Охотники за головами

— Чикерюд был в полубессознательном состоянии, но они вымыли его под душем, перевязали раны и уложили в постель.

— Это в больнице нашли следы наркотиков у него в крови?

— Нет. Там у него взяли, разумеется, анализы крови, но когда следствие добралось до этого момента, сами пробы, согласно правилам, были уже уничтожены. Мы обнаружили следы наркотиков в крови во время вскрытия.

— Прекрасно. Но давайте все-таки вернемся назад. Итак — Чикерюд лежит в больнице, а Грааф пока еще на ферме Синдре О. Что происходит дальше?

— Клас Грааф, естественно, почуял неладное, видя, что Чикерюд не возвращается. Обнаружив, что трактор пропал, он отправляется за собственной машиной и принимается колесить по округе в поисках подельника. Мы полагаем, что приемник в машине у Граафа брал полицейские радиочастоты, и он таким образом узнал, что полиция нашла трактор и — уже утром — труп Синдре О.

— Ага, понятно. Итак, мы видим: у Граафа неприятности. Подельник пропал, полиция обнаружила труп О, а его ферма теперь — место преступления. И полиция в поисках орудия убийства теперь неизбежно наткнется на картину Рубенса. Что же думает Грааф?

Сперре колебался. Вообще-то в полицейских рапортах принято избегать предположений о том, что человек думает, там указывается только, что соответствующие лица доказано сделали или сказали. В крайнем случае — излагается, что те, по их собственным словам, думали. Но в данном случае никакой информации вообще нет. С другой стороны, Сперре знал, что нужно что-то предложить, помочь оживить историю для того, чтобы… чтобы… Он, видимо, никогда не позволял себе додумать эту мысль до конца, поскольку догадывался, что там, в конце. Что это приятно, когда о тебе трубят СМИ, когда тебя приглашают, если надо что-то прокомментировать или объяснить, когда незнакомые люди кивают тебе на улице или шлют ММС-фотки на мобильный. А стоит прекратить поставлять им материал — и СМИ тебя забудут. Так что же получается в сухом остатке? Альтернатива: профессионализм или популярность, уважение коллег или успех у толпы?

— Грааф думает, — сказал Бреде Сперре, — что ситуация у него трудная. Он ездит и ищет напарника, а тем временем наступает утро. И тут он слышит по полицейскому радио, что Уве Чикерюда собираются арестовать и привезти из больницы на допрос. Тут Грааф понимает, что ситуация из трудной превращается в отчаянную. Он ведь знает, что Чикерюд не особенно крепкий орешек, что полиция возьмется за него жестко, что, вероятно, Чикерюду предложат смягчить наказание, если он сдаст подельника, что Чикерюд, естественно, не захочет взять на себя вину за убийство Синдре О.

— Логично, — поддержал Г. Дюбвад, подавшись вперед.

— И Грааф видит: единственный выход — это освободить Чикерюда из полиции еще до начала допроса. Либо… — На этот раз Сперре и без тактично поднятого указательного пальчика Г. Дюбвада понял, что тут следует сделать маленькую паузу: — Либо отнять у него жизнь при попытке освобождения.

Казалось, телесигнал потрескивает в воздухе студии, настолько пересушенном прожекторами, что может вспыхнуть в любую минуту.

— И тогда Грааф ищет машину, которой можно было бы воспользоваться. И обнаруживает на парковке у ресторана брошенный трейлер. Как бывший боец нидерландского элитного подразделения Грааф сумел завести мотор. Он по-прежнему прослушивал полицейские частоты и, по-видимому, просчитал по карте, когда полицейская машина с Чикерюдом окажется в нужном квадра-е, следуя в Элверум. Он поставил трейлер на боковой дороге и стал их поджидать…

Тут драматическим голосом вступает Г. Дюбвад:

— И вот происходит самая ужасная трагедия всей этой истории.

— Да. — Сперре потупил взгляд.

— Я знаю, как это тяжело лично для вас, Бреде, — сказал Г. Дюбвад.

Бреде. Назвал по имени. Это сигнал.

«Сперре самым крупным планом», — командует режиссер в наушниках первой камере.

Сперре шумно вздыхает:

— Четверо прекрасных сотрудников полиции погибли в результате последовавшего наезда трейлера на полицейскую машину, среди них — мой ближайший коллега по КРИПОСу, Юар Сюндед.

Сперре зумят настолько осторожно, что тот словно бы не догадывается, что его лицо постепенно занимает большую часть экрана, просто камера как бы сгущает настроение — доверительности, проникновения в самую душу этого импозантного и взволнованного полицейского.

— Полицейская машина вылетела за ограждение и упала за деревьями у самой реки, — вступает Г. Дюбвад. — Но Уве Чикерюд непостижимым образом умудряется выжить в этой аварии.

— Да. — Сперре уже овладел собой. — Он выбирается из покореженной машины, сам или с помощью Граафа. Тот снова пересаживается в свой автомобиль и вместе с напарником возвращается в Осло. Когда местные полицейские, обнаружив останки машины, недосчитались одного тела, то сперва предположили, что оно упало в реку. К тому же Чикерюд переодел одного из погибших полицейских в свою одежду, так что поначалу возникла некоторая путаница — чье же тело пропало на самом деле.

— И что же мы видим? Когда Грааф с Чикерюдом вроде бы уже в безопасности, в обоих пышным цветом расцветает паранойя!

— Да. Чикерюд сообразил, что, когда Грааф наехал трейлером на полицейскую машину, ему было, по-видимому, безразлично, выживет напарник или нет. И тут Чикерюд понимает, что находится в смертельной опасности, что у Граафа есть минимум две причины свести с ним счеты — во-первых, как со свидетелем убийства Синдре О, во-вторых, чтобы не делиться выручкой за картину Рубенса. И что Грааф нанесет удар при первом же удобном случае.

Г. Дюбвад заинтересованно наклонился вперед:

— Итак, мы переходим к последнему акту кровавой драмы. Оба персонажа вернулись в Осло, и Чикерюд отправляется к себе домой. Но не отдыхать. Он знает, что должен действовать первым: если сам не съешь, то съедят тебя. И вот он берет из своего обширного арсенала маленький черный пистолет марки… марки…

— «Рорбау Р-9», — сказал Сперре. — Калибр девять миллиметров, полуавтоматический, шесть пуль в магази…

— И с ним, — перебил Г. Дюбвад, — отправляется туда, где, по его мнению, находится Клас Грааф. А именно — к любовнице Граафа. Не так ли?

— Нам неизвестно, какие взаимоотношения были у Граафа с этой женщиной. Но мы знаем, что они имели регулярные контакты, что они встречались и что отпечатки пальцев Граафа обнаружены в том числе и в ее спальне.

— То есть Чикерюд отправляется по адресу любовницы и стоит с оружием наготове, когда та открывает дверь, — сказал Г. Дюбвад. — Она впускает его в переднюю, где он ее и застреливает. Потом осматривает квартиру в поисках Класа Граафа, но там его нет. Чикерюд укладывает труп женщины на ее кровать и едет домой. И следит, чтобы оружие было под рукой везде, где бы он ни был, даже в постели. И тут появляется Клас Грааф…

— Да. Мы не знаем, как он сумел войти, — возможно, вскрыл замок. Во всяком случае, он не понял, что тем самым активировал беззвучный сигнал тревоги. А тот в свою очередь запустил камеры наблюдения в доме.

— Это значит, что у полиции есть видеозапись того, что происходит дальше, — последней разборки между обоими преступниками. А теперь — для тех, кому не хватит терпения отыскать ее в интернете, — не могли бы вы вкратце рассказать, что же там происходит?

— Они начинают стрелять друг в друга. Грааф первым делает два выстрела из своего «глока-17». И странным образом промазывает оба раза.

— Странным образом?

— Да — с близкого расстояния. Грааф как-никак бывший боец командос.

— То есть он попадает в стенку?


— Нет.

— Нет?

— Нет, в стене возле изголовья кровати никаких пуль не было. Он попадает в окно. Даже, скажем так, не в окно, потому что окно было открыто настежь. Он стреляет за окно.

— За окно? А откуда это известно?

— Мы нашли пистолетные пули снаружи.

— М-м?

— В лесу за домом. В дуплянке для сов, которая висела на дереве. — Сперре криво усмехнулся, как люди, сознающие, что скромничают и занижают масштабы собственного успеха.

— Понимаю. А дальше?

— Чикерюд открывает в ответ огонь из пистолета-пулемета «узи», который на всякий случай держал в своей постели. Как показывает видеозапись, пули попадают Граафу в пах и живот. Он роняет пистолет, но поднимает его и успевает сделать третий, и последний, выстрел. И попадает Чикерюду в лоб, над правой бровью. Но все не так, как мы привыкли видеть в кино — что выстрел в голову влечет мгновенную смерть. Чикерюд успеет выпустить еще одну очередь, прежде чем умрет. И она отнимет жизнь у Класа Граафа.

Наступило долгое молчание. Режиссер, по-видимому, показал Одду Г. Дюбваду один палец, означающий, что по сценарному плану осталась одна минута и пора подводить итоги и закругляться.

Одд Г. Дюбвад откинулся на спинку стула, на этот раз с облегчением.

— То есть у КРИПОСа нет сомнений, что все происходило именно так?

— Нет, — сказал Сперре, твердо глядя на Г. Дюбвада. Затем развел руками: — Но понятно, что всегда останутся какие-то сомнения касательно отдельных моментов. Кое-что смущает. Вот, например, судмедэксперт отметил в своем заключении, что температура тела Чикерюда упала удивительно быстро — так что, устанавливая ее время по обычным расчетным таблицам, он бы сказал, что тот погиб почти на сутки раньше. Но полицейские сообщили, что на момент их прибытия окно позади кровати было распахнуто настежь. А тот день был как раз первым морозным днем в Осло. Подобные странности возникают постоянно, они — в самой природе нашей работы.

— Да, и хотя на видеозаписи самого Чикерюда не видно, но пуля, попавшая ему в голову…

— …выпущена из того самого пистолета «глок», из которого стрелял Грааф, да-да. — Сперре снова улыбнулся: — Технические улики тут, как выражается пресса, более чем убедительные.

Г. Дюбвад ответил такой же широкой улыбкой и принялся складывать бумаги перед собой, сигнализируя о завершении первой части программы. Теперь осталось поблагодарить Бреде Сперре, устремить взгляд в объектив и предложить публике следующую тему: новый раунд обсуждения государственных дотаций сельхозпроизводителям. Но вдруг Г. Дюбвад замер с полуоткрытым ртом и обращенным внутрь взором. Подсказка в наушник? Он что-то забыл?

— И совсем уж напоследок, Сперре, — произнес Г. Дюбвад, спокойно, невозмутимо, отработанным тоном. — Что вам, собственно, известно об убитой женщине?

Сперре повел плечами:

— Не так уж много. Как я уже сказал, мы считаем, что она была любовницей Граафа. Один из соседей говорит, что видел, как тот входил и выходил от нее. Уголовного прошлого у нее нет, но с помощью Интерпола мы установили, что много лет назад она была замешана в историю с наркомафией, когда жила с роди-елями в Суринаме. Она была подругой одного тамошнего наркобарона, но когда тот был убит группой нидерландского спецназа, она помогла найти остальных участников банды.

— А ее, значит, не судили?

— Она тогда еще не достигла возраста уголовной ответственности. И была беременна. Власти выслали всю семью из страны на родину.

— То есть в…

— Да, в Данию. Там эта женщина с тех пор и жила — насколько нам известно, тихо и мирно. Пока три месяца назад не приехала в Осло. И вот — трагический конец.

— Да. И в конце мы благодарим Бреде Сперре. — Очки сняты, взгляд снова устремлен в камеру номер один. — Должна ли Норвегия выращивать собственные помидоры любой ценой? В «Вечерней редакции» нас ждет встреча с…



Картинка на экране свернулась и погасла — я нажал на пульте кнопку «off» левым большим пальцем. Обычно я это делаю правой рукой, но теперь она была занята. И хотя она уже совсем затекла, я ни за что на свете не хотел ею шевелить. Потому что на ней лежала самая прекрасная голова из всех мне известных. Голова повернулась ко мне, и рука отвела одеяло, мешавшее меня видеть.

— Ты правда спал с ней рядом в ту ночь после того, как ее застрелил? Прямо у нее на кровати? Какая там, ты говорил, ширина?

— Сто один сантиметр, — сказал я. — Согласно каталогу «ИКЕИ».

Огромные синие глаза Дианы уставились на меня с ужасом. Но — если я не ошибался — было в них и некоторое восхищение. Она была в тончайшем неглиже от Ива Сен-Лорана — прохладном на ощупь, когда оно едва касалось меня, как теперь, но горячем, как уголь, когда я притискивал его к ее телу.

Она приподнялась на локтях.

— Куда ты ее застрелил?

Я простонал, закрыв глаза:

— Диана! Мы же, кажется, договорились не говорить про это.

— Да, но теперь я выдержу, Роджер. Честное слово!

— Дорогая, но послушай…

— Нет! Завтра опубликуют официальный рапорт полиции, и я так и так узнаю все подробности. А мне хочется их услышать от тебя.

Я вздохнул.

— Точно?