богатых людей страны? А не он ли оставил тебя в оплаченном номере отеля и укатил в Дубай с какой-то моделькой с показа твоего будущего мужа.

— Все-то ты знаешь.

— Та не злись ты. Я про другое думаю, как вот таким вот пронырам удается ухватить их за яйца.

— Я слышала, дочка Неверова как-то была его любовницей. Кажется, пыталась выбить инвестиции для своего мужа. В итоге инвестиций не получила, но член Огинского попробовала. Какой же он любовник, оооох.

Я стиснула сумочку, чувствуя, как темнеет перед глазами и как сильно хочется войти туда и оттаскать их за волосы.

— Ооо, если папаша пронюхает с его-то правильностью. Тот еще старый сукин сын и педант. Так и не женился, и дочку у своей пассии отобрал. Такого б окрутить…

— Та он импотент. Его никогда с женщинами не видели. Каверина отлично устроилась, и Тимурчик ее красавчик, ни разу не изменял ей, и папаша новую мачеху не приволок.

— Зато сама Каверина под кем только не побывала.

Я передумала заходить в эту уборную и пошла искать другую, сжимая в руках сотовый телефон, с которым я теперь не расставалась. Увидела в конце коридора дверь и поспешила туда, но едва хотела дернуть ручку, услышала сдавленные стоны и звуки возни. Осторожно потянула за ручку на себя и замерла — у стены стояли двое мужчин, один совершенно седой, запрокинув голову, ритмично двигал бедрами, а другой стоял на коленях и с причмокиванием заглатывал его член.

— Соси, Тимур, соси, мальчик, о, дааа.

К горлу подступила тошнота, и я тихонько прикрыла дверь, продолжая сжимать сотовый вспотевшими пальцами. Когда я потом вернулась в залу и села за стол рядом с Романом, увлеченно беседовавшим с мужчинами, сидящими напротив, я сделала большой глоток из своего бокала и медленно выдохнула. После увиденного слегка подрагивали руки. Те двое пришли порознь. Один из них сел во главе стола и поднял бокал за свою прекрасную дочь, а другой… другой сел рядом с его дочерью и прижал ее руку к своим губам… тем, которыми… которыми ублажал ее отца. Я перевела взгляд на Романа, но он был увлечен беседой с Марком, хотя и стиснул мои пальцы под столом, успев спросить все ли в порядке. Я рассеянно кивнула и положила на стол сотовый. Заметила, что он почему-то что-то записывал. Выключила и тут же спрятала в сумочку. Ложь, везде сплошная и грязная ложь. Не зря Роман постоянно говорил об этом. Лицемерие, где дочь спит с любовниками, а отец имеет ее мужа. Посмотрела на Романа и перевела взгляд на Каверину, жеманно что-то говорившую соседке слева и поглядывающую в мою сторону. Не знаю почему вспомнила об этом…, наверное, потому что он заговорил о лжи. Наверное, потому что я вдруг поняла, что могу оказаться не единственной женщиной в жизни и в постели Огинского. И возможно, мое время рядом с ним имеет свои сроки.





* * *


— Я ненадолго уеду.

Его голова лежит на моей груди, и он гладит большим пальцем тонкий шрам от аппендицита, вызывая приятные мурашки. Пальцы замирают в его волосах. Мне почему-то не нравится, что он уезжает. Я даже не верю, что не так давно я мечтала, чтоб он испарился и вообще исчез с этой планеты. Я даже хотела его убить. Не спросила куда… а ужасно хотелось, но я почему-то была уверена, что он не ответит.

— Ненадолго — это насколько?

— Дня на два-три.

— Когда?

— Через несколько часов. Когда ты еще будешь спать, малышка.

Его губы щекотно целуют мой живот, едва касаясь кожи, вызывая трепет.

— Будешь скучать по мне?

— Не знаю.

Вскинул голову и подтянулся на руках вверх.

— Знаешь. Но либо сейчас скажешь правду, либо солжешь.

Ждет… а в глазах то самое темное, страшное, тоскливое.


— Буду скучать по тебе, Рома, буду скучать каждую секунду.

Улыбается уголком рта. Не верит, я вижу.

— Ты единственный человек во всей вселенной, чья ложь меня не раздражает и не злит.

— Может быть, потому что ты чувствуешь, что я не лгу.

Он отрицательно покачал головой, поглаживая мою скулу и склоняясь к моим губам.

— Но притворитесь! Этот взгляд



Всё может выразить так чудно!



Ах, обмануть меня не трудно!..



Я сам обманываться рад!*1



Так странно слышать от него стихи в такую минуту. И нет, это не романтично. Просто он ужасно умный и начитанный. Я уверена, что нет той сферы, где бы он не разбирался. Иногда я слушала его разговоры с партнерами или с Марком, и у меня дух захватывало от тех планов, что он озвучивал вслух, и схем, что рисовал Марку, и даже тот поднимал брови. Я ни черта в этом не понимала. Но мне нравилось понимать, насколько он умный.

— Какой же ты дьявол!

— Ну так.

Мой дьявол. Я начала про себя называть его своим. Именно в этот момент я и заболела. Им. Да и разве у меня был шанс не заболеть? Хотя бы малейший, ничтожный шанс против такого мужчины, как Огинский. Я была слишком неопытной и наивной, меня мог обмануть кто угодно. А Огинский не обманывал, он совращал, он делал все, чтоб я начала сходить по нему с ума. В этой войне я изначально была пленницей и проигравшей.

Но он даже не представлял, КАК я скучала. Я и сама не могла этого представить. Мне в голову не приходило, что настолько будет его не хватать. Особенно тоскливо становилось в те часы, что мы проводили вместе. Меня больше никто не контролировал, никто не ходил за мной, пока я перемещалась по дому.

Иногда я наталкивалась на слуг, но они делали вид, что не видят меня. И я впервые ощущала чувство триумфа от того, что они знают, что я все еще в этом доме, и они должны мне прислуживать. Я завтракала по утрам в той самой стеклянной комнате, где мы завтракали с Романом в нашу первую встречу. Мне приносили неизменно один и тот же завтрак, когда Роман был здесь, но в первое же утро вместо яичницы с сыром мне принесли омлет с ветчиной. Не знаю, что в меня тогда вселилось, но я потребовала к себе Кристину. Она долго не являлась, но, когда зашла в комнату, стала у двери и высокомерно задрала голову. Не здороваясь, процедила.

— Я приказала приготовить вам завтрак заново. Что-то еще?

Я взяла тарелку с ветчиной и вывернула ее содержимое на пол.

— Упс. Упало. Подними. те.

Взгляд управляющей сверкнул глухой яростью, она поджала губы.

— Я уверена, что после всего, что случилось, вас здесь оставили лишь в дань уважения тем годам, что вы здесь отработали. Но это недоразумение можно легко исправить.

Я с наслаждением смотрела, как она поднимает куски ветчины с пола и складывает в тарелку. Впервые в жизни я так с кем-то поступила, и было в этом что-то до отвращения мерзкое и вкусное. После завтрака я устроила себе прогулку по всему дому. Первый день разлука была еще более или менее терпимой, особенно с его постоянными звонками и смсками.

Вечером он долго не звонил, и я вдруг представила себе, что он не один. Что рядом с ним какая-то из его…игрушек. То чувство… когда я увидела его в постели с другой. Оно вернулось. Но во сто крат больнее. Так что дыхание перехватило. Тогда он еще не был для меня моим дьяволом. Тогда я сама не готова была стать его. А сейчас мне казалось, что, если я узнаю, что он дотронулся до другой, я сойду с ума от боли. Только от мысли об этом я вся холодела, и горло сжимало тисками.

Ближе к ночи сама ему написала.

«— Хотел, чтобы я скучала, а сам забыл обо мне.

— Может быть, я ждал, что ты мне это напишешь.

Ответ пришел почти мгновенно.

— Правда, ждал?

— Конечно. Ты мне не веришь?

— Верю.

— А зря.

Сжимать обеими руками аппарат, тяжело дыша, не зная, что написать.

— Никогда не верь словам, солнечная девочка, верь только поступкам. Ты ведь хотела что-то спросить?

— Нет. Просто сказать, что я соскучилась.

— Я рад. Ложись спать. Уже очень поздно»