Ничья его девочка

— Ты… вы возвращаешься?

— Нет. Ты едешь ко мне благодарить и показывать, как ты соскучилась. Ты ведь соскучилась, девочка?

Он застал меня врасплох, я так разнервничалась от этих слов, что у меня задрожали руки.

— Очень…

— Вот и хорошо. Собирайся. Через час за тобой приедет машина.

— А… а что сказать, если Светлана спросит куда?

— Не спросит.

Сказал, как отрезал. И выключил звонок. Он всегда оставлял вот этот болезненный осадок недопонимания и недосказанности, решал, когда прекратить разговор, оборвать, не дав договорить. Ему не важно, что вы думаете, что вы еще не все выразили. Он закончил. Ему дальше не интересно.

И это очень сильно злило… но сейчас я предвкушала нашу встречу и с остервенением собирала сумку. Уже сидя в машине я смотрела на окна, отъезжая от дома. Светлана и правда не спросила куда мы едем. Она лишь смотрела вслед отъезжающей машине и в этот момент мне стало ужасно ее жаль, но лишь на мгновения. Потому что, если все так плохо она могла бы уйти от Барского. Освободить его от себя. Ведь надо быть совершенно слепой, чтобы не понимать — он уже давно не любит ее. Все кончено. Где гордость и где самоуважение?

Как легко говорить об этом, будучи восемнадцатилетней девочкой, у которой вся жизнь впереди и которая ни черта в ней еще не понимает. Я прилетела в другой город на самолете, потом меня снова забрала машина.

Пока ехала рассматривала улицы и дома, гадая куда именно меня везут. Вначале представила себе гостиничный номер, потом отмела его и представила дом. Как Барский выходит на порог чтобы встретить меня. Но вместо этого «Лексус» с затемненными окнами несся по центру города мимо высотных зданий и затормозил у одного из них. Меня завели с заднего входа, сопроводили на лифте наверх. Тяжело дыша я вошла в один из кабинетов, уверенная, что там меня ждут, но… вместо этого меня ждала коробка конфет, бокал вина и… совершенно пустое помещение с включенным телевизором, где на экране я увидела Захара. Н что-то говорил в полной зале людей, с направленными на него микрофонами. Видимо это какая-то пресс-конференция. От политики я была более чем далека. И я не вникала, что именно он говорит… не вникала в те вопросы, что ему задают. Я смотрела только на его лицо. И мне кажется, что его глаза способны завораживать собеседнике своей силой и мощью, создавая ощущение его непреодолимой власти и затаенной опасности. Строгие черты лица, твердый подбородок, бешеная харизма при каждом слове и взмахе руки и его глаза… самым главным рычагом манипуляции вашим сознанием были его ледяные, светлые до невозможности голубые глаза.

Такой далекий там, на экране, в неизменном костюме, элегантный, шикарный, недосягаемый. Кажется, мне до него никогда было не дотянуться. Девчонке с улицы… до мэра города, который имел так много влияния, что мне иногда казалось он намного больше, чем видят другие.

Потянулась к конфетам на столе, стащила несколько и с упоением съела. Судя по всему, там начался перерыв, и я увидела, как Барский выходит из залы в сопровождении охраны. Значит скоро приедет ко мне.

Но это было слишком скоро. Всего лишь через пару минут распахнулась дверь, и он вошел в кабинет, закрыл ее за собой и посмотрел на меня своим тяжелым взглядом. Я вскочила с кресла и бросилась навстречу, но он удержал на вытянутой руке. Несколько секунд рассматривал меня своим обжигающе страшным взглядом, горящим то ли похотью, то ли безумием, опаляющим мне самой нервы, а потом надавил мне на плечи, заставляя опустится на колени.

— Я научу тебя благодарить меня и показывать, как ты скучала.

Прежде чем я успела что-то сказать всю меня обуял страх и дикий трепет. Пальцы Барского расстегнули пряжку ремня, дернули молнию вниз.

Это было нечто вводящее в ступор. Я невольно зажмурилась и тут же заставила себя открыть глаза. Я ведь хочу быть для него сексуальной, желанной и лучше всех тех… его девок. И оказалось, что все мои представления о сексе были розовыми мечтами и радужными рисунками юной девственницы.

Вот он настоящий и взрослый секс, когда мужской член увитый толстыми жгутами вен покачивается у моего лица с блестящей влажной головкой и… таких размеров. что мне вдруг стало страшно, что вот ЭТО поместилось внутри меня.

Вспомнились романтическо-откровенные книжки и эротические фильмы, просмотренные украдкой, но это не имело с ними ничего общего. Я не знала, как и что с этим делать. Но от меня ничего и не ждали, сильная рука Барского обхватила ствол члена, а вторая легла мне на затылок.

— Открой рот, Есения.

Я послушно приоткрыла и вздрогнула, когда его плоть скользнула вглубь. Я обхватила на голых инстинктах руками его плоть, но Барский отбросил мою ладонь и закатив глаза толкнулся вперед. Не то чтобы мне было неприятно, но и ничего приятного я не испытывала… кроме триумфа, что я с ним и ублажаю ЕГО. Эйфория нескольких секунд. Иллюзия власти, попытки что-то сделать. Лизнуть, обвести языком, причмокнуть губами. Но меня быстро этой иллюзии лишили.

Его руки взяли меня за голову и член скользнул глубоко к горлу, заставляя задохнуться и инстинктивно подавиться. Попытаться дернуться назад, но хватка была стальной, а толчки все резче и резче. У меня из глаз брызнули слезы, потекли по щекам, дыхание вырывалось с носа, и я страшно давилась этим поршнем, насилующим мой рот. Заболели скулы и никакой надежды на освобождение не осталось, воспоминания о первой ночи улетучились, и вся романтика разбилась вдребезги. Сильные пальцы Барского вцепились мне в волосы, и он ускорил свои толчки не обращая внимания, что я царапаю его бедра, хватаясь за ремень. Внезапно он отстранился и рыча, и содрогаясь излился мне на грудь, прямо на платье, быстро двигая ладонью по дрожащему стволу мокрого от моей слюны члена. А я все еще давлюсь и кашляю и сквозь слезы не вижу ничего кроме этого монстра, извергающегося на меня.

Барский рывком поднял меня с колен и какое-то время смотрел мне в зарёванные глаза.

— Я тоже дико скучал.

Накрыл мой опухший рот своими губами, осыпал поцелуями лицо и тихо шепнул на ухо.

— Смой грим и выбрось платье. Я скоро вернусь. — вытер потекшие дорожки под моими глазами и усмехнулся, — моя девочка.

И меня как хлыстом по спине ударили, протянув жгут между лопатками. А ведь ему все это нравится. Мои слезы, моя покорность. Он пожирает каждую мою эмоцию и кайфует от них.

Он ушел. И скоро появился снова на телеэкране. А я сдернула с себя грязное платье и выкинула его в ведро, смыла в туалете его семя, умылась. И долго смотрела себе в глаза.

Ну что, Сенька? Об этом ты мечтала? Чтоб тебя трахали как последнюю… чтоб он делал с тобой что хочет? Такой ты рисовала себе любовь?

Барский вернулся спустя несколько часов и его чувственные губы растянулись в довольной улыбке, когда он увидел меня в одном нижнем белье. Закрыл за собой дверь и подошел ко мне тяжелой поступью. Расстегнул лифчик и не торопясь снял его. Отбросил в сторону. Стянул трусики вниз и подождал пока я через них переступлю. Очертил линии едва заметных шрамов после ударов ремня и встал в полный рост.

Теперь он никуда не торопился. Этот безумно красивый и опасный хищник, человек полный контрастов находился рядом со мной и вальяжно рассматривал свою трепещущую добычу. Он трогал мою спину, очерчивая линию позвоночника. Гладил мои ребра, вызывая мурашки на коже.

Потом стал позади меня и покрыл поцелуями мои лопатки, а через секунду я ощутила, как кожи касается что-то холодное. Барский надел мне на шею колье, усыпанное драгоценными камнями, оно легло петлей между моих грудей, царапая кожу и заставляя соски невыносимо сжаться.

— Ни один бриллиант не сравнится с твоей красотой, девочка. Ни одна драгоценность не достойна сиять на тебе.

— Одень меня в свою любовь

Развернул к себе и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Давай не будем говорить о том, чего не существует в природе по отношению одного существа к другому. Есть голод и жажда… потребность… Ты и я испытываем эту потребность в друг друге.

От звука хриплого голоса по телу прошла волна кипятка. Обостряя все чувства, заставляя моментально почувствовать, как воспламеняется все тело и забывается, что пару часов назад он насиловал мой рот и рычал как дикий зверь.


Взглянула в глаза Захара и вздрогнула, увидев там обещание, что зверя я еще увижу и не раз… И голод. Он пришел утолить его со мной, второй раз и теперь уже не бросаясь на меня, а заставляя дрожать от одного взгляда. Стало трудно дышать. Я уже знала, что он может мне дать и жаждала его ласки везде. Теперь моя страсть к нему была осознанной.

И тело наполняется болью от желания, потому что я на пределе только от осознания, что я с ним. И сомнения становятся совершенно незначимыми.

Руки Захара скользят по моей груди, трогая соски, растирая их пальцами, он наклоняется и повторяет каждое касание губами, вызывая во мне шквал дикого безумия. Подхватил за талию и усадил на стол как в наш первый раз, сжимая мои бедра, раздвигая собой колени и становясь между ними. Сдергивает с себя пиджак, и я лихорадочно помогаю ему раздеться, мои пальцы расстегивают его рубашку, распахивая полы и я судорожно выдыхаю, когда ладони касаются его груди, поглаживая кубики пресса. Я заворожена красотой его тела, дьявольской полоской волос, убегающей от пупка за ремень штанов. Посмотрела ему в глаза и нагло дернула ремень, а зрачки Захара расширились, приглашая меня продолжить. А мне вдруг невыносимо захотелось оставить на его коже следы, и я силой надавила ногтями на его кожу, стиснул челюсти и подался вперед, давая мне делать то что я хочу… и я надавила повела вниз, раздирая кожу, оставляя кровавые полосы. Ладонь Барского легла мне на горло, и он зарычав толкнул меня назад, опрокидывая спиной на стол. Рывком мои ноги в стороны, одну себе на плечо и удерживая за лодыжку, скользнул пальцами в меня. Мы застонали оба и он выдохнул, усмехаясь так пошло, так порочно.

— Мокрая насквозь развратная девочка… понравилось, м? Понравилось делать мне больно? Словила свой кайф?

И его слова только подхлестывают мою бешеную жажду и голод, как будто он колет меня острыми ножами. Только его хриплый и властный голос, а я чувствую, как первые волны того самого мощного… того, что только с ним взрывается во мне… окатывают все мое обнаженное тело.



Открыла рот в громком крике, когда заполнил меня собой. Быстро и неотвратимо. Затуманенным взглядом посмотрела ему в лицо и сошла с ума еще больше. И тут же начал двигаться вышибая искры из моих глаз неожиданной невыносимостью и первым желанием вырваться, а потом ошарашенной этим бешеным трением пробуждающим нечто темное и страшное изнутри, пугающе огромное и сильное.

Растягивает меня до боли, вбиваясь на всю длину и давая прочувствовать ту мощь, сто я ощутила во рту теперь уже внутри. Выходит полностью и снова врывается до предела. И мне кажется я чувствую стенками лона каждую его вздувшуюся вену и рельеф плоти.

Его животная страсть и звериный голод сводят с ума, а потом я чувствую, как пальцы раздвигают мою плоть, надавливая на клитор, сжимая, растирая, усиливая то самое пугающе сильное нарастающее внутри, закручивающееся спиралью внизу живота. Оно накрывает меня неожиданно заставляя распаънуть в изумлении глаза и закричать, выгибаясь, непроизвольно двигаясь навстречу его толчкам, сильно сжимая мощь внутри себя и хватая губами раскаленный воздух. Наслаждение не просто острое, оно ослепительное, мощное, как ядерный взрыв. Меня трясет я мечусь под ним, мокрая от пота, орущая и извивающаяся. Зажатая его руками и рассекаемая непрекращающимися ударами бедер. Пока не дернул меня к себе, вонзаясь еще глубже и взвывая в унисон мне, содрогаясь внутри со стоном, от которого меня подбрасывает еще одной волной удовольствия.





* * *


Он поселил меня в квартире. Снял для меня огромные хоромы, куда прибегал несколько раз в день. Или вдруг присылал за мной машину, и я ехала к нему за несколько километров, чтобы меня быстро и безжалостно отымели прямо у двери, или в туалете, или на лестнице и отправили обратно домой. Я была невыносимо счастлива в эти дни, но омрачало это счастье только одно — мы никуда не выходили вместе. Захар приезжал ко мне, ужинал со мной, мы могли вместе смотреть фильмы или до утра заниматься любовью, но чаще я просто ждала его приезда или когда он пришлет за мной машину.

За это короткое время я была осыпана дорогими подарками, бижутерией, украшениями и новыми шмотками. Барский открыл для меня кредитную карту и вручил мне в руки со словами «моя девочка может ни в чем себе не отказывать».

А мне ничего не было нужно… Нет, я конечно балдела от красивых вещей, сходила с ума от подарков, а потом… потом все это вдруг начало терять свою ценность мне хотелось, чтобы его в моей жизни было больше. И мне было уже все равно на подарки я бы отдала их все, за то, чтобы чувствовать его ласки, его губы на своем теле и просыпаться с ним в одной постели. Отдала бы хотя бы за одно слово любви… а он никогда их не произносил. Максимум на что был способен это «я соскучился» или «я хочу тебя сейчас». А я наивно верила, что это и есть проявление любви просто он не знает, как она называется. Мы часто верим в то, во что хочется, дорисовывая неполные картинки, созданные в собственном воображении. Делая художественными самые примитивные чертежи. Я оказалась для всего лишь Барского чертежом, а он для меня шедевром мирового искусства.

Но я перестала быть никем. Захар поднял меня и возвысил до себя, дал ощущение высоты. Теперь я была его любовницей, его женщиной, его девочкой. Я спала по ночам у него на груди, в нашей временной квартире, я приносила ему завтрак рано утром, провожала его к двери и ждала целый день напролет.

И ни одна мерзкая мысль не тревожила мой разум… я не думала, что с этой высоты я упаду и раскрошу себе все кости, что от меня даже мокрого места не останется.

Но я слишком его любила той первой и светлой любовью, когда не видишь ничего ослепленная страстью и восхищением. Захар меня баловал как ребенка и сам же толкал в бездну отчаяния. То высокомерно холодный, то нежный как растопленный мед. То позволял мне невозможно много, то запрещал почти все. Он учил меня плотской любви, и я была ненасытной и жадной до удовольствий ученицей. Я ощущала в постели свою власть над ним. Я научилась ее использовать против него. Хватая на лету как можно манипулировать этим жутким деспотом одним лишь взмахом ресниц и парой расстегнутых пуговок на блузке.

Или заставить ревновать к охраннику, а потом задыхаться и кричать от бешеного натиска и утверждения его прав над моим телом. Захар показал мне кто я на самом деле и какой могу быть с ним. Развратной, порочной или утонченной и нежной. Я училась быть для него разной. Всего лишь за какой-то месяц вдали от всех… месяц в который я жила в снятой квартире и наслаждалась своим искусственным и ворованным счастьем.

Я любила его любым и нежным, и озверевшим от похоти. Причиняющим боль и оставляющим синяки на моем теле. Я отдавала ему каждый крик, слезы и тихие мольбы прекратить или хриплый шепот не останавливаться. Он учил меня наслаждаться сексом. И это было сумасводяще понимать собственную значимость для него.

Я научилась его соблазнять и провоцировать, научилась манипулировать им как мужчиной. Во мне жил жадный маленький демон. Которого он же и разбудил, и этот демон использовал малейший шанс раздраконить самого Дьявола и пробудить в нем жажду разорвать меня на части самым примитивным способом.

Я научилась играть так как он хотел, научилась быть его жертвой и добычей, покорной лишь для видимости, а на самом деле постоянно провоцирующей его на погоню.

Я обожала его дразнить. Особенно наслаждаться его чувством собственничества и бешеной ревностью.

— Ты кокетничала с ним. Я видел. Нравится молодое тело? Хочешь помоложе?

Надвигаясь на меня глыбой и сверкая глазами.

— А что… считаешь себя старым? Комплексы и низкая самооценка? Мрэет психолога возьмешь?

— Сучка!

Хватает за волосы и дергает к себе, заглядывая в глаза.

— Чего ты хочешь? Чтоб я уволил их всех только за то, что смотрят на тебя?

— Ты чокнутый маньяк… на меня никто не смотрит и я не на кого не смотрю… Если б смотрела уже давно бы..

— Что?

Приподнимает за волосы, и я стону от боли и возбуждения его дикими эмоциями.

— Давно бы уже трахалась с кем-то другим.

Разворачивает спиной к себе, плашмя толкает на спинку стула, сдирает трусики, и он уже во мне. Оба доведенные до крайности.

Мне нравилось знать, что он звереет от страсти и ревности, что хочет именно меня, а не своих шлюх-блогерш, моделей. Все эти дни он был целиком и полностью моим.

Все прекратилось неожиданно быстро и невыносимо резко. До истерики невыносимо, до желания перегрызть себе вены зубами и мгновенно истечь кровью. Он просто исчез. Не приехал после работы, не ответил ни на один звонок. Я ждала больше суток. Я превратилась в оголенный, истерзанный истерикой комок нервов. Мне ничего не говорила его охрана, не отвечал на вопросы проклятый плебей Костя. Я металась в четырех стенах с черными кругами под глазами, обессиленная голодом и изнывающая от неизвестности. Вначале я, идиотка, боялась, что с ним что-то случилось, потом думала, что, наверное, я во всем виновата и что-то сделала не так.

Я оставляла ему тысячу сообщений, слала смски. Но меня видимо заблокировали. Через три дня я была похожа на свою собственную тень, на какое-то подобие себя самой. Металась по квартире, то лежала на диване и щелкала пультом от телевизора переключая каналы. Пока вдруг не застыла на несколько секунд и не ощутила, как боль впивается мне в затылок, сдавливает его, нажимает мне на мозг и расползается шипованной паутиной под кожу, чтобы сдавить мне сердце.