Обережник

Воислав атаковал стремительно и быстро – нурман только успевал защищаться. Данила воочию увидел преимущества второго меча. Щит был тяжелее и загораживал Гуннару обзор, а ещё не годился для быстрых контратак. Нет, и щитом можно ударить будь здоров – Молодцов это на себе прочувствовал, – но только в том случае, если противник проигрывает в скорости и дистанции, а ещё лучше – стоит в строю.

У того же, кто вооружён двумя мечами, скорость по определению будет выше, но оттачивается навык такого боя время немалое, да и цена ошибки велика – в случае чего защититься будет нечем.

А нурман тем временем отступал, отбиваясь от града ударов, сыпавшихся по разным уровням с разных сторон, и отступал он в толпу, что глазела на поединок. Народ начал разбегаться в стороны.

– Удавили! – истошно завопила какая-то баба.

– Нурман-то хитёр, – покачал головой Ходинец.

Спустя некоторое время Данила понял, о чём он: середина площади была посыпана песком и мелким камнем, чтобы могли проезжать повозки, – там и начался поединок. А по обочинам чернела обычная земля, которую ноги горожан превратили в сплошное грязевое месиво.

В нём Воислав не мог передвигаться так же быстро, как по утоптанной дороге посреди площади. Гуннар тоже потерял в скорости, но у него был щит! Который по правилам можно было дважды заменить.

Оба поединщика сбавили темп до минимума – в непролазной грязи любая ошибка могла стать роковой.

Гуннар всё же рискнул атаковать: выставил щит, перекрывая обзор Воиславу, сам попёр вперёд, желая то ли ударить, то ли толкнуть.

Батька Молодцова опять уколол левым мечом сверху вниз, целя в ноги, а правым бесхитростно ударил по изрядно порубленному щиту. Ударил так, что рука его врага не выдержала и чуть опустилась, совсем немного, но так, чтобы стал виден шлем нурмана. И Воислав не упустил момент: послал свой меч вниз по диагонали, примерно туда, где должно было находиться лицо нурмана.

Гуннар заорал, отпрыгнул на два метра, да так, что его сапоги остались в грязи. Рожу его заливало красным, но судя по тому, как он ругался, мешая словенский со скандинавским, рана была не смертельной.

– Я же говорил, что у тебя длинный язык, нурман, самое то ноги лизать, а может, и причинное место, – сказал Воислав.

Народ поддержал его дружным смехом. Симпатии населения были явно на стороне Путяты.

– Щит мне, щит! Я убью тебя, варяг, слышишь, я выпущу твою требуху и скормлю псам, – грозился Гуннар.

Щит ему подали. Вытаскивать сапоги из грязи он не стал. Как только они с Воиславом вышли на утрамбованный центр площади, нурман атаковал. С рёвом и призывом Одина.

Воислав рубанул навстречу левым мечом, да так, что меч увяз в щите… Гуннар даже не понял, что произошло, и не успел ощутить вкус победы.

Варяг дёрнул увязший меч на себя, добавляя нурману скорости, и, уходя с линии атаки, чиркнул мечом по бедру Гуннара.

Викинг пробежал ещё пару шагов – и тут его нога подогнулась. Пристяжь неудачливого скандинавского торговца подала голос и активно замахала руками – мол, всё, прекращаем поединок. Сам-то нурман ещё сыпал проклятиями и угрозами. Воислав на него внимания не обращал, обтёр мечи и вложил их в ножны.

Тиун подал знак. Четверо нурманов подбежали к Гуннару, быстро перевязали его и в восемь рук унесли с ристалища.

– Боги выбрали победителя, – провозгласил тиун. – Гуннару Скряге надлежит выплатить Путяте Жирославичу виру за хулу и поносные слова в две гривны. И четыре гривны князю за справедливый суд. Боги свидетели, – дежурным тоном закончил представитель власти и удалился в сопровождении стражи.

– Ну что, други, погуляем! Отметим славную победу! – предложил батька.

– Отметить-то отметим, – встрял Путята, – только ты не забывай, что бился за меня и, стало быть, победа моя, а значит… я сегодня проставляюсь для всей ватаги!

Предложение Путяты не встретило протестов среди его людей. Один Данила посчитал, что лучше бы сейчас не бухать, а валить по-быстрому, пока горячие скандинавские парни не подали апелляцию чем-нибудь острым по купцу Путяте и его сопровождающим. Но мнение Данилы никто не спрашивал.

Потом были вёдра выпитого мёда и пива и кабан, зажаренный на вертеле и съеденный целиком. Молодцов изрядно набрался, но поспать ему не дали. Как только он начал клевать носом, его тут же привёл в чувство хлопок по спине.

Скорохват. Он прижал палец к губам, потом жестом показал: иди к себе, забирай свои вещи, и пошли.

Данила так и сделал. Не прошло и пяти минут, как обережники в полном составе оказались на свежем воздухе. Затем, тихарясь, как будто они шли по вражеской территории, воины прошли на пристань. Со смотрителями смоленской гавани было всё уговорено заранее, и кораблям Путяты было дано разрешение на отплытие.

Челядь и приказчики, которые тоже отмечали победу, но на ладьях, перепились вусмерть и совсем не подготовили корабли к выходу. Но так было даже лучше – достовернее выглядела уловка, придуманная Путятой и Воиславом.

Не успело солнце подняться над лесом, как Смоленск уже скрылся за поворотом Днепра. Купеческие ладьи шли на парусах и вёслах до полудня, и только потом старшие разрешили немного отдохнуть.

Данила успел перекусить, поспать пару часов – и опять на вёсла. Так продолжалось до вечера, пока «Лебёдушка» не свернула в один из бесчисленных притоков Днепра. Там опять объявили привал, но спускаться на берег не разрешили. И челядникам, и охранникам дали передохнуть, а потом объявили боевую готовность.

Молодцов, пока грёб, впал в некое заторможенное состояние. Он работал веслом, напрягая спину, руки и ноги, когда это надо было, но при этом не мог даже примерно вспомнить, как выглядели окрестности, мимо которых они проплывали. Это было похоже на транс – каждое движение Данилы было предельно чётко и экономно, сам он при этом будто дремал. А когда объявили ночную тревогу, то он был полон сил.

Шибриду и Ходинца отправили на лодке к Днепру – на разведку. Остальные на ладье замерли в тревожном ожидании. Хотя никто не спал, Воислав назначил очередь, кому стоять в дозоре.

Там вышло, что дежурить Даниле выпало со Скорохватом. Опять-таки по стечению обстоятельств он гораздо меньше общался с этим южанином-словенином, чем с Клеком, хотя тот был скандинав-северянин.

Южанин – так часто называли Скорохвата между собой приказчики. Ломята как-то обмолвился Даниле, что он происходил из племени, которое все называют поляне, а как само себя это племя нарекало, Ломята не знал. Скорохват же никогда не рассказывал о своей родне. Молодцов даже подозревал, что Скорохват – это не имя вовсе, а прозвище или псевдоним, взятый значительно позже рождения.

Скорохват не брил бороду, как варяги, но и не отращивал её. Длинные русые волосы он скручивал в косу, укладывал на голову, а сверху надевал войлочную шапочку.

В обращении Скорохват был уравновешенным, немногословным и простым, хотя в табели о рангах охранной дружины он стоял на третьем или четвёртом месте после Воислава и Вуефаста.

Вдвоём с Данилой они сидели на корме «Лебёдушки» и ожидали сигнала от Шибриды с Ходинцом, а в худшем случае – атаки врагов.

– Повезло, что мы и так собирались отплывать, – тихо-тихо сказал Данила старшему напарнику. Уж больно муторно было сидеть без дела на ладье в ожидании неизвестности.

Сперва Молодцову показалось, что его не услышали, но потом собрат по ладье отозвался:


– Это знак богов. Перед отплытием кровь пролили – им дар. Значит, хороший поход будет.

Скорохват не шутил, здесь к таким вещам относились более чем серьёзно.

– Но у нас теперь викинги на хвосте.

– Викинги – что волки. Нападают, если почуют слабость, отступают, если увидят силу.

– Поэтому мы отправились праздновать у всех на виду – показать, что мы не боимся Гуннара, – понял Данила.

– И поэтому ночью уплыли, – продолжил Скорохват, – чтобы Гуннар не успел созвать своих дружков, не заручился поддержкой Асбьёрна и не напал на нас.

– Хэх… прямо политика.

– Ты знаешь греческий? – внезапно спросил Скорохват.

Данила мысленно подпрыгнул. В темноте он не различал лица собрата, но не сомневался, что тот его внимательно разглядывает.

– Да нет, просто слышал слово мудрёное, – прикинулся валенком Молодцов.

– Хм… пусть так.

– Скорохват, – Данила решил ковать железо, пока горячо, – я слышал, как вы говорили с Вуефастом и Путятой. Куда мы дальше поплывём?

– Любопытный ты, – одобрительно заявил старший собрат, – иным отрокам только брюхо набивать да баб щупать, а потом стонут, чего в кошельке пусто. – Южанин вздохнул. – Вуефаст тянул, чтобы плыть на закат, к волоку через Двину, а там в Полоцк, где у него родня. Но в Полоцке сейчас посадниками Владимировы викинги, те, с которыми нынешний князь в вики ходил по молодости в одном хирде. Они там верховодят, в случае чего защиты от них не будет. Рогенда и та уехала из Полоцка в Киев.

– А Рогенда – это кто?

– У, брат, да ты совсем из далёких мест. Рогенда – это дочь полоцкого князя Роговолта. Отца её Владимир со своими викингами убил, а саму в жёны взял. Вроде как старшей женой сделал, она сыновей от него родила. Но, будь она в Полоцке, от неё всё равно мало помощи было бы. Поэтому решили мы идти в Новгород, через два волока в Ловать. Там встанем, товар перегрузим – и дальше на север. В Новгороде стол держит Добрыня – дядя Владимира. Словенин, хоть и руссам присягнул. Да и сами новгородцы дюже нурманов не любят. Путята выбрал правильное время, чтобы отплыть. Долго на волоках ждать не будем, как снег выпадет, перетащим всё – и в путь. Ещё хорошо, что князь Владимир скоро из похода на булгар должен вернуться. Добычу они наверняка знатную привезут. А мы их на одну-две седмицы обгоним и товар по хорошей цене сбудем.

Данила окончательно запутался в этих князьях и посадниках. Если Владимир – внебрачный сын Святослава, а его дядя Добрыня присягнул руссам, которые, получается, та самая Русь в Киеве, то варяги – они кто? Откуда взялись? А этот Фарлаф, он тоже был когда-то князем? Есть и другие князья, присягнувшие Киеву? Кем он приходится Владимиру?

Только задавать такие вопросы Скорохвату – ещё больше на себя подозрения наводить. Молодцов решил сменить тему и поговорить о том, что его давно интересовало: о волоках.

В его представлении волок рисовался эдаким ультрасовременным (для Древней Руси, конечно) устройством, позволяющим переносить корабль на десятки километров из одной реки в другую. Данила так и не понял, как и куда предполагается идти «дальше на север» после того, как выпадет снег, ведь реки же замёрзнут.

– Скорохват, а как устроен волок? – спросил он.

– Чего? Не понял тебя?

– Ну, волок, как он устроен?

– Не понимаю… Волок – это волок.

Тут уж Молодцов растерялся.

– А, понял тебя, хочешь знать, почему там стольные города никто не строит?

– Ну да, – спохватился Данила, – места же богатые.

– Места богатые, с него княжьи приказчики всё равно пошлину собирают. А не строят потому, что воды нет. Сам понимаешь: в мирное время воду ещё подвозить можно, а коли враг нагрянет, то осаду никак держать нельзя. Там великий водораздел проходит, на том месте стоит великий лес, из которого три реки вытекают: Двина, Волга и Днепр. Говорят, раньше там великая гора стояла, то дом был богатыря одного могучего. Когда он почил, то гору велел срыть и гробницу себе выкопать, а когда лёг в неё, то из этого места три реки стали вытекать. Правда это иль нет – не знаю, но места там и впрямь непростые. Ещё бают, что там князья великие киевские Аскольд и Дир от Олега Вещего смерть приняли. Слышал, небось?

– Не, – замотал головой Данила.

– От ты… В те места на Ловать и Оршу и другие реки издревле северный народ дань свою свозил или на торги приезжал. Большие ярмарки тогда начинались. Киевские князья меха скупали и везли продавать в Царьград. Вот на одну такую ярмарку, когда привезли с севера товаров дюже много, Аскольд и Дир приехали. А на суднах были не меха да воск, а варяги Олега. Они по сигналу выскочили да и порубили и князей, и бояр всех. И казну себе взяли, на какую киевляне меха собирались покупать. А потом варяги свои драккары, настоящие боевые корабли, не чета однодеревкам северным, перетащили через волок в Днепр и поплыли к Киеву. Там Олег и поставил на стол Игоря, сына Рюрика. Но виру заплатил за убийство князей, чтобы обиды не было. Вся история. Взаправду так оно случилось иль нет, я не знаю.

– Ну теперь-то мы вряд ли узнаем, как всё на самом деле было. Слушай, Скорохват, я так и не понял, а как мы «Лебёдушку»…

– Чу… на реке, – оборвал южанин.

Данила застыл, пытаясь вглядеться в ночную мглу. Тучи, как назло, затянули всё небо, и не видно было ни зги. Как Скорохват что-то умудрился углядеть?

Вдали трижды пропела выпь.

Скорохват ответил двумя выкриками, да так, что Молодцов едва не оглох на одно ухо.

Вдалеке опять кто-то застонал выпью.

– Иди, передай всем, – как-то без прежнего напряга сказал Скорохват, – Шибрида с Ходинцом вернулись.

И внутри у Молодцова будто струна ослабла.