О темных лордах и магии крови

— Не твое дело! — Дастел ответил устало, раздраженно, зло.

И я вдруг поняла, что они давно разговаривают, а я только сейчас, кажется, проснулась.

— Великолепный лорд Норгаэш Дастел Веридан прикидывается Рикьярном Тарном на всенекроманском балу? Ты прав, не мое дело. Просто момент забавный, не находишь?

И усталый, опустошенный, прозвучавший с какой-то обреченностью ответ Норта:

— Ты поступил бы иначе?

— Естественно. Я, как и все, прикрылся бы личиной эльфа — удобно, комфортно, кодексом бала и чести не возбраняется, дает широкие возможности в поведенческой стратегии. Ты мог представится кем угодно, Норт.

— С «кем угодно» она не пробыла бы и пары минут, ринувшись на поиски Рика. Ты прекрасно знаешь, зачем она вообще пошла на этот бал. Точнее за кем! А так… я смог ее хотя бы обнять.

Секундное молчание ректора, и сказанное ледяным тоном:

— Что во время ритуала обретения магии крови пошло не так, Норт?

Ответом ему было молчание.

— Мне повторить вопрос? — теперь без малейшего намека на насмешку, в голосе главы Некроса зазвучал металл.

Тишина, затем разъяренное:

— Я не знаю, Артан, ритуал прошел практически без отклонений, — высказал Дастел.

Пауза, и издевательское:

— Практически?!

И снова стало тихо. Тихо настолько, что казалось, я слышу дыхание обоих. После Норт произнес:

— Это магия крови. А даже если и Смерти, то ее практически невозможно определить. Специалистов подобного уровня в Армерии трое, двое из них принадлежат к роду Дастел Веридан, третий… Есть способ заставить его молчать и…

— Норт, — мягко, почти ласково прервал его лорд Гаэр-аш, — это не магия крови в том понятии, о котором известно нам с тобой. Риаллин — маг Смерти. Маг настолько сильный, что, не напрягаясь, да и не задумываясь даже, перехватила управление эльфийским замком в Изломе. По-хорошему, следовало бы переправить ее в Темную империю, но мы с тобой оба, как это ни прискорбно, перегрызем глотку любому, кто попытается это «по-хорошему» осуществить.

Дастел промолчал. Лорд Гаэр-аш, мягко, почти бесшумно ступая, обошел, кажется, свой стол, сел, придвинул кресло, затем продолжил:

— У меня есть вполне обоснованные опасения, что кровь Риаллин преподнесет нам еще немало сюрпризов, Норт. Причем крайне неприятных.

— Надейся на лучшее, готовься к худшему? — озвучил Дастел какой-то, видимо, девиз рода.

— Примерно так, — насмешливо подтвердил ректор. И вернулся к прежней теме разговора: — С ее кровью что-то явно не так, в ней не проклятие, как у нас с тобой, в ней магия. Странная магия, Норт, влияющая на мотивацию и поведение носителя, на восприятие Рией окружающего мира, и в особенности — мужчин.

Секундное молчание, и хриплый вопрос Дастела:

— Тадор Шерарн хотел, чтобы его девочка всегда была с ним, оставаясь… девочкой?!

— Кто знает, — задумчиво отозвался лорд Гаэр-аш, — у него были и знания, и способности, и возможности воплотить в реальность эту розовую мечту всех любящих отцов.

Некоторое время в кабинете ректора царила напряженная тишина, затем Норт прямо спросил:

— Что тебя тревожит?

— Два момента, — отозвался лорд Гаэр-аш. — Первый — твоя перестройка, она проходит даже стремительнее моей, радует лишь то, что менее болезненно, надеюсь, так пойдет и дальше. И — Риа. Ты прав, мы справимся практически со всем, но меня безумно, бесконечно и небезосновательно беспокоит одна-единственная мысль: а предугадал ли Тадор Шерарн тот вариант, что Риаллин останется среди людей? Он — и мы уже могли убедиться в этом — был умнейшим вечным, но магия Смерти, Норт… Это было бы логичным, исключительно если Шерарн собирался вернуться к своим, едва Риаллин пройдет посвящение.

И вновь стало тихо. Разве что за окном послышались крики магистра Керона, которому было совершенно плевать, что ночью был бал и никто не спал, он все равно требовал построиться и — «В лес! Живо! Нежить не ждет!». Нежить как раз подождать могла, ей сон не требовался, в отличие от адептов, но профессора такие мелочи не смущали.

Когда крики на улице стихли, Норт спросил:

— Ты предлагаешь оставить Рию в Некросе?

— Я настаиваю на этом, — спокойно подтвердил лорд Гаэр-аш.

Лично я с трудом подавила желание отреагировать на его слова, но молчал и Норт.

— Давай еще раз, — сдерживая раздражение, произнес ректор. — Риа Каро — темная лошадка в прямом смысле этого слова. На ней нет защиты, как некромант — ниже среднего уровня, и по боевке ты ее не натаскал. Она слабейший игрок команды, Норт, и в то же время — первый кандидат на уничтожение в случае, если хоть кто-то узнает о ее способностях. А о них узнают. Поверь моему опыту — узнают. Риаллин выдаст себя сама. Она неопытна, наивна, импульсивна, в довершение к вышеупомянутому — очертя голову бросается на защиту любого из вас. И ей бесполезно что-либо говорить — в критической ситуации Риа мгновенно расставляет приоритеты, и ваши жизни по какому-то проклятому, не поддающемуся моему пониманию принципу для нее важнее ее собственной.

Помедлив секунду, Дастел хрипло переспросил:

— Жизни… нас всех?

И откровенно издевательский смех Гаэр-аша, который, мгновенно оборвав себя, язвительно поинтересовался:

— А ты надеялся на что-то иное?


Ответа не последовало.

И тогда глава Некроса все так же насмешливо произнес:

— Норт, если Риаллин и любит тебя, то вовсе не как женщина, уясни это.

— Звучит странно, не находишь? — зло ответил Дастел.

— Соотнеси с информацией, что мы обсуждали выше, и любые вопросы о странностях отпадут, — холодно произнес лорд Гаэр-аш. А затем добавил: — Есть в вас что-то схожее, Норт, из тебя мы старательно, но не имея знаний и потому не слишком успешно, лепим будущего короля, из нее, используя весь опыт, знания, технологии и даже запрещенную магию, вылепили прекрасную дочь. Идеальную во всех отношениях. Открытую, наивную, искреннюю, любознательную, умненькую, обаятельную и невинную. Умеющую дружить и ценить дружбу, но вот способную любить всепоглощающе и самозабвенно, как женщина любит своего мужчину, — едва ли.

Норт все так же напряженно молчал. И лорд Гаэр-аш тихо произнес:

— В тебе просыпается темный лорд, братишка. Истинный темный лорд. Жуткий собственник, как и все те, в чьих венах огненная кровь.

— Значит, и ты такой, — практически обвинительно высказал Дастел. — И если огонь в твоей крови полыхает сильнее с каждым днем, как и тот, что выжигает сейчас меня изнутри, мне следует ожидать очередной твоей попытки присвоить Рию себе? Так?

Тихая усмешка в ответ, и практически издевательское:

— Ожидать? Попытки? Норт, не глупи, ты прекрасно знаешь — если бы я захотел, она уже была бы моей. Скажу больше, малыш: в момент ее выгорания, когда я начал подмечать то, что не было столь очевидным ранее, соблазн проявить твердость и оставить девочку себе был крайне силен. И существует лишь одна причина, по которой я этого не сделал.

— Какая же? — разъяренно поинтересовался Дастел.

И получил короткий ответ:

— Ты.

Мне показалось, что после этого слова тишина в кабинете стала какой-то оглушительной. Просто оглушительной. Норт молчал, ректор также. И лишь спустя почти минуту, долгую, показавшуюся мне вечностью, лорд Гаэр-аш произнес:

— Ты мой брат, Норт. Единственный из всех кузенов, которого я в принципе воспринимаю действительно как брата. Для меня ты все еще тот маленький, не в меру серьезный малыш, что так радовался каждому моему приезду. Кто действительно искренне был рад мне… Ты и дед — вся моя семья.

Ректор помолчал и добавил:

— Я могу быть темным сколько угодно, Норт, но ты не Рик Тарн, которого я не раздумывая убрал с дороги, ты мой брат, и, если она выберет тебя, я пожелаю вам счастья.





* * *


Едва ли я осмыслила последнюю фразу, вновь медленно проваливаясь в сон. В книгу, которую читала в том сне — об артефакте Кхада. Перелистнув последнюю страницу параграфа, подняла голову и улыбнулась искоса наблюдающему за мной дяде Тадору.

Он сидел напротив, тоже на нагретом солнцем камне, щурился, запрокинув голову, и курил трубку. Свою странную трубку — черную, с черепом, у которого глаза всегда светились темно-зеленым, а дым выходил из раззявленной пасти. Временами мне казалось, что череп, то есть трубка, живой, но она была в руках дяди, и я не боялась.

— Вопросы? — заметив, что я закончила чтение, спросил Тадор.

Я вновь посмотрела на книгу. Вопросов, как ни странно, не было. Обычно они возникали всегда, роились, словно оттесняя от сознания другие, только бы прорваться и быть озвученными, получить ответ… Но не сейчас. У создателя артефакта Кхада была очень грустная история жизни. Гениальный мастер, совершивший сотни открытий, доказавший, что ударная сила артефакта зависит от степени проводимости материала, выдвинувший теорию о наличии своеобразной разумности у родовых, веками подпитывающихся артефактов… он покончил с собой ранним весенним утром, сидя на скамье в собственном саду, под цветущим деревом вишни. Это была официальная версия. Реальная отличалась кардинально — артефактор Кхад был казнен по приказу короля нашего Четвертого королевства за отказ от сотрудничества с короной. Приказ привели в исполнение некроманты из приближенного ко двору рода. Они убили его, затем подняли уже послушное их воле умертвие, и вот оно вскрыло все тайники, попутно убив всех домочадцев и слуг артефактора, а затем изобразило собственное самоубийство под цветущей вишней…

— Ну же, солнышко мое, где вопросы? — поторопил дядя Тадор.

Рядом в реке плеснула огромная рыбина, зеленой листвой зашумел лес, в траве неподалеку пискнула мышь, а следом закричали птенцы тетерева, и почти сразу появилась их встревоженная мать. Проследив за ее взглядом, я увидела змею, которая сейчас очень осторожно, стараясь не привлекать внимание дяди Тадора, отползала обратно в траву. Вообще, это был ее камень, и она любила здесь греться, но очень не любила нас с дядей. С месяц назад эта старая, внушительного размера кобра решила возмутиться нашим вторжением на ее территорию, после чего весь полдень, частично погруженная в стазис, служила учебным пособием для меня. Дядя Тадор лепил из нее и знак бесконечности, и круг, и даже указку, после чего отпустил, выведя из стазиса. Но кобра урок запомнила и теперь старательно избегала встреч.

— Ну здравствуй, ползучая, — насмешливо произнес дядя Тадор, взглянув на кобру.

Та зашипела для порядка, даже капюшон раскрыла, но частично и словно извиняясь, а после уже собиралась исчезнуть, но тут артефактор поднялся, спрыгнул с валуна и, указав на камень, добродушно сказал:

— Давай, иди грей старые кости, нам все равно уходить пора.

Неведомо как понявшая смысл его слов кобра тут же ускоренно поползла на камень, взобралась на него и свернулась под солнцем, блаженно прикрыв глаза. Дядя Тадор, с улыбкой взглянув на нее, направился ко мне, а когда снимал меня с камня, я заметила:

— Она тебя не боится.

— Змея? — переспросил он. — Ей нет смысла меня бояться, я ее не трону, потому что не боюсь. Поняла, о чем я?

Соскользнув на землю, я передала слишком тяжелую для меня книгу дяде Тадору и, едва он взял меня за руку, чтобы вести домой, тихо спросила:

— Король Даграэш Первый приказал убить артефактора Кхада, потому что боялся его?

— Да, Риа, — подтвердил дядя.

— Люди всегда уничтожают то, чего боятся?

— Снова да. — Тадор вел меня вверх по склону, искоса поглядывая.